Стальная маска. Книга 2

Долгая встреча

На тракте, ведущем в Зерницын Округ, располагалось множество усадеб. То были имения демасийских баронов, которые, в отличие от ноксианцев, ценили архитектурную простоту. Здание, о котором далее пойдёт речь, могло похвастаться обширной мансардой, с четырьмя башенками-лилипутами, что глядели во все стороны света. Окна там часто были занавешены, а к двери гостей сопровождала балюстрада с резными фигурами волков, чья пасть становилась ухватами для факелов поздними ночами. Архитекторы решили отказаться от белого камня и мрамора, из которого возводились дома во всей Демасии. Их выбор пал на тёмный кирпич, что, как бы, выделяло поместье среди остальных.

Соседские бароны старались обходить его стороной, их супруги, совершающие променад, то и дело рассказывали небылицы, одна другой краше. Они говорили, что тамошняя хозяйка, вроде бы как вдова, частенько принимает гостей в тёмных сутанах, чьи повозки прибывают исключительно по ночам. Местная ребятня из Зерницына Округа, кой находился чуть ниже по склону, частенько наведывалась к этому поместью. То была игра в «постучи и убеги». Однажды один из них не сумел убежать. Больше его не видели, а пыл ребятни поугас.

Теперь, когда читатель осведомлён о месте событий, мы можем продолжить наш рассказ. Итак, экипаж Витуса без труда добрался до нужного поместья. Юноша паниковал, его в одночасье посетил страх, будто бы неким шестым чувством, он ощущал опасность, исходящую от здания. Но делать было нечего, отступать поздно, а потому герои спешились и медленно побрели по направлению к двери. Ануту было решено привязать к экипажу, а та была и не против, учитывая сочную травушку.

— Здание, я тебе скажу… внушающее, — молвил Патриций, проверяя пистоль во внутреннем кармане сюртука. — О, гляди, видать, мы не единственные приглашенные. Раз, два… и вон там третий экипаж. Замечу, что качество у них очень добротное, видать, дорогие.

Витус не нашёл, что ответить, заворожённо глядя на пылающие пасти волков. Они миновали балюстраду и неуверенно постучали в дверь. Тук. Тук. Тук. Никого нет, никто не открывает. Быть может, эти письма — шутка? Или же они ошиблись адресом, что, в данном случае, было практически невозможно. Через несколько стуков им открыли. То был мальчишка, тот самый гонец, передавший им письмо менее суток назад. Сейчас он выглядел ещё более довольным жизнью.

— А, так это вы! Ну, молодцы, не опоздали, прибыли в точно назначенный час. Прошу, проходите, гости уже в сборе. Госпожа вскоре спустится.

Спесивый мальчик проводил их в гостиную, наполненную шумом. Там, за большим круглым столом, на обитых кожей стульях восседали игривые кокетки излишне вульгарные, с обнажёнными плечами и распущенными волосами. Вот стыдоба! С ними вели беседы мужчины и юноши, судя по всему, в разных чинах, ибо на одних были расшитые золотыми строчками камзолы, а на иных военные сюртуки, застегнутые на все пуговицы. Запах в комнате стоял невыносимый, слабый пол излишне надушился, да и с пудрой переборщили, раз уж на то пошло. Всё внимание было обращено на гостей.

— Рады приветствовать, уважаемые господа, ослепительной красоты мадмуазели, — Патриций совершил низкий поклон, заставил Винуена и ученика повторить. — Если не возражаете, останемся инкогнито.

— Право, к чему эти игры в шпиков. Уважаемые бароны, милостивые баронессы, прошу любить и жаловать — господин Патриций, его слуга и раб! — слова принадлежали круглолицему блондину с отчётливо виднеющейся родинкой на лбу; он был подтянут, строен, а в глазах блестел азарт.

— Николай…

Патриций узнал этого человека, обязан был узнать. Но, как бы то ни было, разговора не получилось, ибо мальчишка, местный паж, попросил всех занять свои места, объявив, что госпожа вот-вот почтит гостей своим присутствием. Витус и его товарищи заняли свободные места, удивились выбору яств и успели попробовать красное полусладкое.

Как только в гостиную ступила хозяйка поместья, наступила гробовая тишина. Она была облачена в траурное платье с широким подолом, который приходилось придерживать у бёдер, дабы тот не волочился по полу. Лицо скрывала плотная вуаль, приколотая к берету. Её движения были неуклюжи, будто бы она не привыкла носить каблук. Женщина была узкой в плечах, но высотой достигала двух метров. Она то и дело теребила перчатки на своих руках, поправляя манжеты. Её сопровождало несколько человек в стёганках хорошего покроя и сталью на пояснице. Они заняли места в углах комнаты, а мальчишка, угождая госпоже, сопроводил её к столу.

Витус опешил, Патриций нахмурился, старик Винуен уплетал колбасные изыски за обе щеки. Вскоре гостиную снова наполнили голоса. Гости стали вести светские беседы с хозяйкой, друг с другом, с бутылками вина. Это могло бы быть весело, если бы не было страшно. Юноша не видел, скорее, ощущал на себе пристальный взгляд, скрывающийся за вуалью.

— Господин Гальего, очень признательна вам за визит. Вы даже взяли своего любовника, — хозяйка сжимала ткань наперона, теребила её в руке; голос её был хриплый.

— Прошу прощения?

— Я имею в виду вашего друга, который сопровождает вас сегодня.

— О нет, госпожа, что вы, Витус у нас по овечкам, — Патриций встал из-за стола, отвесил уважительный поклон, представился; он не смог подавить в себе шутку, воспользовавшись удачной оказией.

— Овечки… Это славно. Я очень люблю овечек. Они… сочные…

— И крайне сообразительные. На самом-то деле…

Названый Николаем решил перебить Витуса. Он не видел взгляда хозяйки, но печенью был готов поклясться, что глядела она недобро. Замолчал, стал слушать про демасийские цеха. Юноша был рад блеснуть знаниями и, как бы, отвлечься от недоброго чувства, пронизывающего его нутро с начала вечера. Хозяйка всё ещё сверлила его взглядом, грудь её вздымалась, а пальцы сжимали столовые приборы.

— Чудное мясо. Позвольте угадать… Ммм… Быть может, нам подали свинину?

— О да, господин Патриций, мясо и правда чудесное, оно… очень свежее. Вы такого никогда не пробовали, никто из вас, кроме господина Витуса.

— Правда? Признаться честно, я теряюсь в догадках…

— Как ваш отец, Витус? Барон Гальего — мой давний… знакомый, но на мои письма отчего-то перестал отвечать.

— Он почил два месяца тому назад. Волки, — как бы пояснил Витус, громко сглотнув подступающую слюну.

— Ох, какое горе, примите мои… соболезнования, — женщина ёрзала на стуле, в сотый раз поправляла вуаль. — Неужели не смог отбиться?

— В округе Болхейма много волков, а разрешения на охоту не так-то просто выбить.

Мальчик пригласил гостей на задний двор, где своего часа дожидались нанятые фигляры, готовые показать огненные фокусы. Все поднялись из-за стола, двинулись в сторону двери, и в тот момент на плечо Витуса легла ладонь хозяйки. Она была не тяжелее пушинки. В этот момент юноше стало стыдно за свои страхи; он очень сочувствовал женщине, по-видимому, одолеваемой серьёзным недугом. Герой хотел предложить помощь, но его застал вопрос:

— Господин Витус, я имела честь видеть вас однажды и могла произвести на вас впечатление… крайне неблагоприятное, — женщина взяла героя под руку, фактически повисла на нём; Витус опешил, но не стал противиться. — Вы не можете знать, сколько ночей я провела в раздумьях. Ох, как я каюсь…

— Нет, что вы… Право, я ни разу не вспоминал о вас… То есть, вы вполне привлекательны… Вернее, не то, чтобы вы выделялись из толпы… Я хочу сказать…

— У меня есть библиотека. Там хранится коллекция артефактов. Вы же учёный, вам должно быть любопытно.

— Всё верно. Я учёный, — с гордостью в голосе подтвердил Витус, ощущая, как тело женщины трясётся, а слабые ладони цепляются за его предплечье.

— Позвольте мне загладить вину. Будьте милосердны и соблаговолите показать вам интересные вещи, купленные на аукционах.

Витус согласился и наконец-то расслабился. Теперь юноша не видел угрозу отовсюду и позволил себя привести в обширную комнату с десятком стеллажей, где на каждом покоились запылённые книги. Героя охватил восторг, он стал разглядывать переплёты, погружаясь в книжное царство с головой. Конечно, от его взора скрылись бутылка вина и ловкое движения хозяйки, которое взволновало бордовую жидкость.

— Прошу, освежите горло.

Юноша без задней мысли осушил бокал, и в тот момент взгляд его зацепился за книгу, скрытую под замком витрины. Она носила названия «Вечные охотники: мифы, легенды, домыслы». Конечно, он тут же заинтересовался ею, стал задавать вопросы, стараясь избегать имя матери. Но оно прозвучало из уст хозяйки:

— Вы хорошо осведомлены в этой теме, мастер Витус. Кажется, даже лучше, чем я. Но, в силу возраста, вы не могли видеть и знать одну… потаскуху из стана охотников, которая имела близость с жадным жирдяем. Впрочем, баран и овечка — достойная чета.

— Я нахожу ваши слова оскорбительными, вы не могли бы…

— Мальчик, который умер; мальчик, который выжил. Девочка, которая выжила; мальчик, который умер. Мир ужасно несправедлив, верно? — вопрос прозвучал сорванным голосом. — Наши судьбы похожи, можно даже сказать, они переплетены. Ваша мать, Витус, была ужасной охотницей: она посрамила честь, спала с людьми и пренебрегала обязанностями. Будь я на её месте… Если бы мой брат был жив, эта шлюха…

— Довольно! Я не позволю так говорить о своей матери, я… — Витус осёкся, в одночасье перед глазами всё поплыло, дыхание перехватило, а стоять на ногах становилось невозможно; он пал ниц, и тогда женщина крепкой хваткой взяла его под уши и прошипела нечто, что юноша уже не слышал.

Витус отключился.

***

Из крепких объятий сна героя вырвала резкая боль в пояснице. Он вскрикнул, попытался дернуться, но всё было тщетно, его запястья сковали кандалы, а лодыжки были скрыты в стальных ботинках. Было темно, смердело дерьмом и гнилой плотью. Снова получил удар; били чем-то чугунным, быть может, кочергой. Кожа нашего героя, как помнит читатель, была особой плотности, что не позволяло стали и стрелам проникать в плоть. Что ж, судя по всему, это была не кочерга.

Витус стенал, точно раненный зверь, кричал, но никто не мог услышать его молитв. Да, юноша умолял остановиться, ибо та боль была непереносимой. Вскоре удары закончились, и неизвестный покинул комнатушку лишь для того, чтобы сменить средство пыток на кинжал причудливой формы, схожий на волчий клык. Говорить, что герою было больно, не имеет смысла.

Что было далее — сказать трудно, потому как герой отключился, а когда пришёл в себя, помещение было освещено факелами. Он узнал хозяйку, а та, будто бы дожидаясь, пока он очнётся, скинула вуаль, явив миру донельзя безобразное лицо: вытянутое, покрывшиеся бугорками вспухших ожогов, с редкими клочьями шерсти, повисшими, точно плесень, волосами; левая часть головы напоминала собой вмятину, ухо было оторвано, а замыленная радужка глаза не двигалась. Правый же глаз глядел со злостью, яростью, нескрываемым отвращением. Женщина оголилась, и Витус сумел разглядеть искалеченное тело. От шеи до талии спускалась змейка бинтов, опоясывала предплечья, и оставалось лишь догадываться, какие раны скрыты за тканью. Пальцы левой руки были отрублены, а кисть с трудом сгибалась. Увиденное повергло его в шок.