Gray area

— Что? — не выдержала я, в который раз за последние дни поймав на себе тяжёлый взгляд Логана. — Только не надо снова говорить «ничего»!

После всего случившегося я уже не могла однозначно ответить на вопрос, чего ждать от него, и это всерьёз нервировало. Совсем недавно я была уверена, что легко могу угадать, о чём он думает, но скандальные аресты сначала его отца, а потом и самого Логана это изменили. Внешне он казался таким же, каким был всегда — наглым, самоуверенным, не лезущим за словом в карман избалованным парнем, — но это было иллюзией, внутренне он изменился до неузнаваемости и буквально стал другим человеком.

Сначала я успокаивала себя мыслью, что это ответ на серьёзность ситуации, а когда та нормализуется, Логан вновь станет собой, но время шло, ситуация не становилась лучше, а он сам…

Я обвинила его в убийстве Лилли и бросила, затем, даже не извинившись, за то же самое убийство отправила в тюрьму его отца, а пару часов спустя, когда Логан появился на моём пороге избитый, как ни в чём не бывало стирала кровь с его лица, держала за руку и говорила, что всё будет хорошо.

Наши отношения простыми не назвал бы никто, но желание их сохранить было взаимно; мы не обсуждали произошедшее, не то чтобы притворяясь, будто ничего не было, но не испытывая желания бередить ещё не зажившие раны. Нам обоим было совершенно очевидно, что поговорить всё-таки придётся, и от этого разговора будут зависеть наши дальнейшие отношения, и именно потому мы и отмалчивались — не хотели рисковать и проверять на прочность чувства.

Так продолжалось почти три недели, а затем что-то изменилось. Логан был нежен и ласков, улыбался и пытался шутить, а минуту спустя я ловила на себе его взгляд — тяжёлый, мрачный, холодный. Задавала вопрос, что не так, но в ответ получала неизменное «всё в порядке». И верила, ведь поводов для беспокойства у него хватало, а горящие в глубине глаз эмоции могли быть не связаны со мной. Конечно, моя роль в обрушившихся на его семью несчастьях была значительной, но он меня ни в чём не винил. По крайней мере, говорил, что не винит…

Той же ночью, когда я нашла кассеты, доказывающие, что в убийстве Лилли виноват Аарон Экхолз, и, едва не погибнув от его рук, отправила его в тюрьму, Логан сцепился с байкерами. Шестеро против одного — такой себе расклад, однако Логан не отделался одними лишь сломанными рёбрами: стычка закончилась смертью одного из нападавших, Феликса, и в этом убийстве обвинили Логана. Арестовали его той же ночью, причём сделал это мой бывший парень, но хотя против Логана были серьёзные улики и показания байкеров, в его невиновность я верила. Да и как не поверить, если его избили до полусмерти, а очнулся он рядом с мёртвым телом с вложенным в руку орудием убийства, которое ранее в глаза не видел?

Я навещала Логана в больнице, сидела в зале суда, когда его адвокат выбивал залог, держала за руку по дороге домой. Но то, что благодаря моим стараниям его отец оказался в тюрьме, мы обходили молчанием.

— Поговори со мной, — попросила я, так и не дождавшись ответа. Оставила в покое овощи, из которых делала салат, вытерла руки и подошла к дивану, на котором расположился Логан. — Ты же знаешь, что можешь сказать мне всё?

— Нет, Вероника, этого я не знаю. — Смягчая смысл слов, он улыбнулся и потянул меня на себя, заставляя сесть верхом, а затем втянул в поцелуй, как будто верил, что таким образом заткнёт мне рот и избежит вопросов. На поцелуй я с охотой ответила, но через минуту снова вопросительно посмотрела на него, и Логан невесело усмехнулся. — Есть вещи, которые мне лучше не говорить просто потому, что ты не сможешь их принять.

Он был прав, и от этого становилось лишь более обидно. Что же это за отношения, если мы не можем быть собой и говорить откровенно? Я попыталась встать, но он не пустил.

— На что ты обижаешься?

— Не хочу жить среди секретов и лжи, — дёрнула я плечом.

— Так я тебе не лгу, — парировал он.

— Но скрываешь правду.

— Вероника, мысли, как говорит адвокат, к делу не подшить. А так — я не делаю ничего такого.

— Какого? — упрямо спросила я, не сводя с него взгляда. — Ты так на меня смотрел…

— Размышлял, — пояснил он, поражая откровенностью, — каковы шансы, что ты примешь то, что я хочу сделать. И понял, что это нереально.

— Хочешь сказать, знаешь всё обо мне? — отбросив его руки, я встала и с гневом уставилась на него. — Видел ток-шоу на знание партнёра? Давай сыграем!

— Вероника…

— Если ты мне не доверяешь, всё это лишено смысла — можно расставаться прямо сейчас! Если ты намерен скрывать от меня что-то важное, у нас ничего не получится.

— А может, я так хочу, чтобы получилось, что готов лгать и скрывать всё на свете, лишь бы не потерять тебя?

Раньше я понимала по его лицу, что он чувствует. Гнев, злость, желание — я могла без колебания сказать, какая эмоция преобладает. Но сейчас внутри Логана бурлил адский коктейль, и я терялась в догадках. Вот прямо сейчас — что это? Он зол? Расстроен?..

— Ты правда хочешь, чтобы было так? Чтобы я подозревала тебя непонятно в чём?

— Конечно нет. Но тебя же это не остановит.

И снова он был прав, и от этого становилось больно. Я действительно была такой — хотела знать всё обо всём, не могла отступить на полпути, даже если понимала, что дальнейшее раскапывание правды причинит боль…

— Хочешь сыграть — давай, — уступил он. — Но я и так знаю ответы. Например… «Если ваш парень не будет иметь алиби, поверите ли вы в его виновность?» — Я отвернулась, а Логан хмыкнул. — Ответ «да». Или другой вопрос. «Если ваш парень кого-то убьёт, простите ли вы его?»

— Логан…

— Ответ «нет».

— Это неправильный ответ, — возмутилась я.

Он склонил голову к плечу и с грустной улыбкой хмыкнул:

— Разве?

Вот теперь я знала, что он чувствует: обиду и разочарование. И не могла оставить всё так.

— А разве не я была рядом с тобой…

В его глазах полыхнул гнев, и он перебил меня тихим, но откровенно раздражённым тоном:

— Вот тебе и подтверждение. Я не убивал Феликса, Вероника. Я повторил это бессчётное число раз, но ты так и не услышала меня. Я. Не. Убивал. Но даже когда я невиновен, ты считаешь меня убийцей. О каком доверии может идти речь?

До этого момента я считала, что верю ему. Логан действительно неоднократно говорил, что не убивал Феликса, и я вроде бы верила ему, но…

— Но я на твоей стороне, — хватаясь за соломинку, напомнила я.

— Как ты можешь быть на моей стороне, если не веришь мне? Постой, — не дал он мне ответить, подняв руку, — посмотри на это с другой стороны. Всем очевидно, что даже если бы я своей рукой убил Феликса — это самооборона. Их было шестеро, мои травмы — наглядное доказательство, что я защищал свою жизнь. Действия были оправданы на все сто процентов, и не будь присяжные настроены против меня, можно было бы хоть завтра идти в суд и не волноваться за его исход. Но это не отменяет реальности. Если бы я его убил, меня бы оправдали, всё верно. Но я не убивал. Ну скажи же, зачем мне лгать? Коган уверен, что сумеет добиться полного оправдания, ты говоришь, что готова меня простить — зачем мне настаивать на невиновности? Будь я убийцей, признание ничего бы не ухудшило — ты же и так уверена, что я убил Феликса. Вот только я не убивал. И ты вряд ли это осознаёшь, но… Это больно — когда тебе никто не верит. Когда ты, Вероника, не веришь.

— Я верю тебе. Нет, правда! То есть… Это неважно. Для меня неважно, — уточнила я, когда он вскинулся. — В этой ситуации ты в любом случае жертва, так что любые твои действия были оправданы.

— А если бы не были? — вдруг спросил он. — Если бы байкеров было не шестеро, а трое? Или если бы мне сломали только рёбра, но не руку? Или если бы на той дороге лежал мёртвым не Феликс, а тот же Слоник? Где та грань, за которой ты скажешь: «Ты мне противен» — и уйдёшь? Молчишь, — вздохнул он. — И при этом требуешь, чтобы я полностью доверял тебе.

Я не знала, что сказать. Логан действительно хорошо меня знал.

Крепко вбитые в подсознание принципы были сильнее меня. Отец-полицейский способствовал раннему понимания разницы между «хорошо» и «плохо». Лгать — плохо, быть честным — хорошо. Убивать — плохо, помогать — хорошо. Конечно, мне давно было не пять лет, я научилась различать нюансы и видеть серые зоны, но… Отделять серое от чёрного и белого, кажется, до сих пор не умела.

— Прости.

Он хмыкнул и протянул руку, прося подойти, а когда я села рядом, обнял меня. Я нужна была Логану, и знала это. Мы хотели быть вместе, правда хотели, но не знали как. Мы были слишком разными. А между нами непреодолимыми горами громоздились тайны, секреты, недосказанности…

— Помоги мне, — попросила я после долгого молчания. — Я хочу быть на твоей стороне. И не хочу, чтобы когда-нибудь наступил такой момент, чтобы мне стало противно рядом с тобой находиться.

— Хочешь, чтобы я понемногу, отдельными деталями открывал тебе страшную тайну своего несовершенства? — хохотнул он. — Предлагаешь мне постепенно убивать твой идеализм? Как плохая жена, что подсыпает в овсянку яд, пока надоевший супруг не скончается «после долгой болезни»? Вероника, ты же понимаешь, что идеализм — часть тебя, а яд не действует точечно, он отравляет весь организм. Я не хочу ломать тебя — даже точечно.

— Радиотерапия и облучение действует только…

— Перестань, — поморщился он, и я послушно замолчала.

Да, это была дурацкая аналогия. Но лучше я не смогла придумать.

— И что мы будем делать?

— Наслаждаться, — пожал он плечами. — Пока это возможно.

* * *

«Наслаждение» продлилось недолго. Если вообще так можно было охарактеризовать наши отношения. Даже наедине Логан постоянно уходил в себя, а когда рядом оказывался Дик, его будто подменяли. В какой-то момент выносить происходящие в нём перемены стало чересчур сложно, и я поняла, что мой идеализм готов возобладать над чувствами. И возмутилась.

— Мне не нравится то, в кого ты превращаешься, — прямо сказала я, встретившись с Логаном у него дома. Он смотрел исподлобья, не возражал, не пытался оправдаться. Он будто с болезненным облегчением ждал, когда же я скажу, что он мне противен. — И мне кажется, ты делаешь это специально.

— Превращаюсь? — хмыкнул он.

— Отталкиваешь меня! — не позволила я перевести слова в шутку.

— Лучше я, чем ты, — пожал он плечами, отводя взгляд.

Но я успела заметить промелькнувшую в глубин глаз боль.

— Но я этого не хочу!

— Я ещё не противен тебе?

Захотелось его стукнуть. Причём не так, как я могла это сделать — показательно и не причинив боли, а по-настоящему.

— Роль, которую ты играешь? Или ты сам?

Логану хватило совести потупиться.

— Не поступай так со мной. С нами.

— А может, я хочу именно этого? Чтобы ты перестала воспринимать меня через иллюзию? Я не хороший мальчик, Вероника. Пойми уже это!

Он злился, и я не могла понять, на что: на себя, на меня, на обстоятельства…

— Хорошо. Ты плохой. Доволен? Что дальше? Я должна уйти? Или протянуть зажигалку, когда вы с Диком в следующий раз отправитесь поджигать общественный бассейн? Чего ты хочешь от меня?

— Чтобы ты приняла меня таким, какой я есть.