Дело о пропавшем векселе, выписанном на предъявителя

Струмилов. Василий Васильевич, вот — как просили!

Шилов. Спасибо, Иван Егорович, спасибо…

Струмилов. Я вот для Екатерины Дмитриевны вина подыскал… (проходит к поставцу и начинает выкладывать на него кульки и выставлять бутылки) «Сотерн» и «Абрау», на выбор… Конфект ещё… В ассортименте… (Лепехиной, гордо) Есть из «Елисеевского»! Перед самым нашим отплытием на поезде доставлены!

Лепехина. Большое спасибо, Иван Егорович! Попробую непременно…

Струмилов. Всегда рад услужить-с, Екатерина Дмитриевна! (Шилову) Если что-то понадобиться, отправьте подвахтенного… У меня в буфете Хохлов один не справится!

Обозначив поклон, Струмилов вышел, прикрыв дверь.

Русов. Василий Васильевич, а у какой ветви Шаховских ваши предки в зависимости были?

Шилов. А я, если честно — и не знаю… Знаю, что Владимирской губернии… А вы, Ваше Сиятельство, что же — Шаховских кого знаете?

Русов. (уклончиво) Род древний, обширный… Нет, из Владимирской губернии — никого!

Лепехин. Никто уже не считает князей на Руси… Продолжим?

Шилов, Лепехин, Русов и Савельев играют в вист. Лепехина проигрывает какие-то этюды на пианино.

Неожиданно, громко грянул хлопок револьверного выстрела. Осколки стекла мелко задребезжали, осыпаясь из оконной рамы. Ваза с «волчьими бобами» раскололась надвое, выбросив из себя брызги мутной воды. Стебли неряшливо упали на пол.

За окном раздался грозный рык вахмистра Корчагина. Послышались глухие удары и громкая брань. Все мужчины, кроме князя Русова, придерживающего испуганную Екатерину Дмитриевну выбежали из салона на палубу. Послышались невнятные возгласы и шум борьбы.

В салон ввалились растрёпанный Лепехин, за ним следом Шилов с дрянным льежским браунингом, который он удерживал за ствол перебирая пальцами, Савельев с вахмистром втолкнули согнутого, с заломленной назад рукой нижнего чина караульной команды.

Корчагин. Вот же-ж паскудник! Всё рыло тебе в кровь… Черпак в переносицу! На тебе валета! Бьет кулаком согнутому солдату в ухо. Сгною!

Шилов. Спокойно, вахмистр… Остыньте!

Лепехин. (садясь в кресло) Господин вахмистр! Давайте всё же прежде выслушаем «стрелка»! Право же, выбить ему зубы всегда успеете!

Корчагин. Как изволите, Ваше Сиятельство! (солдату) Смирно встань, сволочь! Вот я тебе… Говори сейчас же Их Сиятельству — в кого стрелял!?

В кают-кампанию с грохотом и ветром распахнутой рывком двери ворвался в не застёгнутом кителе без фуражки с табельным Смит-Вессоном в правой дрожащей руке подпоручик Одернú. За его спиной в проёме двери маячили две фигуры нижних чинов с винтовками.

Одернú. Ситин! С-сволочь! Смирна-а-а! (всем присутствующим) Кто стрелял!?

Корчагин. (встряхивая обмякшего Ситина) Он!

Одернú хуком послал свой изящный кулачок в челюсть Ситина, однако солдат дёрнул головой и удар пришёлся в передние зубы. Ситин съехал вниз по рукам вахмистра, потеряв сознание. Одернú смешно затряс ушибленной рукой.

Одернú. (сквозь зубы) С-сволочь! Хлебоволец несчастный…

Лепехин. Позвольте, поручик! Он что же у Вас, из анархистов будет?

Одернú. Так точно-с. Из сочувствующих. В прошлом году к нам переведён из Томской музыкальной роты после дела о растлении нижних чинов хлебовольцем Лебедевым. Под негласным надзором. (конвойным у двери) В каюту его! Сейчас до стоянки — там в карцер на «Парашу» переведём!

Корчагин. (удерживая беспамятного Ситина левой рукой и правой неловко пытаясь достать револьвер из кобуры) Э нет, господа хорошие! Он мой!

Одернú. (вздёргиваясь) Это юрисдикция стражи!

Корчагин. (не сумев высвободить револьвер потянулся за саблей) Это дело жандармерии! Он стрелял в подконвойного! Я лично от чиновника по особым поручениям… (увидел появившегося за спинами конвойных Страхова и ухмыльнулся) Это дело на нас!

Одернú. (конвойным) Патрон дослать! Ружья на прицел!

Конвойные переглядываясь неохотно начали поднимать винтовки.

Корчагин. (выхватив наконец свою драгунскую саблю) Пётр Силантьевич, охолони-ка крупу! Это государево дело!

Страхов (выхватив револьвер и саблю уперся ими в спины конвойных). Это мы сей момент, Сергей Иннокентьевич! Ружья брось! Кому сказал!

Шилов и Савельев. Господа, господа!

Одернú. (упираясь животом в острие сабли Корчагина и направив ему в лицо револьвер, срывающимся криком) Шашку долой!

Корчагин (невозмутимо ухмыляясь и угрожающе проворачивая саблю). Поручик! Это же сабля!

Одернú. (недоумённо, переведя взгляд вниз) А!?

Корчагин. (подавшись вперёд и ударив гардой в челюсть Одернú) Получай!

Одернú упал и откатился к двери.

Корчагин. (всем присутствующим) Я перед губернатором за князя ответ держу! А он перед Сенатом… Мне всё можно!

Шилов, Савельев и Лепехина. Господа, господа, господа!

Одернú. (с рассечённой левой частью лица, лежа на боку, пытаясь прицелится в Корчагина дрожащей рукой) А я тебя…

Страхов. (смешавшимся конвойным) Не балуй!

В разбитое выстрелом окно просовывается сопло брандспойта. Со свистом и рёвом струя воды сметает Корчагина и прижимает его сверху на застрявшего в дверях Одернú. Страхова и конвойных солдат уносит к лееру. Там у них подбежавшие матросы начинают выкручивать из рук оружие. Шилов, подскочив к Корчагину и Одернú отбросил саблю, наступил на кисть со Смит-Вессоном подпоручика и выхватил из кобуры вахмистра револьвер. Напор воды ослаб.

Шилов. (громко, зычно) Вахтенный начальник! Николай Михайлович!

Маликов. (с мостика) Я!

Шилов. Попытка бунта на судне! Подвахтенной команде разоружить дебоширов! Очистить вторую палубу! Пассажиров в каюты!

Маликов. (показавшись в дверном проеме на фоне удерживаемых матросами обезоруженного жандарма и конвойных) Здесь, Василь Василич!

Шилов. Конвойных и жандармов в трюм. Рассадите с носа и кормы в дровяниках. Этого (показал на подающего признаки жизни Ситина) в форпик****! Люки задраить! Приставить часовых! Обеспечить порядок на судне!

Отобрав у Одернú Смит-Вессон, с двумя револьверами в карманах кителя Шилов проследил за тем, как были исполнены его команды, после чего подошёл к разбитому окну, неловко обнял засунувшего свою кудлатую голову боцмана Макаревича.

Шилов. Александр Илларионович, золотой вы мой! Вы же нас всех спасли! Буду хлопотать перед Пароходством о премии Вам! Как Вам это на ум пришло!?

Макаревич. Да мы на Добровольческом флоте так каторжан охлаждали, хе-хе. Когда они бузить от жары начинали… Не впервой…

Шилов. Благодарю Вас, Александр Илларионович! А сейчас за работу…Помогите мне разобраться с командой баржи. Как никак я их командира арестовал… (смеётся) Как бы они нас на абордаж не взяли!

Смеющаяся голова Макаревича скрылась в окне. Шилов повернулся к своим гостям.

Шилов. Господа! Екатерина Дмитриевна! Прошу меня простить — неотложные дела! Прошу вас перейти в буфет или в каюты. Позже встретимся.

Шилов повернулся и вышел из салона, насвистывая фривольный мотивчик.

Русов. Наш капитан явно приобрёл заряд бодрости. Катя!? Всё в порядке?

Лепехин. Никто не промок!? Давайте выйдем вот сюда. (показывает на носовые окна салон) Аvantgarde. Катя, ты не устала? Может тебя проводить в каюту?

В этот момент внезапный сильный толчок останавливает пароход и роняет всех присутствующих на палубу. Течение начинает разворачивать корму парохода в правую сторону, наваливаясь бортом на проскочившую по инерции вперёд неуклюжую баржу и прижимая её к отмели пологого, заросшего густым кустарником острова. Пароход, сцепившийся с баржей, начинает основательно затягивать течением на отмель. Слышится глухой треск, звон бьющейся посуды и крики людей. Густой дровяной дым от низкой трубы застилает палубы парохода баржи, вызывая у людей вместо криков приступы натужного кашля. Всё сущее погружается в тёмно-серую шевелящуюся мглу.

________________________________________________________________________

**** крайний носовой отсек корпуса судна между форштевнем и первой («таранной») переборкой, на «Сибири» спуск в форпик организован через люк в носовой части парохода.

Часть вторая.

Над величественной рекой непроглядной пеленой стоит белесый холодный туман. Видимость в нём настолько короткая, что уже в двух шагах предметы теряют свои очертания, показывая наблюдателю лишь свои выступающие части.

Помещение командирского салона. Всё приведено в первозданный порядок.

Вдоль стола сидят: Шилов, Лепехин, Русов, Савельев и Маликов. Возле пианино на табурете Лепехина, спиной к зрителю, играет по нотам девятую тему «Nimrod» из тридцать шестого опуса «Вариаций «Enigma» для фортепиано Сэра Эдуарда Уильяма Элгара. Одеты очень тепло. Перед Шиловым лежит раскрытая папка с небрежно сложенными исписанными листами бумаги, раскрытый судовой журнал и истрёпанная записная книжка. Перед Маликовым письменный прибор и небольшая стопка чистых листов писчей бумаги. В центре стола графин с водой и стаканы.

Шилов. Итак, господа, я властью, определённой мне Речным Уставом, обязан провести предварительное расследование всех деталей случившихся у меня на пароходе происшествий. Мы с Алексеем Алексеевичем давеча договорились, что все мы, кто находится сейчас здесь, в салоне — имеем взаимное алиби на время происшествий и можем, если никто не против, вместе сейчас опросить по очереди всех, кто был на пароходе и не имел алиби. (Лепехину) Правильно я говорю, Алексей Алексеевич?

Лепехин. Всё так, Василий Васильевич.

Шилов. (Маликову) Николай Михайлович, Занесите, пожалуйста всех собравшихся и отметьте что вы ведёте протокол.

Маликов. (кивнув и начав писать) Приступаю, Василий Васильевич!

Шилов. (громко, зычно) Боцман! Александр Илларионович!

В салон, отворив дверь, заглядывает боцман Макаревич.

Шилов. (Макаревичу) Александр Илларионович! Давайте сюда первым вахмистра.

Боцман кивает и скрывается за дверью

Шилов. (всем присутствующим) Первым я предлагаю заслушать нашего буяна-жандарма. Думаю, что если взять с него слово чести, что не будет буйствовать — то мы можем его присовокупить к нашему заседанию в качестве должностного лица, осуществляющего на пароходе Имперскую власть. Как вы считаете, господа?

Русов. (громко смеясь) Жандармам слово чести неведомо, Василий Васильевич!

Шилов. И всё же будет лучше, если мы этого буяна освободим и дадим для успокоения служебное задание. От участия в дознании он по Закону не имеет права отказаться. Так, Алексей Алексеевич!?

Лепехин. (менторским тоном) Согласно параграфа сорок четвёртого Положения о жандармском корпусе тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года служебные либо иные обязанности на нижних чинов не могут быть возложены без согласия Шефа жандармского управления.