Нет больше боли

Глава 1

Бросало вчера ещё в жар и знобило,

А утром сегодня болезнь отступила.

Схлынул бредовый прилив постепенно,

И солнечной сетью окутаны стены.

(c) Flёur

— Он зануда, — говорит Джинни, смешно хмурится и сдувает челку.

— Он сложный, — говорит Гермиона, будто снова впадая в подростковые грезы.

— Он же старый, — Джинни раздражающе хлюпает чаем и болтает ногами.

— Опытный, — Гермиона позволяет себе мечтательно улыбнуться.

— Он и пальцем не пошевелит, чтобы подружиться с нами.

Подруга с хрустом ломает хребет шоколадной лягушке.

— Не думаю, что Рон горит желанием. А у вас будет ребеночек. Разве вам до того?

— Ну, делай как знаешь. Но я не откажу себе в удовольствии сказать потом «я же говорила».

— Хорошая ты, — улыбается Гермиона и рукой касается подруги, такой же, как все Уизли — солнечной и веснушчатой.

* * *

Гермиона худа. Ее тонкие запястья почти прозрачны, оттого она кажется эфемерным созданием в своем бурно-кружевном платье.

— Я люблю тебя, — Северус склоняется к маленькому ушку, обрамленному каштановыми локонами.

— Я тебя тоже, — произносит Гермиона одними губами, прежде чем громко сказать «да!».

На пальце блестит серебряное с вязью кольцо. Она хотела золотое, но это мелочи. Главное — он свободен и теперь полностью принадлежит ей.

Всего три года условно — и он поцеловал ее прямо на выходе из зала суда.

Гермиона помнит, как кричал Рон, увидев ее и Северуса на развороте «Пророка», и кидал об пол рамки. На колдографиях были счастливые лица: ее, мальчишки с рыжими вихрами, его сестры и их лучшего друга. Расстаться с Роном — это как расстаться с частью семьи, с частью самой себя.

Но девушка в белом платье уже и не думает об этом. А только о своем суровом муже, к которому иногда все еще хочется обратиться «профессор».

* * *

Гермиона просыпается по ночам, когда ей снится Беллатрикс Лестрейндж, убивающая ее родителей.

Но в их доме не принято говорить о войне. Незаживающие раны Северуса нельзя бередить.

Поэтому когда он говорит:

— Что с тобой?

Она отвечает:

— Приснился трехголовый пес Хагрида.

И ложится в его объятия, когда ей хочется хлюпать чаем, болтать ногами и реветь, как банши на болоте.

* * *

Джинни держит на руках Джеймса Сириуса и похожа на Венеру Ботичелли и мадонн Рафаэля одновременно.

— Знаешь, по-моему, Рон теперь с Падмой. Он еще ото всех скрывает, но мы с Гарри видели Парвати и Лаванду в Косом, и они проболтались.

— Они же никогда не общались, — холодный рассудок блокирует приступ неоправданной ревности, но вопрос вырывается сам собой.

— Гарри сказал, что она ему давно была симпатична.

Джинни опускает малыша в люльку, пока Гермиона с затаенной завистью следит за ней.

— Ну, не так, как ты, конечно, — Джинни выпрямляется и подбадривает Гермиону одной из своих улыбок, унаследованных от матери.

Гермиона, привыкшая к аскезе своего вечно хмурого супруга, пьет черный кофе без сахара.

— Северус помогает мне писать петицию о присвоении нового статуса кентаврам, — говорит Гермиона и думает о детях и распашонках.

— О, как интересно, расскажи, — Джинни умеет слушать всякую ерунду с самым серьезным видом.

Но почему-то дети рыжие и качает их на руках Падма.

* * *

Северус не любит рыбалку и не разбирается в карбюраторах и стартерах. Зато знает все двенадцать способов использования крови дракона, а также как приготовить сто пятьдесят три яда разной степени мучительности. Поэтому Гермиона одна кормит комаров на озере в лодке с отцом, пока ее мать варит похлебку на берегу.

Гермиона худа, и у нее синяки под глазами. Гарри в шутку называет ее миссис Ужас Подземелий, в то время как ей хочется напиться сливочного пива и высказать Северусу двенадцать способов сделать ее хоть чуточку счастливее.

— А как дела у Рона? Вы больше не дружите? — спрашивает мистер Грейнджер, насаживая червяка на крючок.

— Завел себе подружку, — задумчиво произносит Гермиона, пока лежит на дне лодки и рассматривает чудные белые облака.

— Тебя это беспокоит? — ровным голосом интересуется отец, заполняя паузу в разговоре.

— Нет, конечно нет. Нисколько, — Гермиона резко вскакивает и ударяется головой о сиденье лодки.

* * *

Гермиона все-таки напивается настолько мертвецки, что промахивается на пять кварталов. Пока идет, растравливает себя мыслью, что они до сих пор живут в вонючем Коукворте только потому, что здесь когда-то жила Лили.

— Ты не любишь меня, — до беспамятства пьяной Гермионе чертовски сложно даются внятные слова, когда она повисает на шее Северуса.

— Ты пьяна, — с брезгливостью на лице муж подталкивает ее к дивану, где больная, потерянная Гермиона засыпает, похрапывая через заложенный от слез нос.

* * *

Гермиона была одной из самых старших на курсе, поэтому любила поучать:

— Рон, не чавкай, выпрями спину, убери руки со стола.

Оттого так тоскливо было слышать:

— Овсянка подгорела, Гермиона. И сними этот ужасный свитер, в нем у тебя нездоровый цвет лица, — говорит мужчина с нечесаными патлами, отставляя полную тарелку в сторону, а она все еще чувствует себя не вправе заявить, что если ему так не нравится, он может готовить сам.

И спать один.

И отправляться к драклам.

Но она лишь плетется в гостиную, чтобы снова свериться с поваренной книгой. Чувствует себя маленькой и никчемной, и снова грызет ногти, чего не делала с девяти лет.

* * *

Гермиона, испачкав белый ковер золой, вваливается в уютную гостиную в голубых тонах в половине третьего утра.

Роняет статуэтку слона с каминной полки и покрасневшими глазами взирает на стоящие тут и там индийские мелочи. Ровно столько, чтобы быть милыми и уютными.

Из спальни выбегает всклокоченный Рон в пижамных штанах и с волшебной палочкой в руках.

— Что ты здесь делаешь, сумасшедшая? — Рон поспешно запирает дверь в спальню и ставит заглушающее.

— Рон, миленький, я так скучала, — Гермиона пахнет огненным виски и повисает на шее привычной тяжестью.

Ее ореховые глаза до сих пор снятся ему во снах.

Перекаты мускулов под рукой заставляют кровь бежать по венам Гермионы быстрее, но Рон твердой рукой усаживает девушку в кресло и наколдовывает воды в чашку с золотой мандалой.

— Что случилось, Миона? — спрашивает Рон ласковым полушепотом.

Гермиона молчит и икает. Кружка в руке ходит ходуном.

— Я такая дура, Рон, — говорит госпожа адвокат и по совместительству самая умная ведьма за последние десять лет.

Рон боится, что проснется Падма, но не может не притянуть Гермиону в кольцо теплых рук, вдыхая запах ромашкового шампуня, который она так любит.

* * *

Падма выглядит смущенной оттого, что ее парень затеял поединок по долготе удерживания ложки на носу. Гарри и Джордж с удовольствием поддерживают инициативу. Падма с неловкостью потягивает сок через соломинку и с опасением смотрит на надрывно хохочущую Гермиону, пришедшую без своего достойного мужа. Снейп теперь работает штатным зельеваром в Мунго и является потрясающим консультантом по магическим проклятиям, над устранением которых трудится Падма. Как бы она хотела, чтобы Рон тоже завязал со своими несерьезными «штучками Умников Уизли» и нашел подходящую герою войны работу. А кто она такая, чтобы стесняться Рона Уизли?

Но все-таки лучше заменить в его гардеробе все эти красные свитера, пачками появляющиеся в руках миссис Уизли и совершенно ему не идущие, на что-нибудь более презентабельное.

* * *

Гермиона совершенно не переваривает критику. Но миссис Уизли легко слушать, но не слышать, с упоением поглощая потрясающе вкусный пирог с мясом. Хорошо сидеть на крошечной кухне, касаясь рукавом Рона, одетого в свитер немыслимой красно-зеленой расцветки. Не быть бледной, нервной и заплаканной.

Говорить полушепотом:

— Не чавкай, Рон. И руки со стола убери.

Слушать топот маленьких ножек Джей-Си по полу, быть уже не такой худой и, поглаживая круглый животик, надеяться, что у первенца будут такие же рыжие вихры, как и у папы.