Комедии

Гувернантка противная!

Входят З и н а и Р а я.

З и н а. Вот, познакомьтесь. Вы не стесняйтесь: беда у вас одинаковая. Только Рая поумней: решила от беды избавиться.

М а н я. Это правда?

Р а я. Да. А вы?

М а н я. Я — нет. Я не понимаю женщин, которые отказываются от детей. Что их толкает? Крайняя нужда? Легкомыслие? Трусость?

З и н а. Что ты, что ты! Нельзя же сейчас иметь ребенка!

М а н я. А когда можно? Когда я обзаведусь квартирой, обстановкой, няньками? Да? В сорок лет? Тогда в придачу к мебели и дети разрешаются? Спокойно, буржуазно и пакостно. Бояться иметь ребенка — значит не верить в будущее, не верить в нашу жизнь… Погубить самое дорогое, милое, радостное…

Рая обнимает Маню.

Р а я. Верно, верно!.. Все правда…

З и н а. Новое дело!

Р а я. Я сама часто так думала… И вдруг вы… так верно, так хорошо это сказали… Я тоже хочу ребенка.

М а н я (смущенно). Погодите… Я вовсе не думала, что мои слова так сильно повлияют. Может быть, у нас разные условия, обстоятельства…

Р а я. Вы замужем?

М а н я. Н-нет!

Р а я. Я тоже нет.

М а н я. Дорогая, все-таки мое положение гораздо легче.

Р а я. Чем же?

М а н я. Легче, поверьте на слово. Вы напрасно меня слушали.

Р а я. Нет-нет! Вы замечательно говорили. Я решила.

З и н а. А твои родители? Как же так?

Р а я (Мане). Можно с вами подружиться?

М а н я. Я очень рада. Приезжайте ко мне непременно.

Рукопожатие. Р а я уходит. Зина идет за ней.

З и н а. Ничего не понимаю! (Уходит.)

С е н е ч к а (за углом). Моя биография началась кляксой! (Шатаясь, уходит.)

Входит К о с т я с чертежом. Кладет его на стол. Маня и Костя рассматривают план. Их руки и головы постепенно сближаются.

К о с т я. Маня, видишь, отсюда и поведем дорогу… От станции, так, мимо вашей дачи, вот так, лесом… Здесь будет мост, потом так, сюда, через деревню, и прямо в совхоз.

М а н я. Мне это Федор Федорович рассказывал.

К о с т я. Опять?

М а н я. Что — опять?

К о с т я. Нет-нет, пожалуйста. Абсолютная свобода, полное доверие, никакого мещанства. Мы должны изживать предрассудки. Но как ты ему позволяешь руку целовать? Ведь это…

М а н я. Что — это?

К о с т я. Это негигиенично! Пошло и феодально. Маня, я не знаю, чего мы ждем. (Садится рядом и обнимает ее.)

Входит Я к о в.

Я к о в. Позвольте пройти.

М а н я. Юсуф, Яша, идите сюда.

Я к о в. Не пойду. Вы обнимаетесь, а мне что? Я с вами стесняюсь: все равно, как трезвый в компании.

М а н я. Яша, советуйте: выходить мне за него?

Я к о в. Пожалуйста, выходите. От своего имени прошу. Он мне прямо надоел. Выходите за него — сделайте мое счастье.

К о с т я. Я предлагаю сегодня же информировать твоих родителей и завтра расписаться.

Я к о в. Не так. Лучше сегодня расписаться, а завтра информировать. Намного вернее. А свадьбу делать — к нам, на Кавказ. Всего три тысячи километров. Там фаэтон возьмем. У лошадей в гривах гортензии. На хомутах — гортензии… Жениху волосы завьем. Баран будешь, совсем баран. Тебе можно и не завивать. Кефалику поджарим. Кефалику кушали? Нет? Значит, вы всю жизнь ничего не кушали. Вина возьмем немного — ведро красного, немного — ведро белого. А потом молодых провожать. Ночью. С факелами пойдем. С музыкой. Большой оркестр сделаем. Зурна, барабан, флейта… Оглянешься кругом: море синее, горы зеленые, природы много!.. Только ее не видно, потому что ночь. Ничего не видно. Одни собаки лают, и на душе хорошо. Поехали на Кавказ. Иди бери билеты.

М а н я. Яков, вы хороший человек.

Я к о в. А то нет? Очень хороший.

М а н я. Костя, зови отца. Будет ругаться — не обращай внимания.

К о с т я (подходит к окну). Сергей Петрович… Понимаешь, волнуюсь.

Я к о в. Ты волнуешься — понимаю, но чего я волнуюсь — не понимаю.

Из дачи выходит С е р г е й П е т р о в и ч. С другой стороны появляется С е н е ч к а. Он крайне возбужден и, может быть, не совсем трезв. В руке бутылка вина.

К а р а у л о в. Кто меня звал?

С е н е ч к а. Я звал! (Смаху ставит бутылку на стол.) Всех зову! Веселитесь на гражданской панихиде по Семене Перчаткине. Он прыгнул с аэроплана… Прыгнул на свою голову, но парашют (указывает на Маню) красивый, но лживый, парашют оказался гнилой!.. Гнилой!.. И разбился Сенечка в мелкую крошку. Перед вами, стоит доблестный покойник.

Я к о в. Это от жары. Прикройте голову, товарищ.

С е н е ч к а. Молчи, кавказский пленник.

К а р а у л о в. Собственно, вы зачем опять здесь?

С е н е ч к а. Не того го́ните. Поздно го́ните. Не укараулили, гражданин Караулов.

М а н я. Сенечка, что с вами? Где вы были?

С е н е ч к а. Я за углом был. Мария Сергеевна, я вас любил без нахальства, вежливо, как Данте свою Петрарку. И слышал этими ушами: «Сенечка, вы мне нравитесь»… Зачем? Прощайте… И если у вас родится девочка, не учите ее лгать!

Общее смятение. Яков и Костя хватают Сенечку за плечи.

К а р а у л о в. Какая девочка?

М а н я. Глупости. И вы поверили!

Входит З и н а.

С е н е ч к а (Зине). Гражданка, приблизьтесь. Отвечайте, как на бывшем страшном суде. Будет маленький или нет? Я все знаю. Каждое слово могу повторить.

З и н а. Маня, милая, что же это? Честное слово, я никому не рассказывала!

Костя и Яков отходят от Сенечки.

С е н е ч к а. Будет маленький или нет?

Зина плачет.

Что? Соврал? Папаша, вы меня оскорбляли, а выходит, не я Карузо, другой оказался Карузой. (Уходит.)

З и н а. Маня, откуда он узнал? Я не виновата. Ой!..

Маня ее отталкивает. З и н а убегает. Караулов стоит в оцепенении.

М а н я (подбегает к отцу). Папа, я тебе все расскажу. Но это только смешно…

К а р а у л о в. Смешно?! Тебе смешно? Прочь! Прочь! (Шатаясь, уходит в дом.)

Я к о в. Пять минут тому назад все было хорошо, и вдруг все испортилось. Костя, я тебе друг, понимаешь? Но я сам ничего не понимаю. (Уходит.)

Маня стоит, прислонившись к террасе. Костя медленно подходит и смотрит на Маню, как бы не узнавая.

М а н я. Я не думала, что на отца это так сильно подействует.

К о с т я. Неужели? Не верю!.. Ведь он сказал про тебя гнусность!

М а н я. Почему гнусность?

К о с т я. Значит, правда?

М а н я (настороженно, вызывающе). А если да? Разве от этого что-нибудь меняется? Мы оба новые люди…

К о с т я. Оба? Нет, я никаких пакостей не делал. А ты… Ты же говорила, что меня… для меня… за меня… А-а-а!

М а н я. Да, я тебя люблю.

К о с т я. И после этого… Нет, не после, а еще до этого с каким-то негодяем, бандитом! А-а-а!

М а н я. Чем же он негодяй?

К о с т я. А тем, что мерзавец… Кто он?

М а н я. Ты хочешь знать его происхождение или профессию?

К о с т я. Я убить его хочу!

М а н я. Неужели я в тебе ошиблась?

К о с т я. Ты — во мне? Она еще смеет во мне ошибаться! Н-н-наглая женщина! (Бежит, зажав голову кулаками.)

Сбоку появляется Я к о в, перехватывает его и уводит.

Я к о в. Немного волнуется. Ничего, он уже взял себя в руки.

М а н я (зовет). Костя! Костя! (Топает ногой.) Ах, так? Очень хорошо. (Кричит вслед.) Новый человек! Студент третьей гильдии. (Убегает в дом.)

Оттуда сейчас же появляется К а р а у л о в, с головой, обмотанной полотенцем.

К а р а у л о в (оборачивается, Мане). Видеть тебя не хочу, паршивая девчонка! Ведь меня только случайно паралич не разбил. Зато твою мамашу разобьет, честное слово, разобьет! Ну, как я ей скажу? (Оборачивается и видит возвращающуюся с сумкой в руках Ольгу Павловну.) Ой!..

О л ь г а П а в л о в н а. Зачем ты голову замотал? Разве сегодня жарко?

К а р а у л о в. Да, было жарко.

О л ь г а П а в л о в н а. А я как-то не заметила.

К а р а у л о в. Погоди, заметишь. Ты присядь.

Ольга Павловна не садясь выкладывает на стоп мелкие покупки.

(В сторону.) Надо начать издали. Оля! Помнишь, была такая страна — Спарта?

О л ь г а П а в л о в н а. Простокваши хочешь?

К а р а у л о в. Я очень важное тебе говорю. Была такая страна Спарта.

О л ь г а П а в л о в н а. Ну и бог с ней.

К а р а у л о в. Ты слушай. Дальше будет интересно. И в этой Спарте находилась высокая скала. И с нее молодежь сбрасывали.

О л ь г а П а в л о в н а. Хулиганов, что ли?

К а р а у л о в. Да нет. Поголовно всех подростков.

О л ь г а П а в л о в н а. Тоже строгости были.

К а р а у л о в. И делали это для того, чтобы они умели переносить всякие неприятности. Скинут парнишку раза два-три — он из-под скалы человеком и выйдет. Понимаешь; приучали к потрясениям. Зато они потом все сносили. Скажи такому спартанцу: «У вашей дочери Мани будет… одна неприятность», — он и не поморщится: «Хоть две».

О л ь г а П а в л о в н а. Ну?

К а р а у л о в. И ты должна этим спартанцам подражать.

О л ь г а П а в л о в н а. Что же мне, с горы прыгать? Глупеешь ты летом. Ближе к делу, говори.

К а р а у л о в. Ох! Перехожу ближе: возьмем Францию. Казалось бы, цветущая страна. А у них неувязка… детей мало.

О л ь г а П а в л о в н а. И хорошо: озорства меньше.

К а р а у л о в. Да ведь нация погибает! Ведь несчастные француженки этому… верховному существу молебны служат, чтобы он им детей послал. А мы не ценим.

О л ь г а П а в л о в н а. Чего не ценим?

К а р а у л о в. Детей, детей. Я хотя и не француз, но хочу, чтобы у нас был ребеночек.

О л ь г а П а в л о в н а. У нас? Глупеешь ты летом.

К а р а у л о в. Да нет, вот если бы Маня внучонка подарила.

О л ь г а П а в л о в н а. Когда она еще замуж выйдет. Этого долго ждать.

К а р а у л о в. Недолго, ей-богу, недолго. Ты сядь.

О л ь г а П а в л о в н а. Сватаются? Кто?

К а р а у л о в. Не то что бы сватались, а вроде. Ты сядь. Приготовься к большой… радости. (Снимает с головы полотенце.) Она сама сказала. Одним словом… у Мани будет ребенок.

У Ольги Павловны подкашиваются ноги, она садится на лавочку.

Я говорил: сядь. (Прикладывает ей к голове полотенце.)

О л ь г а П а в л о в н а. У Мани? Какой ребенок?

К а р а у л о в. Ну, маленький.

О л ь г а П а в л о в н а. От кого ребенок?

К а р а у л о в. Подробности не знаю.

Ольга Павловна поникает.

Ничего-ничего, дыши воздухом. Вспоминай спартанцев.

О л ь г а П а в л о в н а. Маня! Где она? Ноги не идут. Маня!

Из дома выходит М а н я. Обе женщины бегут друг к другу и обнимаются. Ольга Павловна плачет.

Манюша, родная моя!

М а н я. Мама… Ты слыхала? Это же вздор, курьез… Ну, разве можно так волноваться из-за пустяков?

О л ь г а П а в л о в н а (отстраняясь). Из-за пустяков? Это пустяки?! У матери ноги отнялись, а она… она разговаривает, улыбается. Порядочная девушка горем была бы убита, топиться побежала бы, чтоб только родителей не огорчить. Ведь беда, беда у тебя!

М а н я. Никакой беды нет и не было.

О л ь г а П а в л о в н а. Молчи! Не смей говорить циничностей!

М а н я. Ах, так? Ничего от меня не услышите. (Идет к даче.)

О л ь г а П а в л о в н а (Караулову). И ты терпишь?

К а р а у л о в (идет за дочерью, кричит). Машка, не дерзи!

М а н я (оборачиваясь). Что-о-о?

К а р а у л о в (отходя к Ольге Павловне). Боюсь я ее…

М а н я ушла. Караулов и Ольга Павловна садятся рядом.