Большое сердце Сьюзен Боунс

Большое сердце Сьюзен Боунс

Они сидели на веранде, наслаждаясь июльским теплом — густым и тягучим, как карамельный сироп. На белом столике красовался матовым запотевшим стеклом пузатый кувшин, до краев наполненный лимонадом.

Ханна, закусив верхнюю губу — это выглядело весьма забавно, потому что люди обычно закусывают нижнюю, — увлеченно что-то строчила в толстом блокноте с яично-желтым переплетом, а Сьюзен то и дело посматривала на подругу поверх учебника по зельеварению. Ей нравилось, как золотились светлые локоны Ханны в лучах утреннего солнца, пробивающихся сквозь сетчатый навес.

По правде говоря, Сьюзен даже немного завидовала ей. Особенно когда смотрела в зеркало и видела там свое отражение: карие глаза, прямые каштаново-рыжие волосы, круглые щеки. Летом ее лицо обсыпало веснушками, в то время как кожа Ханны приобретала благородный золотистый оттенок — и это тоже казалось Сьюзен несправедливым, хотя она вовсе не обижалась на Ханну, ведь та была совершенно не виновата в том, что ей так повезло с внешностью.

Вдруг Ханна замерла, повернув голову в сторону двери, ведущей из дома на веранду. Последовав за ее взглядом, Сьюзен увидела Руфуса Скримджера: он стоял на пороге, опираясь на трость, и словно не решался выйти наружу. Его лицо было так напряжено, а миссис Аббот, маячившая у него за спиной, с таким отчаянием зажимала себе рот руками, что не оставалось никаких сомнений — произошло нечто ужасное.

Постояв на пороге, Скримджер все же шагнул вперед. В этот момент бледная как смерть миссис Аббот знаками показала Ханне, чтобы та немедленно ушла.

— Я потом вернусь, — испуганно шепнула Ханна и, коротко сжав пальцы Сьюзен, убежала внутрь дома.

Скримджер медленно приблизился к столу, за которым сидела Сьюзен, и остановился в паре шагов от нее. Солнечный свет клетчатым одеялом падал сквозь навес, искажая черты испещренного морщинами лица, с которого на Сьюзен тяжело глядели светло-карие, почти желтые, как у льва, глаза.

— Сьюзен… — он явно не знал, как начать, но все же преодолел себя. — Сегодня ночью… Амелию убили. Прими мои соболезнования.

Выговорив последнюю фразу, он нервным жестом подозвал к себе стул и устало опустился на сиденье.

Сьюзен окаменела. Она ожидала услышать что угодно, но только не это.

Какое-то время они молчали. Сьюзен смотрела сквозь Скримджера, не видя его из-за пелены слез, застилающей глаза; ей хотелось что-то сказать — ведь дядя Руфус был хорошим и очень давним другом тети Амелии и наверняка нуждался хотя бы в паре слов утешения. Но с губ не слетело ни слова, а горло словно сдавило тисками.

— Ее убил лично Волдеморт, — нарушил тишину Скримджер. Он избегал смотреть Сьюзен в глаза, поэтому его взгляд был направлен куда-то вдаль.

— Как… как вы узнали? — прошептала она, вцепившись дрожащими пальцами в колени.

— Не было метки. Волдеморт единственный из них не оставляет ее на месте преступления… Подпись без подписи. Больше некому.

Сьюзен била ледяная дрожь, несмотря на ярко светившее солнце и густое августовское тепло. Краски зеленого сада и ярко-синего неба поблекли, звуки исчезли — будто кто-то опустил Сьюзен под воду. Словно издалека до нее доносились встревоженные переговоры Скримджера с Абботами: мистер Аббот — он был крестным отцом Сьюзен — взял на себя обязательства по опеке, миссис Аббот обещала сделать все, что в ее силах, чтобы «не дать девочке скатиться в депрессию», Ханна плакала.

Но Сьюзен было все равно.

* * *

Чем ближе к сентябрю, тем более изменчивой и непостоянной становилась погода: вязкая горячая духота, похожая на жженый сахар, сменялась оглушительной грозой, вслед за ней приходила ясная солнечная жара, которая на склоне дня уступала бодрящей свежести, прохладным шелком опускающейся на измученные сады. В эти предзакатные часы, когда отступал зной и начинали петь птицы, явственнее всего ощущалось скорое приближение осени.

В один из таких вечеров Сьюзен сидела на скамейке в саду Абботов и невидящим взглядом скользила по страницам учебника: черные буквы отчаянно не желали складываться в слова, а слова — в предложения. Это было самое настоящее убийство времени, и Сьюзен могла пропадать так часами, отрезая себя от остального мира и даже от Ханны. Та все время глядела на нее жалостливо, как на тяжелобольную, и это жутко выводило из себя. Не находя в себе сил сказать об этом прямо, Сьюзен просто сбегала от назойливой заботы Ханны и миссис Аббот и пряталась в саду или в небольшой комнатке прямо под чердаком, которую ей выделили хозяева дома.

Воздух все свежел. Солнце клонилось к закату, полнеба затянуло клубистыми облаками. Сьюзен плотнее закуталась в тонкую кофту и оторвалась от книги — ей надоело изображать увлеченное чтение, да и рядом не было никого, перед кем имело бы смысл притворяться. Аккуратно закрыв и положив на колени книгу, она достала из лежавшей рядом сумки кусок пергамента и перо. Помедлив, Сьюзен чуть дрожащей рукой вывела несколько коротких предложений:

«Добрый вечер. Я могу завтра к вам заглянуть? Если да, напишите, пожалуйста, к какому времени сможете открыть камин. Сьюзен».

Тщательно сложив письмо, она встала, собрала вещи и пошла в дом, чтобы дать поручение старой сипухе Джейн, что целыми днями скучала в своей клетке, лишь по ночам выбираясь на охоту. Несмотря на свой почтенный возраст, Джейн летала шустро — особенно если получала в награду печенье, — а потому ответ не заставил себя ждать. За час до полуночи сипуха вернулась с привязанной к лапе запиской, в которой содержался лаконичный ответ, набросанный размашистым угловатым почерком:

«Завтра в восемь вечера. Р. С.».

* * *

Сьюзен неловко переминалась с ноги на ногу, отряхивая пепел, оставшийся на одежде после перемещения через камин. Потом она спохватилась, вспомнив, что стоит на ковре, быстро достала палочку и навела порядок. Оглядевшись, Сьюзен обнаружила, что в гостиной дяди Руфуса ничего не изменилось с тех пор, как они с тетей Амелией в последний раз были у него в гостях. Воспоминание об этой встрече затопило сознание Сьюзен, и когда в комнату вошел Скримджер, ей пришлось торопливо вытереть слезы тыльной стороной ладони.

— Дядя Руфус, добрый вечер, — она улыбнулась дрожащими губами.

Он замер напротив нее, опершись на спинку дивана; пламя камина отражалось в круглых очках, играло бликами на лице, отчего его черты казались жестче и суровее, чем обычно. Сьюзен почувствовала себя до ужаса неловко — а слезы продолжали течь по щекам, как она ни приказывала себе успокоиться.

— Простите, я… — она шмыгнула носом. — Я вспомнила, как мы с тетей Амелией были у вас в последний раз, и…

— Понимаю, — прервал ее Скримджер. — Садись. Мой эльф принесет нам чаю.

Когда Сьюзен опустилась на край обитого коричневым жаккардом дивана, Скримджер протянул ей платок и тоже сел. Их разделяло три фута и неловкое молчание, которое растянулось на все то время, что готовился чай. Когда на столике перед диваном появился поднос с заварником, двумя чашками, молочником и вазой с печеньем, Скримджер кивнул зачем-то самому себе и перевел взгляд желтых глаз с камина на Сьюзен.

— У тебя все в порядке?

Вопрос прозвучал суховато, но Сьюзен хорошо знала, что скудность эмоций в случае дяди Руфуса — не более чем ширма. Во всяком случае, так всегда говорила тетя Амелия, а Сьюзен ей верила.

— Я в порядке, — она кивнула, отпивая чай. — Пытаюсь готовиться к новому учебному году… Я очень благодарна мистеру и миссис Аббот за то, что они взяли меня под свою опеку…

— Но? — Скримджер потянулся за молочником.

— Но… — Сьюзен вздрогнула, встретив его пытливый взгляд. — Но что?

— Мне показалось, что-то в их гостеприимстве не дает тебе покоя.

Сьюзен почувствовала, что краснеет. Она действительно хотела высказать свое недовольство, но в последний момент решила, что это будет неприлично. И все же…

— Я не могу так — когда на меня постоянно смотрят с такой жалостью, будто я умираю… Мне и так плохо и больно, а теперь я вынуждена прятаться от подруги в ее собственном доме, и мне кажется, что это очень некрасиво с моей стороны, но как это исправить, я не знаю, не понимаю, — Сьюзен выпалила все это скороговоркой и, ощутив, как жар перекинулся с лица на шею и плечи, опустила голову и уставилась на свои руки.

Скримджер хмыкнул. Подняв глаза, Сьюзен увидела на его лице кривую ухмылку.

— Меня тоже жалели в свое время, Сьюзен, мне до тошноты знакомо это чувство, — он машинально потер колено той самой ноги, на которую всегда прихрамывал. — Со временем перестанут, людям ведь надоедает без конца кому-то сочувствовать. Вот увидишь — вы вернетесь в школу, и твоя подружка станет вести себя, как прежде.

— Почему так? — спросила Сьюзен, подавшись вперед и чуть не пролив на себя чай.

— А ты бы смогла, Сьюзен, ежедневно находить в себе силы на искреннее сочувствие? Бесконечно жалеть человек может только себя, — Скримджер больше не смотрел на нее, он откинулся на диван и теперь не отрывал глаз от огня.

— Я с вами не совсем согласна, — робко возразила Сьюзен. — Мне кажется, если сердце доброе, то…

— Я не о том, — отмахнулся Скримджер. — Это не имеет ни малейшего отношения к доброте. Лучше скажи мне, все ли ты забрала из дома? Тебе там в ближайшее время нежелательно задерживаться надолго, да ты и сама бы не очень хотела, верно? Если там есть еще что-то, что могло бы тебе понадобиться, я могу дать тебе охрану.

Резкая перемена темы стала для Сьюзен неожиданностью, поэтому она замешкалась с ответом, изо всех сил подавляя желание закончить недосказанную мысль. Но, наверное, некоторым беседам лучше оставаться незавершенными — ей совершенно не хотелось спорить с дядей Руфусом, поэтому…

— Да, я не все забрала из дома, было бы не лишним туда заглянуть еще раз, тем более до учебы осталось всего-ничего…

— Так бы сразу и сказала, ты ведь поэтому в гости и пришла, Сьюзен?

Последний вопрос Скримджер задал вроде как в шутку, с наигранным облегчением, и в то же время он выглядел недовольным, как будто его отвлекли от очень важных дел ради какой-то ерунды. И ведь… Сьюзен чуть не хлопнула себя по лбу рукой — да! Ведь он совсем недавно стал министром! И наверняка ему теперь было совсем не до маленьких растерянных девчонок вроде нее.

— Вообще-то я хотела просто увидеть вас, — набрав в грудь воздуха, отчеканила Сьюзен. — Вы ведь тоже любили тетю Амелию. Она была вам другом, и… и я… в общем, я решила, что нам есть о чем поговорить.

Скримджер замер. Он недоверчиво всматривался в ее лицо, словно оно было и не лицом вовсе, а сюрреалистической картиной, скрывающей в себе тайные смыслы. Сьюзен мысленно прокляла себя за длинный язык и феноменальную навязчивость.

— Простите… — стушевавшись, пробормотала она и отставила чашку на столик. — Наверное, мне лучше вернуться домой… то есть к Ханне.

Она дернулась, чтобы встать, но в этом миг Скримджер подался вперед и удержал ее, перехватив за запястье — и тут же отдернув руку. Сьюзен успела ощутить шероховатость его пальцев и удивиться тому, какие они горячие — и окончательно смутилась, сама не зная почему.