Канон

Я поклонился женщине, она, улыбаясь, кивнула мне. Рядом я услышал шарканье каблуков крёстного.

— Дорогая, позволь представить тебе Гарольда Джеймса Поттера. Гарри, прошу познакомиться с моей женой Перасперой, миссис Гринграсс! — поспешил представить нас мистер Гринграсс.

— Рада познакомится, мистер Поттер! Как поживаете?

— Как поживаете, миссис Гринграсс? Приятно познакомиться!

— Вы не будете против, мистер Поттер, если я буду звать вас Гарри?

— Был бы счастлив этому и, если можно, на “ты”.

— Обязательно, Гарри! Тогда и ты, пожалуйста, называй меня Перасперой или Перри!

Я склонил голову. Гринграсс деликатным покашливанием вынудил нас с Сириусом оторвать глаза от его супруги, причём Сириусу это, похоже, далось неимоверным волевым усилием:

— Сириус, Гарри, я прошу прощения, но вопрос очень деликатный…

— Что такое, Дэниел? — вежливо спросил крёстный.

— Мне неловко об этом говорить… — Гринграсс сделал паузу.

— Простите, мистер Гринграсс… — начал я.

— Дэниел, — вставил тот.

— Простите, Дэниел, что так бесцеремонно вас перебиваю…

— Я вас слушаю, Гарри!

— Не далее, как вчера я объяснял мистеру Блэку, присутствующему здесь, — я довернул торс в полупоклоне в сторону Бродяги, на что тот ответил мне учтивым кивком, — что я настаиваю на стопроцентной уверенности перед тем, как встречаться с моими… — всё-таки, до конца держать лицо не получилось. Горло свело спазмом, и я не смог сказать далее ни слова. Миссис Гринграсс двинулась вперёд, подтаскивая мужа ближе ко мне, и ободряюще потрепала меня по плечу. Я через силу благодарно ей улыбнулся и смог закончить мысль: — Чтобы не тревожить тех несчастных, кто примерно в то же время потеряли своих… — всё, больше не могу. Какого чёрта? То краснею, то слова сказать не могу, то ноги не держат! Я что, девчонка где-то внутри? Хотя, вроде нет, совсем же недавно держал в руках доказательство обратного, когда избавлялся от излишков жидкости в организме!

— Что такое? — с сильно озабоченным видом Дэниел повернулся к Сириусу. — О чём речь?

— Я тебе потом расскажу, — ответил крёстный. — Как ты рассчитывал убедиться?

— Когда он пропал, на нём уже было родовое кольцо. Можно на него взглянуть?

— Чёрт меня подери! — хлопнул себя ладошкой по лбу Сириус. — И как же я, дурак, не вспомнил?

Гринграсс смотрел на крёстного с упрёком, а леди — с весёлой улыбкой. Интересно, у Дафны такой же жизнерадостный характер? Сириус повернулся ко мне:

— Гарри, сделай так, — и он указательным пальцем левой руки на тыльной стороне правой вывел сложный узор, — а теперь скажи “компарео”.

— Компарео! — послушно повторил я, и на среднем и безымянном пальцах моей руки появились два кольца. Одно — платиновое с плоским круглым рубином сантиметра полтора в диаметре с вензелем, выгравированном на рубине и заполненном платиной, а другое — платиновое с изумрудом, на котором тоже красовался вензель, но другой. У Сириуса с Дэниелом, которые заранее плотно сжали губы, рты, конечно, не пооткрывались и челюсти не выпали, но зато лица изрядно удлинились. Я тем временем смотрел на перстень Сириуса с чёрным алмазом размером с мышиную голову. Неплохо, совсем неплохо.

— Милый, это ведь то, что нужно? — спросила миссис Гринграсс.

— Да, — ответил её супруг. — Но откуда второй?

Пока Сириус пытался сообразить, что ответить по поводу фамильного перстня Поттеров, сидящего на моём безымянном пальце, я отвлёкся на пару, зашедшую в гостиную со стороны зала. Высокий, под метр девяносто, крепкий мужчина с седой, почти белой прядью вдоль чёрных, как крылья ворона, волос. И тёмно-русая женщина рядом с ним такого же роста, как Пераспера. Я не говорю о том, что в груди у меня закололо, будто я на полной скорости мчусь к земле на сломанной метле, и осталось уже пятьдесят метров… Нет, я её узнал. Мама. Боггарт меня задери, да стоило мне её хоть раз увидеть — и никакое заклятье наложенной памяти не сдержало бы того потока эмоций, что я сейчас испытывал. Женщина молча разглядывала меня, и на лице её не дрогнул ни один мускул. Я ей не понравился! Я ей не нужен! Чёрт, как же я такого-то варианта не предусмотрел, что я приду — а тут меня не ждут!

Видать, что-то такое отобразилось на моём лице, поскольку мама, забыв всякие приличия, бросила локоть мужа и подбежала ко мне, распахнув объятья. Она поймала меня и прижала к себе.

— Мама! — пробормотал я. Плакать не буду, я, в конце концов, мужик! А вот не буду, и всё! Рыдающая мать — это конечно, тяжёлое испытание для подобного обета, но — не буду. Уголком сознания я отметил, как Пераспера берёт супруга и Сириуса под руки и практически выталкивает в зал, причём крёстный совершенно неприлично крутит шею, зыркая вытаращенными глазами. Ну что за воспитание!

Отец медленно подошёл к маме сзади и положил руки ей на плечи, глаза его подозрительно блестели. Это не слёзы, конечно же. У него, наверное, аллергия на собак! Знал я, что не стоит сюда Сириуса тащить — обязательно из-за него какая-нибудь неприятность случится! Мама, не отпуская меня, запустила руку за спину, выталкивая отца мне за спину и прижимая. Он наконец-то расслабился, — а его напряжение до этого я отлично чувствовал, — и обнял нас обоих. Я положил голову на плечо маме, хоть для этого мне и пришлось слегка изогнуться вбок.

— Сынок мой родимый, сыночек! — бормотала мама. — Ты вернулся, моя кровинушка, мой милый маленький Лекс!

Лекс?!! У вас тут ещё и Лекс есть? Маленький! Почему не знаю? Вот, как им теперь объяснять, что я даже имени своего не помню, не то, что какие-то подробности своего детства. Стыдно признаться, я даже отца своего не помню. Зато маму… Нет, никаких эпизодов, только это красивое любящее и заботливое лицо. Мама, у меня есть мама. Живая мама, которая, дай ей волю, сейчас бы подхватила меня на ручки и начала баюкать.

— Мама… — сказал я. — Я ничего не помню. У меня память другого… Я только тебя помню. А имени — не помню!

Я почувствовал боль обоих родителей. Отец отпустил меня и, взяв за плечи, развернул к себе так, что мы втроём образовали очень тесный круг.

— Познакомься, сын! Твоя мать — Деметра Паркинсон! — сказал он с улыбкой.

— Твой отец — Дейвус Питер Паркинсон! — с сияющим лицом сказала мама.

Паркинсон! Точно, я же видел его в школе и, как назло, с одной из тех немногих девушек, которые мне нравились. Кстати, даже несмотря на совершенно невыносимый характер Персефоны. Обломись, Поттер, Панси — твоя сестра! Хм… А мне ещё в этом году предстояло сказать, что она похожа на мопса. Неправда, конечно. Панси — миленькая девочка! Только злобная очень, причём по отношению именно к Гарри Поттеру почему-то. Кстати, о Гарри Поттере.

— Мама, папа, я прошу прощения, но я и своего имени не помню…

— Алексиус Паркинсон, — незамедлительно отозвался отец.

— Алекс, Лекс, Лексус, — добавила мама, явно смакуя имя своего сына на языке.

Наконец-то они смогли нас отпустить — меня и того самого Лекса, при этом не сильно придушив. Как можно описать это безмерное счастье человека, точнее, в чём-то даже ребёнка, которым я, конечно, уже перестал быть в тот момент, когда Сириус сказал мне: “Ну, ты же — мужик!” Отец позвал деликатно удалившихся, точнее, бесцеремонно вытолканных леди Гринграсс гостей разделить радость с нами. Пераспера тут же начала обниматься с мамой, которая, тем не менее, так и не отпустила моей руки, а папа сначала пожал руку Бродяге, а потом, не выдержав, попытался раздавить ему рёбра, на что тот ответил радостным кряхтеньем.

— Сириус, большое тебе спасибо, что ты вернул нам сына! — сказал он.

— Заботиться о крестнике — мой долг! — заявил Сириус. Папа кашлянул в кулак и переглянулся с Дэниелом. — Что такое, Дэйв? Я что-то не то сказал?

— Прости меня, Сириус, но Дэниел и Пераспера — крёстные Алекса.

Бродяга разинул рот, и я вступился за вожака, для начала тоже кашлянув.

— Ты что-то хочешь сказать, Лекс? — спросил отец.

— Да. Сириус Блэк до сегодняшнего дня был единственным моим родным человеком, он заботился обо мне, любил и защищал…

Кулак ко рту поднёс Гринграсс, но, увидев улыбку отца, кашлять не стал:

— Алексиус, мы с Перасперой знали тебя с пелёнок и до самого момента твоего исчезновения, которое для нас тоже было жестоким ударом, — покачав головой, он пресёк пою попытку открыть рот. — Нам обоим было бы очень приятно, если бы мы тоже были твоими крёстными, — он сделал ударение на слове “тоже”.

Сириус внимательно посмотрел на меня:

— Ты же понимаешь, что крёстные и крестники — наследие христианской культуры, а мы — даже не верующие? Ты же сможешь найти в своей душе место для ещё двух любящих людей?

Не знаю про Дэниела Гринграсса, я его час назад впервые встретил, а эту богиню я готов занести в любой дружественный мне список. Крёстный тяжёлым взглядом смотрел на меня. Понятно, сейчас покусает! Я поклонился:

— Мистер и миссис Гринграсс, прошу, окажите мне честь быть моими крёстными наравне с мистером Блэком!

Папа похлопал меня по спине, и Гринграссы подошли ближе. Пераспера сразу меня обняла, окончательно вырвав моё трепыхающееся сердце из груди, а довольный, как слон, Дэниел ласково потрепал меня по плечу. Чувствую, вечер ещё только начинается.