Чудеса Индии

«Спустя два месяца или больше того после отплытия судна я сидел однажды у себя дома, как вдруг мне пришли сказать, что в бухту приплыл длинный деревянный брус, отмеченный моим именем. Я выбежал на пристань вне себя от беспокойства и при первом же взгляде узнал свой саджевый брус. После этого я не сомневался, что корабль мой потерпел крушение на море: этот брус был очень длинен и лежал под другими бревнами, и выбросить его во время бури вместе с прочими товарами было совершенно невозможно. Словом, я не сомневался в гибели своего судна. Люди приходили ко мне изъявлять сочувствие, а я старался перенести потерю моего корабля и всего моего имущества как можно спокойнее. С моря не приходило никаких известий. Это еще больше уверило меня в крушении корабля, и я вернулся к прежним занятиям. Но месяца через два, не больше, мне вдруг принесли радостную весть: мой корабль показался у берега. Я поспешил на пристань — и вижу, что судно уже подплывает к городу; потом с него сошел мои доверенный и приблизился ко мне. Когда я спросил, какие новости он привез, он ответил, что все живы и здоровы. Я спросил, не пропало ли у них что-нибудь, не бросили ли они чего-нибудь в море. “Ни зубочистки”, — ответил доверенный. Я горячо благодарил Аллаха, но все же спросил: “Что ты сделал с таким-то брусом?” — “Я продал его больше чем за тридцать динаров, — ответил доверенный, — и купил все, что следовало, на вырученные деньги”. Мое удивление росло все больше и больше. Между тем приказчик рассчитался со мной и дал мне также отчет о цене проданного бруса. Но я настаивал: “Ты должен сказать мне правду относительно этого бруса!” Наконец доверенный сказал:

“Когда мы приехали в Оман и выгрузили товары на берег, на море разыгралась сильная буря. Море уносило наши бревна, а волны изрыли все побережье и часть бревен, по воле Аллаха, покрыли песком. На следующий день я собрал людей и стал разыскивать товары; нам удалось все найти, кроме этого длинного бруса. Я подумал, что, быть может, песок поднялся и покрыл его, и нанял работников, чтобы откопать его на берегу, но ровно ничего не добился”». Оказывается, волны унесли этот брус и вернули его хозяину.

Из всех подобных рассказов, которые мне приходилось слышать, это один из самых замечательных.

В триста сорок втором году[172] корабль одного басрского купца отправился из Омана в Джидду. Где-то около Шихр аль-Любана его настигла буря. Матросы выбросили в море часть груза, между прочим пять тюков очищенного хлопка, и судно уцелело. Случайно в том же году другой корабль этого же хозяина вышел из Басры в Аден и Галафику. Приблизительно там же, около Шихр аль-Любана, оторвалась привязанная за кормой лодка, и волны унесли ее. Матросы сели в Другую и отправились на поиски пропавшей лодки. Она оказалась возле берега в том месте, где море образовало нечто вроде маленькой бухты. Матросы въехали туда и вдруг увидели на берегу пять тюков очищенного хлопка с пометками владельца корабля. Матросы погрузили тюки на лодку, да ниспошлет им Аллах благополучие! Сперва они думали, что эти тюки с корабля, потерпевшего крушение, и только впоследствии узнали все подробности о том, как этот хлопок был выброшен с первого корабля.

Рассказал мне человек, достойный доверия, что где-то в Индии он видел двух людей...[173] из них мы остались. Каждый из них вырыл себе яму, встал в нее, наполнил ее сухим навозом и зажег этот навоз. Между собой они положили-нарды, играли, жевали бетель и пели. Они ничем не обнаружили своих страданий и даже не изменились в лице, а огонь сжигал их снизу. Когда пламя дошло до сердца, они умерли. Мой собеседник не помнил, говорил ли ему рассказчик, что они погибли в тот же день или просидели за игрой до следующего дня и лишь тогда умерли.

Абд аль-Вахид ибн Абдар-Рахман аль-Фасавий, он же племянник по брату Абу Хатима аль-Фасавия, много лет плававший по морям, рассказал мне, что индусы зачесывают волосы кверху, наподобие клобуков, и употребляют прямые мечи. Однажды между двумя индусскими племенами вспыхнула война, и одно племя победило другое. Победители поставили побежденным такое условие: «Мы не пощадим вас, если вы не склоните своих волос перед нашими волосами и не согнете своих мечей перед нашими мечами». И побежденные принуждены были опустить волосы и скривить мечи; получились так называемые каратили[174]. Обычай этот держится до сих пор между теми двумя племенами.

Али ибн Мухаммад ибн Сахл, известный под именем Сурура, человек, посетивший Татба и Дабабид[175], рассказал мне, что дома в Дабабиде построены над самой водой, а жители все, от мала до велика, больны куриной слепотой, так как едят в огромном количестве гейламов (гейлам — это самец черепахи). От каждого жилища тянется веревка, одним концом привязанная к дому, а другим — к колу, воткнутому у самой воды. Когда солнце начинает желтеть, спускаясь к закату, жители перестают видеть. Если дабабидцу в это время нужно выйти из дому, он опускается к воде по веревке, исполняет свою нужду, омывается и возвращается обратно. Так продолжается до следующего утра, пока солнце не подымется высоко и не засияет день. Иногда какой-нибудь шутник из приезжих привязывает веревку одного жителя к дому другого. Дабабидец, возвращаясь с берега, попадает в чужое жилище и начинает браниться с хозяином. «Это ты нарочно влез ко мне», — сердится тот.

Передавали мне рассказ путешественника Абу Тахира аль-Багдади:

«Я посетил Забедж. На этом острове есть город, называемый Музафавидом[176], где в огромном количестве имеется амбра. Но если кто-нибудь увозит эту амбру из города на своем судне, он непременно возвращается обратно в город. Жители ухищряются продавать этот товар за ничтожную цену иностранцам и людям, не знающим свойство местной амбры». Абу Тахир также тайком от хозяина снес на корабль небольшое количество амбры; по дороге подул противный ветер, и это судно возвратилось в город.

Рассказал мне Иезид аль-Умани — один из капитанов, плававших в Страну Зинджей:

«В Стране Зинджей я видел долину, лежащую между двумя большими горами. В ней заметны следы огня: всюду валяются истлевшие кости и обугленная кожа. Я расспрашивал о причине этого, и мне сказали, что в определенное время года по этой долине движется огонь. Пламя иногда появляется в момент, когда в долине пасутся овцы и другой скот; если хозяева и пастухи не заметят огня вовремя, все стада сгорают. Это пламя течет по долине целыми днями».

В Индии много грабителей. Их шайки идут из города в город, издеваясь над богатыми купцами как индусскими, так и чужеземными. Грабители хватают купца на рынке, на дороге или дома, направляют свои ножи прямо ему в лицо и требуют: «Дай нам то-то и то-то, а если нет — убьем тебя». Если кто-нибудь пытается им мешать, они убивают его, будь это сам султан; им дела нет до того, что их самих после этого убьют. Иногда они собственноручно лишают себя жизни — она для них ничего не стоит. Поэтому, когда разбойники хватают свою жертву, никто не говорит ни слова и не препятствует им, боясь за собственную жизнь. Несчастный идет за ними и останавливается там, где ему прикажут: на рынке, дома, у себя в лавке или в саду. Там он собирает деньги и вещи, которые с него требуют, а грабители тем временем едят и пьют, не вкладывая ножей в ножны. Собрав требуемую сумму, купец еще нанимает им носильщика; его самого разбойники окружают и ведут с собой, пока не придут в безопасное место; тут они забирают его товар и деньги и отпускают купца.

Вот что рассказал мне Мухаммад ибн Муслим ас-Сирафи — он прожил в Тане[177] двадцать лет с лишком, посетил большинство индийских земель и прекрасно изучил обычаи и нравы туземцев:

«Однажды двенадцать разбойников пришли в Сеймур или в Тану. Там они захватили в плен одного индусского купца, отец которого владел большим состоянием. Они предполагали, что старик сильно любит своего сына, так как он не имел других детей. Разбойники держали этого купца в собственном его доме и требовали выкупа приблизительно в десять тысяч динаров, что составляло лишь часть богатства его отца. Купец известил старика о своем несчастье, просил выручить его и избавить от разбойников. Отец отправился на место и вступил с разбойниками в переговоры, упрашивая их взять тысячу динаров или около этой суммы, но те ничего не хотели уступить из назначенного выкупа и отказывались взять меньше десяти тысяч. Когда старик убедился, что с ними ничего не поделаешь, он пошел к царю и рассказал о случившемся. “Это невыносимо! — жаловался он, — если этих людей не накажут, никому у нас житья не будет”. — “Что же нам делать, — ответил царь, — если мы долго будем рассуждать, они убьют твоего сына”. — “Как же быть?” — спросил старик. — “Мне легко покончить с ними, — продолжал царь, — но я боюсь, что они убьют твоего единственного сына”. — “Мне дела нет до этого, — ответил отец. — Воры требуют громадных денег; я не согласен разоряться, чтобы выручить сына. Лучше завалим двери этого дома дровами и подожжем”. — “Но ведь сын твой сгорит, — ответил царь, — и родственники твои также”. — “Пусть горят! — сказал старик. — Я скорее перенесу их смерть, чем потерю своего состояния”. Тогда царь распорядился, чтобы дом этот заперли и подожгли; я все, кто там находился: и разбойники, и сын, и родственники, — все сгорели вместе с домом».

Говорят, что в Верхней Индии до сих пор существует обычай сжигать стариков и старух.

Согласно обычаю царей Забеджа и Стран Золота ни мусульмане, ни другие иностранцы, кто бы они ни были, ни собственные их подданные не смеют сидеть перед ними иначе, как скрестив ноги, в позе, называемой «берсила». Кто же вытягивает ноги или садится как-нибудь по-другому, подвергается тяжелому штрафу, смотря по его состоянию.

Случилось раз, что у одного из местных царей, по имени Шри Ната Кала, сидел капитан Джахуд Кута, старик преклонных лет, почтенный и уважаемый всеми. Он уже долго сидел перед царем, а Шри Ната Кала все не вставал и не прекращал беседы. Вдруг Джахуд Кута прервал начатый разговор и заговорил о канаде. «У нас в Омане, — сказал он вдруг, — есть рыба, называющаяся канадом; некоторые из этих рыб такие, — ом вытянул ногу и указал на середину своего бедра, — а некоторые вот такие», — при этом он вытянул другую ногу и взялся за пояс. Царь сказал тогда своему везиру: «Верно, у этого человека какая-нибудь задняя мысль; мы беседовали об одном, а он вдруг заговорил о рыбах. Какая тут причина?» — «О царь! — ответил везир. — Этот шейх стар и слаб, он не мог больше сидеть в таком положении и употребил эту хитрость с единственной целью отдохнуть». — «В таком случае, — сказал царь, — нужно упразднить этот обычай для приезжих мусульман». Так он и сделал, и по сей день мусульмане сидят перед царем, как пожелают, а все остальные — исключительно в позе «берсила», а если сядут как-нибудь иначе, на них налагается штраф.

Я уже упоминал в одном из предыдущих рассказов об индийских монахах и отшельниках. Они бывают различных толков; представители одного из этих толков — бикуры — происходят из Серендиба. Бикуры очень любят мусульман и относятся к ним весьма благосклонно. Летом они ходят голыми и босыми и ничем не прикрываются, а некоторые из них прикрывают свои срамные места тряпкой пальца в четыре шириной, которую подвязывают к середине пояса. Зимой они носят травяные циновки; иные из них надевают плащ, покрытый разноцветными заплатами, чтобы привлечь внимание. Они пачкают себе тело пеплом от костей сожженных при погребении мертвецов-индусов, бреют голову и выщипывают бороду и усы, но не бреют волос лобка и подмышечных волос. Большинство обрезает ногти. Каждый отшельник имеет при себе человеческий череп; из него он ест и пьет из смирения и в назидание самому себе Когда жители Серендиба и окружающих земель узнали о появлении пророка, — да благословит его Аллах и да приветствует его![178] — они послали к нему одного из своих соплеменников, человека смышленого; последний должен был разыскать Мухаммада, узнать, кто он такой и к чему призывает. Но человек этот задержался в пути и прибыл в Медину только после кончины божьего посланника; скончался также Абу Бакр[179] — да будет Аллах доволен им! На их месте индус застал Омара ибн аль-Хаттаба[180] — да будет Аллах доволен им! Он расспросил халифа о пророке, и тот все объяснил а растолковал ему. На обратном пути посланный скончался где-то в области Мекрана[181]. Слуга индус, сопровождавший его, возвратился в Серенднб и рассказал все, что узнал о Мухаммаде и Абу Бакре; рассказал он также, что они видели сподвижника пророка, Омара ибн аль-Хаттаба. Слуга описал смирение халифа, как он ходит в заплатанном платье и проводит ночи в мечетях. И смирение отшельников имеет своей причиной рассказ слуги: они носят заплатанную одежду в память об одежде Омара и любят они мусульман тоже в память о нем, ибо запал им в сердце рассказ этого слуги об Омаре.