3000 дней невиновности

14. Человек, лишённый матери

— Э-э… Диссоциативная фуга? — переспросила Джинни. — Нет, боюсь, я не знаю, что это.

— Когда-то подобное расстройство называлось психогенной фугой, но этот термин больше не используется. — Доктор Уолкотт с грустью посмотрел на Драко, прежде чем перевести усталый взгляд своих карих глаз обратно на Джинни. — Человек, страдающий от диссоциативной фуги, пережил психологическую травму, а не физическую: он пытался преодолеть травматическое воздействие или пострадал от сильного, полностью истощившего его эмоции события, что-то в этом роде. Человек настолько сильно желает избежать этого сокрушительного переживания и мучительной тревоги, что сильно дистанцируется от травмы. Чтобы сделать нечто подобное, мозг, по сути, перезагружает сам себя.

— И что это значит? — спросила Джинни, хмурясь.

— Диссоциативная фуга характеризируется переездом из дома и любых знакомых мест. Когда человек входит в состояние фуги, его воспоминания блокируются; он уходит из дома, не оборачиваясь назад; становится кем-то другим. Все эти процессы — части защитного механизма, который оберегает больного от влияния травматического происшествия. Состояние фуги может продлиться от нескольких дней до нескольких месяцев, и может больше никогда не повториться вновь, если пациенту удастся из него выйти. Судя по состоянию, в котором пребывал Бен, когда мы его нашли, я могу сказать, что уже тогда он пребывал в состоянии фуги порядка нескольких месяцев.

— Боже мой, — выдохнула Джинни. В этих словах была скрыта ужасающая правда: Почти Безголовый Ник в последний раз видел Драко в июне, и если Малфой не появлялся в Лондонской больнице до ноября…

Миссис Уолкотт вернулась в комнату с тарелкой шоколадных бисквитов. Она поставила её на маленький кофейный столик и снова села на диван, но никто из присутствующих так и не притронулся к сладкому. Глаза Драко были пусты, он смотрел в одну точку, а его рука, которую Джинни сжимала, безвольно обмякла, хотя она могла ощутить, как сильно бьётся пульс на его запястье.

— Я не знал, кто я, — отозвался он сипло, ни на кого не глядя, — персонал больницы испробовал всё, чтобы выяснить это для меня. Они проверили мою одежду на наличие бирок, но мои вещи были сшиты вручную и не содержали никаких отличительных знаков. Мои карманы были пусты. Никто не видел меня прежде, до того, как медсестра приёмного отделения нашла меня, так что никто понятия не имел, откуда я пришёл. Поиск по стоматологическим записям и отпечаткам пальцев тоже не дал результатов. Единственное, что нам оставалось сделать, чтобы определить мою личность, это показать моё фото в программе теленовостей и надеяться, что меня кто-то узнает.

— Ты совершенно ничего не помнил? — прошептала Джинни. Даже сама эта мысль была непостижима. Что бы она сделала на его месте, если бы вдруг лишилась всех воспоминаний, не зная ничего о собственном прошлом?

— Ну… Не совсем так, он не помнил ничего, что помогло бы нам найти его семью или друзей, — заметил доктор Уолкотт. — Было четыре вещи, которые ему удалось воскресить в памяти… не так ли, Бен?

Драко сухо кивнул.

— Я мог свободно разговаривать на французском и итальянском языках. И я помнил железнодорожную станцию, как надевал защитные щитки, и белую гигантскую птицу.

— Ты можешь смутно помнить, как видела Бена в вечернем выпуске новостей на БиБиСи, — добавил доктор Уолкотт. — Его фото появлялось на экранах несколько вечеров подряд вместе с номером телефона больницы на случай, если бы кто-то располагал какой-либо информацией. Тем временем, пока мы ожидали хоть каких-то новостей, мы с Беном усердно работали над тем, чтобы помочь ему постараться восстановить воспоминания… Хоть какие-то из них… И помочь вернуться обратно к нормальной жизни.

— А ещё все заметили несколько странностей в отношении вещей, которые я не мог сделать или вспомнить, — продолжил Драко, глядя на свои руки. — Я не знал, как пользоваться телевизором или телефоном, не помнил глобальных событий, как, например, смерть Принцессы Дианы или падение Берлинской стены, и даже какие фильмы шли недавно в кинотеатрах. — Он горько вздохнул. — Не мог вспомнить дни рождения, друзей, как я ходил в школу, мой любимый цвет. Понятия не имею, как так получилось, что я свободно говорю на двух языках.

— Мы отправили запросы во Францию и Италию, — пояснил доктор Уолкотт, слегка наклонившись вперёд. — По правде говоря, его произношение было настолько идеальным, а словарный запас — настолько богатым, что мы предположили, что английский мог быть не его родным языком.

— Единственный пазл, который нам удалось разгадать, было воспоминание о железнодорожной станции, — добавила миссис Уолкотт. — Я показала Бену все изображения Лондонских вокзалов, и он идентифицировал Кингс-Кросс, как тот, что всплыл в его памяти.

Джинни сглотнула. Платформа девять и три четверти…

— Все передовые методы терапии были испробованы, — продолжал доктор Уолкотт, — так что мы надеялись, что кто-то вне больницы увидит фото Бена в новостях и узнает его: старый школьный товарищ, брат или сестра, хоть кто-то появится и идентифицирует его. И люди действительно звонили, было больше сотни звонков, все уверяли, что знают, кем он был.

— Кто-то действительно узнал его? — спросила Джинни, уже предугадывая ответ.

— Мы тщательно проверили всех, и некоторые были даже допущены к личной встрече, — пояснил доктор Уолкотт. — Мы предоставляли небольшую комнату в больнице для подобных целей раз или два… Большинство обратившихся, единожды взглянув на него, сразу понимали, что он не был их братом или другом, кем-то, кого они искали, так что они быстро уходили. Другие же пытались настаивать, что он и есть тот, за кого они его приняли. Однако пару недель спустя история Бена привлекла широкое внимание общественности, и нам пришлось отсеивать ещё и тех, кто искал пару минут славы. — Доктор вздохнул и опечаленно взглянул на свою жену. — Было даже несколько людей, которые предоставили частицы ДНК для сравнения, но…

— Ни одного совпадения, — подытожил Драко с лёгкой дрожью в голосе. Джинни взглянула на него и заметила, что его глаза выглядят чуть ярче, чем обычно. Она сильнее сжала его ладонь, но Драко по-прежнему не смотрел в её сторону.

— Мы пытались найти хоть какие-то медицинские записи, которые совпадали бы с его старыми шрамами, — тихо продолжил доктор Уолкотт, глядя на Драко с неподдельной заботой. — У Бена есть длинный тонкий шрам, который тянется от его правой ключицы до левой тазовой кости, и заживший след от ожога на левом плече. Оба этих шрама выглядят так, словно были обработаны профессионалом, так что мы предположили, что, возможно, есть какая-то запись о них. И снова ничего.

— К тому времени Бен находился в больнице уже около шести месяцев, но так и не был идентифицирован, и что-то надо было с этим решать; он не мог провести остаток своей жизни, сидя взаперти в больничной палате и существуя на средства системы общественного здравоохранения.

— Как ты получил имя Бен Гамильтон? — спросила Джинни у Драко.

— Одна из санитарок просто стала называть его Бенджамином незадолго после того, как он оказался в больнице, — пояснил доктор Уолкотт, когда Драко не ответил. — Она знала какого-то парня из университета с этим именем, похожего на него. Со временем мы все стали называть его так, и имя прицепилось. Фамилия Гамильтон пошла от героя книги «К востоку от Эдема», которую доктор дал Бену почитать. И, как мы уже сказали, Бен находился в больнице около шести месяцев, никто его так и не идентифицировал, — продолжил доктор. — Было совершенно очевидно, что так не может продолжаться, и не только по финансовым причинам. Наша больница подала специальное прошение в парламент с просьбой принять его как любого другого иммигранта, который приехал в нашу страну и пожелал остаться на постоянное жительство: мы хотели, чтобы он получил гражданство. Ответ пришёл только лишь через два месяца, прикреплённый к именному особому разрешению. Моя жена и я вызвались оплатить налоги, и Бен официально стал британским подданным десятого июля.

— Но… Ты сказал, что в этот день — твой день рождения.

— Я сделал эту дату моим днём рождения, да, — кивнул Драко и, наконец, встретился с ней взглядом. В его глазах сквозила тревога, печаль и даже отчаяние. — Я подумал, что дата соответствует случаю.

— Конечно, — прошептала Джинни.

— И Бен стал жить с нами, — сказала миссис Уолкотт, улыбаясь Драко, а он слабо улыбнулся в ответ. — Мы делали всё, что могло помочь ему начать нормальную продуктивную жизнь.

— Он проявил интерес к кулинарии почти сразу же, — заявил доктор Уолкотт, — так что я договорился со старым университетским товарищем, Сэмюэлем Грейсоном, который, как я знал, владел рестораном в Лондоне, и Бен получил работу рядового повара.

— Именно тогда я решил отправиться во Францию и Италию, — продолжил Драко, — чтобы узнать побольше о кулинарии. Я не хотел идти в кулинарную школу, поскольку я уже был стольким обязан Уолкоттам…

— Мы были бы рады оплатить её для тебя, Бен, дорогой, — заверила его миссис Уолкотт, её глаза блестели от слёз. — Мы бы сделали для тебя всё, что угодно.

Улыбка Драко стала шире.

— После того, как я вернулся, Питер и Люси представили меня своему племяннику Джону, который арендовал квартиру в Лондоне вместе с Саймоном, им нужен был третий сосед, вот так всё и сложилось, — закончил Драко. — Моя жизнь, какой я её помню до настоящего момента.

— Но я никогда не слышала, чтобы потеря памяти оказалась постоянной, — обратилась Джинни к доктору Уолкотту. — Сможет ли Бен вспомнить всё когда-нибудь?

— Мы надеялись на это с самого начала, — согласился доктор. — В большинстве случаев, да, после диссоциативной фуги человек может вернуть большую часть или даже все свои воспоминания до момента наступления фуги, со временем и при соответствующей терапии. Но поскольку прошло уже восемь лет, и Бен так и не смог вспомнить больше ничего, кроме…

— Кингс-Кросс, защитные щитки, белая птица, — перечислил Драко. Он сказал это так, словно повторял этот список далеко не единожды.

— Да, — кивнул доктор. — Он не вспомнил больше ничего за исключением этих трёх вещей, поэтому мы пришли к неутешительному выводу, что его случай, возможно, относится к меньшинству пациентов, которые никогда не смогут восстановить свою память.

Разум Джинни работал с неимоверной скоростью, отчаянно обрабатывая всю полученную только что информацию. У Драко не было никаких воспоминаний о войне или его участи в ней. Никаких воспоминаний. И неожиданно Джинни пришло в голову, как же много воспоминаний было у неё о собственной жизни: Билл усаживает её на самую первую её метлу; мама рассказывает ей сказки перед сном; она впервые отправляется в Хогвартс… Детство же Драко полностью исчезло, стерлось: вместе с Крэббом и Гойлом, Панси Паркинсон и Блейзом Забини, Снейпом, его родителями… Исчезло, словно его никогда и не было, словно он появился уже полностью сформировавшейся личностью, будто с неба свалился, приземлившись босыми ногами на заснеженные улицы Лондона.