Королевство на краю моря

Опять жалость, и он отвел глаза.

— Не придешь в среду, пришли сову. — Драко кивнул, она на выходе поймала его за рукав. — Мне жаль. Что бы ни произошло. И если нужно…

Он смотрел на нее в упор, и Грейнджер медленно отпустила его руку. Спутанные кудри, пальцы в пятнах от чернил, широко раскрытые глаза. Сегодня он мог видеть ее в последний раз и не знал, как к этому относится. Не знал, был ли смысл вообще что-то чувствовать, но внутри скребло. Возникла какая-то странная паника, которой не было до этого, и она раздражала его до дикости. Хотелось ее задушить, подавить, оставив острые кромки лишь для вещей гораздо важнее.

— Ладно, — Драко еще раз кивнул, ловя на себе беглый взгляд — последнее, что о ней запомнит, — и развернулся.

— Хорошо.

Открыв дверь, он шагнул в коридор и, может быть, если признаться себе, перед тем как захлопнуть ее, исподволь глянул на прыгающие кудряшки. Через несколько часов после ухода Грейнджер Драко вернется, а потом уйдет навсегда.

Четыре

Дети быстро учатся получать желаемое. Не в силах дотянуться, удержать, съесть, завладеть, они умудряются убеждать других, кто выполнит за них работу. Мы плачем, кричим, топаем, устраиваем сцены, улыбаемся — и получаем, что хотим. Это лишь утвердило веру Драко в то, что все люди в глубине души без сомнения, а иногда и без меры эгоистичны. Хочу, хочу, хочу, мое, мое, мое. Детьми мы почти безотчетно учимся лгать и управлять — и всегда в раннем возрасте. Там, где другие бы остановились, он отточил навыки до блеска.

Драко замешкался с чемоданом, с непривычки держать тот до странности маленькими руками и слабой хваткой. И чтобы продвинуть чемодан по гладкому деревянному столу, наклоняться пришлось дальше. Мужчина напротив откинулся на спинку, тяжело выдохнул, не пряча ухмылки, а грузная женщина у стены шагнула откинуть крышку.

Драко сдержался, не проведя ладонью по темным волосам, — признак, выдающий нервозность, — и сохранил на новом лице расслабленное выражение. Не удавалось избавиться от ощущения, будто о кости, мясо и ткани шлепалась сырая кожа. Чудовищно неудобно, неуместно и совершенно чуждо. Дико хотелось ее стряхнуть, но ни лицо, ни поза не выдали лишнего.

— Очень хорошо, — пробормотал мужчина и кивнул, ухмыляясь. — Очень хорошо.

M.

В детстве не существует настоящего понятия «дом». Это место со знакомыми комнатами и лицами родителей за каждым углом. Там есть наши игрушки, наша кровать, дерево во дворе, похожее на гигантское чудовище. Там мы спим, едим, купаемся и с разбегу скользим по полу. Скажи кто про дом, мы поймем, что речь о месте, куда мы идем, когда утомились, вымокли и проголодались. Но это просто знакомое место со знакомыми вещами, что мы зовем нашими. Дом становится домом, когда мы взрослеем. Когда внутри него созданы тысячи воспоминаний тысячи разных мест. Когда понимаем, что нет места лучше.

Дом становится домом, когда мы возвращаемся утомившмися, вымокшими и голодными после путешествия в мир, который изрядно нас потрепал. Именно тогда либо слово осмысляется, либо приходит понимание, что домом это место не будет. Именно тогда, в час сильной нужды, дом по-настоящему становится домом. Иногда на протяжении жизни мы строим множество домов, а кто-то может так и не найти своего. Но мы никогда не прекращаем поиск: ищем начало своему дому, или путь к тому, что имеем, или даже к тому, что когда-то потеряли.

Разглядывая блестящую латунь, Драко крутанул ключ на пальце и насмешливо хмыкнул. Осмотрел комнату, где не было ничего, кроме потрепанных половиц да пожелтевших обоев. Не дом, а жалкое подобие. Зал, четыре спальни, две ванных и кухня. Ребенком он, бывало, терялся в Малфой-мэноре. Чтобы заблудиться здесь, потребуется не меньше трех бутылок огневиски.

А, неважно. Спальня, кухня и ванная есть, этого хватит. Можно было купить хоть хижину, но Драко привык иметь больше, чем нужно. Оставшиеся комнаты все равно будут пустовать. Не желая оставлять следы, он не взял денег из банковской ячейки, забрав все, что хранилось в поместье. Предполагал, что на пару лет денег ему хватит, но, по правде, не имел ни малейшего представления о ценах. Ни в магическом, ни тем более в магловском мире. Придется держаться как можно дольше на том, что есть.

Засунув ключ и портключ в карман, ногой отодвинул чемодан от двери. Вытянув палочку, покинул дом, двинувшись к деревьям, мысленно снова перебирая заклинания.

Пять

Кто-то считает, что наша личность берет начало от матери, кто-то — что мы куем себя сами. Мы смотрим в зеркало, видя, что не похожи на других. Размер, форма, цвет наших тел и лиц — вот что нас отличает. Там отражается не твоя мать, не сосед напротив, не знакомые родителей. Я поднимаю свою руку, я улыбаюсь, я смотрю и вижу, это я, меня, мне. Мы не понимаем почему, или как, или кто мы есть, но определяем основы. Я Драко. Я Драко. Я мальчик, мои волосы белые, и я Драко. Мы узнаем имя, по которому к нам будет обращаться мир. Это ярлык, определяющий все, что мы есть. Но пока мы знаем лишь звучание и образ, которым еще предстоит обрести смысл.

Платиновый блондин, очаровательные щечки, серые глаза, помнит он слова матери, чью улыбку ловит в зеркале, когда она поправляет ему рубашку. Правильно, Уилтшир. А тебя зовут Драко. Ты Малфой, не забывай об этом. Имя, положение, кровь. Пауза, ладонь приглаживает волосы, пальцем мазнув по щеке. Драко Малфой, чистокровный, сын Люциуса и Нарциссы, наш единственный наследник.

Драко глазами обвел все двери, ища ручку или набалдашник. Замедлил шаг, сомневаясь, не работают ли двери в магловском мире по-другому, и глянул сквозь стекло, проверяя, что никто не смотрит: еще не хватало показаться перед маглами полным чайником. Решил толкнуть створки, как те тут же вздрогнули, а Драко отдернул руку. С жужжанием двери раздвинулись, обдавая замерзшие щеки потоком горячего воздуха.

Удостоив их испытующим взглядом, он быстро шагнул вперед — створки, уже начавшие закрываться, снова разъехались. Видимо, причина в электричестве, о котором Драко читал, изучая магловский мир еще до побега. В купленном доме, ввиду наибольшей удаленности от цивилизации, электричества не было. Ему было на это плевать до тех пор, пока любое использование палочки не стало приводить к головной боли. Вдруг в магловском мире что-то не позволяло колдовать? И это дохрена его раздражало: боль, место, возможная заслонка, предостерегающая от его магии — его права по рождению. Боль каждый раз лишь распаляла злость до чего-то неконтролируемого, но хрена с два он мог что-то сделать. Драко не дружил с болью — никогда не дружил.

Он сделал четыре шага внутрь супермаркета и на пятом растерял всю уверенность. Сгорбив плечи, с полным недоумением и опаской оглядел людей. Единственная попавшаяся на глаза мантия больше напоминала пушистый розовый халат. Перед ним расстилались ряды продуктов, бегали дети, слышались пустые разговоры и скрип тележек. Слева доносилось «бип, бип, бип», там толпа народа покупала продукты, а красные жилеты подсчитывали их стоимость. Справа на стеллаже стояли увядшие цветы, карты и шарики. Над головой вращалась табличка «субботняя распродажа», сквозь динамики приглушенно звучала французская речь.

Драко чуть не сбежал. Почти повернулся выйти из странных дверей, назад в укромное место, чтобы переместиться в дом. Но потом вспомнил, что ел давным-давно и что все эти люди — маглы. Он был не на своем месте, но мир, мир оставался его — весь этот мир. Пусть ему и нельзя колдовать перед ними, но он не беспомощный. Беспомощные — маглы, а он, Драко, волшебник. Ему не навредили бы даже кулаки и пистолеты, а с супермаркетами он тем более справится.

Драко подавил страх и, вздернув подбородок, с решительным видом зашагал к прилавкам.

O.

Первое воспоминание о зельях, о запахе смешанных ингредиентов и магии сформировалось у Драко в возрасте пяти лет. Он заметил отца сквозь щелку в дверях лаборатории, где в углу шумно бурлил котел. Тот стоял высоко-высоко над Драко, а отец возвышался еще сильнее. Драко не помнил, о чем шла речь, но в памяти остался рокот отцовского голоса и стул, на который ему помогли вскарабкаться. Ручками Драко хватался за изогнутую спинку, а потом отец позволил ему помешать зелье, и они поглядывали друг на друга с ухмылками, вдыхая пьянящий аромат.

Драко сжал виски и нахмурился, пытаясь припомнить, что же за зелье они варили. Аромат тоже ускользал и никак не давался. Дурманящий, кажется, но… насыщенный? Или…

— Твою мать, — ругнулся он. Боль в голове удвоилась, вода на плите вскипела.

Драко присел, потирая виски, и оценивающе глянул на круглую ручку. Он не одну минуту убил на то, чтобы понять, как получить что-то кроме «щелкщелкщелк». Поставил туда кастрюлю, решив, что маглы изобрели наиболее надоедливый способ готовки. «Щелкщелкщелкщелк», и воздух наполнил странный запах. От нетерпения Драко покрутил ручку — вспыхнувший огонь чуть не спалил ему лицо. Чертовы изобретения маглов.

Уменьшив огонь, он схватил со столешницы лапшу. Высыпал ее в кастрюлю, отпрыгнув, когда та плюхнулась, обжегши ему руку, а спиральки покатились по полу. Драко злобно выдохнул, на три секунды замерев, вперившись взглядом в пустое место, пока не понял, что ждет домового эльфа. Швырнул упаковку обратно и тяжело вздохнул, прижав ладонь ко лбу, прикрыл глаза.

И вот в это превратилась его жизнь? Доберется ли он когда-нибудь до точки, когда можно будет вернуться, не оказавшись при этом в тюрьме? Стукнут ли ему все восемьдесят, когда магический мир забудет его имя? Волшебники живут долго, но шестьдесят лет он так не протянет — убьется. Однажды пламя просто взметнется и зажжет его всего. Или тележка в супермаркете забьет его до смерти, потому что, судя по синяку на бедре и порезанной лодыжке, маглы ни хрена не знают о вождении и ни черта не видят у себя перед носом. Или головная боль вконец его доканает, а никто даже не найдет тела. Он сгниет на кухонном полу, и никто никогда об этом не узнает.

Впервые за два года холодная ненависть к себе смешалась с одиночеством. Драко вцепился в столешницу. Стоило оно того? Пустой дом посреди нигде, никого кроме него — стоила того свобода? Он чувствовал себя никчемным, как после шестого курса, после войны. Всего лишь пшик жизни со своими ошибками и промахами, не дающими покоя.

Шесть

Всего лишь деревяшка. Ей управляет твоя магия. Ты. А то, чем ты управляешь, никогда не превзойдет тебя самого, Драко. Понимаешь? Мир под углом, твердая рука, намек на отцовскую улыбку. Осторожнее. Никогда не забывай о контроле. Потеряешь — и сделаешь себе только хуже.

Драко уставился на пень, на котором лежала ветка, за пять выдохов насчитав пятьдесят колец. Он не создан для труда. Хоть и играл в квиддич, но там требовались острое зрение и координация, а не груда мышц. Тогда он все равно пару раз в неделю бегал и упражнялся, держа себя в форме. Вертикальные полеты оставляли игроков почти в свободном падении, но определенные трюки требовали сил. Он недалеко улетел бы, вися на метле вниз головой, когда мир перед глазами сливается в пятно, если бы не мог удержать свой вес одной рукой и ногами. Для этого не нужна сила загонщика, да и своей фигурой Драко был доволен.