Триптих

Действующие лица

Старик

Дежурный на бензоколонке

Катрин

Молодой пастор

Сосед с поперечной флейтой

Клошар

Ксавер

Клас

Старуха

Пилот (без слов)

Заключенный

Молодой испанец (без слов)

Ильза

Господин с розами

Молодой банковский служащий

Йонас

Инвалид

Ребенок (без слов)

На переднем плане белое кресло-качалка.

Сцена просторная, пустая, залитая белым светом. Где-нибудь стоит старик Пролль с удочкой в руке, словно тут ручей; неподалеку от него сидит Дежурный, в комбинезоне. Слышится короткий птичий щебет. Затем тишина. На заднем плане появляется Молодой пастор; оглядывается вокруг, словно кого-то ищет, и остается где-нибудь стоять. Снова короткий птичий щебет. Снова тишина.

Белый свет не меняется.

Старик. Ловлю рыбу.

Дежурный. Вижу.

Старик. Зачем вы спрашиваете? (Вытаскивает удочку, на которой ничего нет, и снова ее забрасывает.)

Дежурный. Раньше тут росли березы…

Входит Катрин и садится в белое кресло-качалку.

Катрин. Здесь, да, здесь я однажды сидела… Все, что случается, уже когда-то случалось, и мне уже за тридцать. Ничего нового не добавится. В этом кресле я качалась. Ничего не добавится, чего бы я уже не испытала. И мне по-прежнему будет за тридцать. То, о чем я думаю, я давно уже передумала. То, что слышу, я уже слышала. (Слышится щебетание птиц.) Снова апрель.

Старик, который ловит рыбу, и Дежурный.

Дежурный. Раньше тут росли березы, сплошные березы. И ручей был настоящий. Не капал. В мое время. Ручей с камнями на дне.

Старик. Но с тех пор прошло так много времени.

Дежурный. Тогда здесь водилась форель.

Старик. Я знаю. (Пауза.) Ручей с камнями на дне, верно, и с водорослями на камнях, так что непременно поскользнешься, если захочешь пройти по камням босиком, и потом зеленые пятна на штанах… (Вытаскивает удочку, на которой ничего нет.)

Дежурный. Вы же ничего не ловите.

Старик насаживает на крючок наживку, замолкая при этом; его манипуляции свидетельствуют о близорукости.

Старик. Не может быть, чтобы вы помнили березы. Когда же в таком случае построили кузовной завод? Как раз тогда и исчезли березы.

Дежурный. Знаю.

Старик. Сколько же вам лет?

Дежурный. Сорок один.

Старик снова забрасывает удочку.

Старик. Я тогда еще ходил в школу, и мы ловили форель руками. Без лицензии. Это было запрещено. Только отец мог ловить на удочку. Тогда ручей был настоящий…

Пауза.

Дежурный. Вот теперь надо было тянуть!

Пауза.

Старик. Все говорили: нет новых брюк, нет новой обуви, нет мяса — кризис. Колбаса была только для отца. (Дежурный молчит.) Но березы на берегу вырубили задолго до войны, а вам сорок один год, быть не может, чтобы вы помнили березы и настоящий ручей.

Катрин в белом кресле-качалке; Молодой пастор неподолеку от нее, опять слышится щебет птиц.

Пастор. Как тут птички щебечут!

Катрин качается.

Катрин. Как на кладбище… Ребенком я каждый день ходила через кладбище, это была самая короткая дорога в школу, и там, между бирючинами, стоял бронзовый бюст: какой-то господин с эспаньолкой. Не Ленин, а какой-то ботаник — потом я перестала бояться этого бюста: он только притворяется, будто смотрит на меня! Я трогала пальцами оба его глаза: он только притворяется! Я заметила: ему вообще не интересна сегодняшняя жизнь.

Пастор. Можно задать вам вопрос?

Катрин. Однажды бирючину подрезали, чтобы черный бюст не терялся в листве и можно было прочесть на цоколе годы жизни: 1875–1917. Мужчина в расцвете лет. У меня было впечатление, что он вовсе не хочет возвращаться назад, в жизнь, даже если щебечут птички.

Пастор. Почему вы наложили на себя руки?

Катрин. Интерес пропал.

Появляется Мужчина, без пиджака, в подтяжках и домашних тапочках, в руках у него поперечная флейта. Он останавливается и глядит вокруг, словно что-то потерял.

Старик, который ловит рыбу, и Дежурный.

Старик. Вы что-то сказали?

Дежурный. Нет.

Старик. Я тоже нет.

Старик вытаскивает удочку, на которой ничего нет.

Дежурный. Почему вы удите рыбу именно здесь?

Старик. Я тут вырос. И ходил в школу. Тут была форель, вы же сами говорите. Тут мы играли в индейцев. Тут я угодил в тюрьму — было однажды такое… (Снова закидывает удочку.)

Появляется Молодой человек в военной форме: без фуражки и без оружия, форма поношенная и запачканная глиной. Он видит Катрин в белом кресле-качалке и останавливается поодаль.

Старик с удочкой и Дежурный.

Старик. Евреи! Мой отец всегда говорил: они скупили всю землю, у кого еще найдутся бешеные деньги, когда кругом кризис, и угробили нашу природу, евреи.

Дежурный. Но ведь так оно и есть.

Сосед с поперечной флейтой, стоящий в стороне, начинает музицировать.

Катрин. Ты слышишь, Ксавер, слышишь? Наш сосед тоже здесь. Ужасно, мертвые неисправимы.

Сосед разучивает трудный пассаж, затем проигрывает всю мелодию сначала, пока снова не делает ту же ошибку; обрывает игру.

Катрин. Господин Пролль!

Старик. Я ловлю рыбу.

Катрин. Я сижу в вашем белом кресле. Сейчас апрель. Я пришла услышать ваш совет… (Слышится щебетание птиц.) Вы не хотите со мной видеться, Пролль?

Появляется Клошар и садится на землю, никем не замеченный.

Старик, который ловит рыбу, и Дежурный.

Дежурный. Ваша фамилия Пролль?

Старик. Да.

Дежурный. Моя тоже.

Старик. Ваша фамилия тоже Пролль?

Впервые смотрит на сидящего рядом Дежурного.

Старик. Понимаю: ты не можешь меня узнать, ты не видел меня стариком. Я стал старше тебя, отец.

Дежурный. Ты Маттис?

Старик. Близорукость одолевает.

Оба смотрят на удочку.

Дежурный. Как ты попал в тюрьму?

Старик. Ослабление обороноспособности.

Дежурный. Что это такое?

Старик. Шесть месяцев тюрьмы. Точнее говоря: заключения в крепость. Потому что я тогда поехал в Испанию.

Дежурный. Зачем в Испанию?

Старик. Чтобы предотвратить фашизм. В то время. Ты же всего этого уже не испытал, отец.

Пауза.

Дежурный. Вот теперь-то и нужно было тянуть!

Старик. Ты думаешь?

Дежурный. Ясное дело.

Старик вытаскивает удочку, на которой ничего нет.

Ты слишком поздно тянешь. Я всегда это говорил. Или слишком рано. Ты всегда думаешь о чем-нибудь другом. Или наживляешь плохо, десять раз тебе нужно показывать. (Встает.) Дай сюда! (Проверяет удочку, старик стоит рядом, будто сын.) До каких лет дожила мать?

Старик. Ты оставил ее в долгах, сам знаешь. Ей пришлось пойти работать в универмаг. По ночам. Уборщицей. Она была прилежней, чем ты думаешь. Позже она купила киоск и каждый год ездила в путешествие. Туристкой, на автобусе. Например, в Тироль или в Венецию. После твоей смерти она буквально расцвела. Она сама говорила: «С тех пор, как я овдовела, я получаю от жизни значительно больше».

Дежурный. Что у тебя за наживка?

Старик наклоняется, протягивает консервную банку.

Черви. (Берет червяка и показывает сыну, как держать удочку, наживляя крючок.) Смотри сюда!

Старик. Да, отец!

Дежурный. Вот как это делается.

Старик. Да, отец.

Дежурный. И еще раз обернуть вокруг. (Забрасывает удочку.) Это не моя удочка?

Старик. Твоя, отец.

Клошар, сидящий особняком.

Клошар. Там внизу на канале сидят одиннадцать рабочих-иностранцев, но говорят они только по-турецки. Человек, который экономил на стройматериалах, так что мост потом взял и рухнул, сидит выше на канале и по-турецки ни бельмеса не понимает.

Пастор. Что вы хотите этим сказать?

Клошар. Господин пастор, никакого суда не существует.

Дежурный, который ловит рыбу, и Старик рядом с ним.

Дежурный. И ты просто ушел из дома, когда мать была одна, — в Испанию!

Старик. Да, отец.

Дежурный молчит, глядя на удочку.

Пешком через границу, потом поездом в Лион, где у меня был адрес, оказавшийся неправильным. Я показал свою записку, улицы с таким названием не было и в помине, но таксист явно был в курсе дела. Он провез меня бесплатно через весь город, нас накормили, дали тридцать французских франков и билет в Марсель — где я впервые увидел море. У жандармерии в Марселе тогда был приказ арестовывать таких людей. Нам пришлось шататься в гавани, пока один жандарм сам не подал нам знак. Судно было грузовое, французское, на следующее утро мы сошли на берег в Валенсии…

Дежурный вытаскивает удочку, на которой ничего нет.

Две недели спустя мы были па фронте.

Катрин в белом кресле-качалке; Молодой мужчина в военной форме смотрит, как она качается.

Ксавер. Слышишь, Катрин, что я тебе говорю?

Катрин. Слышала.

Ксавер. Я с тобой говорю, Катрин.

Катрин. Знаю я твои проповеди.

Ксавер. По-моему, то, о чем я говорил, вовсе не ерунда. Из-за языка. Я не лингвист, но мы оба знаем: язык, который тебе нужен, это мужской язык. Отчего ты каждый раз цитируешь Зигмунда Фрейда? Оттого, что у вас пока нет своего языка — языка женщин. Как женщине выразить свое самоощущение посредством этого мужского синтаксиса? Когда я читаю, что пишут современные женщины, я понимаю это слово в слово, а это означает, что женщина, если хочет себя выразить, должна мыслить, как мужчина: под давлением этого синтаксиса, который мужчина создал для себя. Ни единого предложения без глагола… Ты слушаешь?.. Хотелось бы мне услышать, о чем думаешь ты, Катрин, ты сама, Катрин, ты как женщина. Вот что я имею в виду: лишь когда женщина однажды найдет свой собственный язык, когда ты сама увидишь себя и выскажешь, что ты чувствуешь, ты сама, Катрин, ты как женщина, а не то, что за вас насочинял Зигмунд Фрейд или другой представитель сильного пола…

Катрин (перестает качаться и смотрит на него). Ксавер, мы мертвецы.

Он, похоже, не слышит.

Ксавер. Десять дней я ждал тебя.

Катрин. Я выслушала все, что ты намеревался сказать. Мы можем повторить все еще раз, но ничего не изменится, Ксавер. Постепенно начинаешь это понимать. Ты сказал, у меня слабовато с умом, и, возможно, ты прав. Мы орали друг на друга. Мирились, чтобы начать все сначала: целовались, вместе готовили еду и вместе ездили на море, жили под одной крышей…

Ксавер. Разве мы не мирились?

Катрин. Да, Ксавер, бесконечно.

Ксавер. Несмотря на это, ты ушла.

Катрин снова качается.

Почему ты молчишь?

Катрин. Я поняла.

Ксавер. Что ты поняла?

Катрин. Что мы только повторяемся. (Перестает качаться.) Мы мертвецы, Ксавер.

Дежурный удит рыбу. Молодой пастор стоит возле Дежурного.

Пастор. Как называется этот ручей?

Дежурный. Хорошо сказано! Когда-то это был ручей. До того, как построили завод. Вы гляньте разочек в воду! В мое время, бывало, посмотришь в воду, и видишь дно, хоть в пасмурную, хоть в солнечную погоду, в любое время суток. Поглядите, течет ли эта вода вообще. Я не вижу.

Пастор. Я хотел задать вам один вопрос.

Дежурный. Только покажу сыну, как ловят рыбу, а он опять возьми да уйди. Я ему уже сто раз показывал. Никогда не научится.

Пастор. Это был ваш сын?

Дежурный. Я дипломированный механик. Разве человек виноват, что он безработный? Я влез в долги, чтобы взять в аренду маленькую бензоколонку…

Пастор. Фирмы Шелл.