Универсальный доктор. Билет на выживание

Мокрые шерстистые твари были настроены решительно. Этой ночью они охотились. Бешенство изменило сознание псов, и те приняли новую истину — человек стал добычей. Вблизи собаки оказались не такими крупными, как мне это почудилось вначале, и не сумели бы вдвоем задрать взрослого человека, однако их укусы могли привести к провалу испытания. Старушка тихо вскрикнула и попятилась, в иллюзорной защите выставляя руки перед собой. Я же покрепче перехватила трость, готовясь к неминуемому нападению.

Ближний ко мне пес, казавшийся черным из-за слипшейся мокрой шерсти, припал на передние лапы, скаля поблескивающие в отсветах редких молний клыки. Не будь дождя, из его пасти падала бы хлопьями пена, но ее смывали срывающиеся с небес струи воды.

Первым молча бросился пес, что был немного поодаль. Выписывая кривые зигзаги, худое тело стрелой метнулось вперед, готовясь к прыжку — пес метил в шею. Старушка, продолжая пятиться, сместилась в сторону, оставляя меня наедине с парой беснующихся тварей. Еще мгновение и, сильно оттолкнувшись лапами от скользкого камня, пес взвился в воздух.

Набалдашник трости встретился с головой твари всего в каких-то сантиметрах от моего плеча. Раздался глухой удар, словно тяжелое палено упало на утоптанную землю, и пес, разбрызгивая грязную воду, шмякнулся на брусчатку. Мой удар не нанес твари ощутимого урона. Пес лишь потряс головой и снова зарычал, скаля зубы. Громко фыркнув, тварь резко ринулась вперед и вцепилась в промокший сапог. Я попыталась сбить пса второй ногой, а заодно добавила тростью, но он не желал разжимать челюсти. Пес мотал головой из стороны в сторону, и все глубже вгрызался в свою добычу. Пока его клыки не могли прокусить грубую кожу, но он бесновался так рьяно, что мне с трудом удавалось сохранить равновесие. Стоило мне упасть, и все бы закончилось плачевно.

Я продолжала бить собаку тростью, но тварь, словно бы не замечала боли. Все происходило слишком быстро, какие-то секунды. Для меня же время растянулось в адреналиновую бесконечность. Отбиваясь от настырной твари, я совсем забыла о втором псе. Зато он не забыл обо мне. Тварь дождалась момента, пока я, занятая ее товаркой, не повернусь к ней боком. В этот момент она резко сорвалась с места и прыгнула.

В свете новой молнии я увидела лишь стремительное движение гибкого тела. Собака целилась в руку с зажатой в ней тростью, и я уже не успевала увернуться или отскочить в сторону. За мгновение до того, как челюсти пса сомкнулись на моей руке, возле лица что-то вжикнуло, и тварь отбросило далеко в сторону.

Опешив, я замерла. На мое счастье, отвлекся и пес, самозабвенно терзающий сапог. Этого хватило, чтобы я как следует прицелилась и с силой ударила тростью пса по носу. Визг твари и хруст дробящейся кости раздались одновременно. Собака неуверенно помотала головой и попыталась сделать шаг вперед, но лишь покачнулась на заплетающихся лапах и повалилась на бок. Животное было уже мертво, но его конвульсивно дергающиеся лапы все еще взбивали жидкую грязь, растекшуюся по дороге.

Удивившись своей меткости и невероятной удаче, я обернулась. В мою сторону, приветственно помахивая рукой, шла пышнотелая красотка Фрет. В другой руке у нее был зажат массивный арбалет. Якуб собственной персоной.

— Я как всегда вовремя, — продолжая улыбаться, произнесла рыжая толстуха.

— И как всегда скромен, — ответила я, стараясь унять дрожь в руках. — Надо полагать, именно на этих блохастых у тебя задание?

— В точку! Лабораторию я уже подготовил. Теперь осталось только собрать побольше материала и, собственно, вывести саму вакцину. А у тебя как дело продвигается?

— Не особо быстро, — с сожалением произнесла я. — Сейчас, вроде, побочное задание выполняю, но система почему-то молчит.

За всей этой суетой с псами я совсем забыла про напуганную старуху. Бременка обнаружилась у стены дома. Она сидела в луже, закрыв от страха лицо руками, и ритмично покачивалась.

— Эй, мать, все уже кончилось, можешь подниматься, — самодовольно произнес Якуб, забрасывая арбалет на плечо.

Старуха неуверенно растопырила пальцы и глянула на него сквозь образовавшуюся щель. Затем она, кряхтя, поднялась на ноги и молча засеменила в том же направлении, куда так стремилась до встречи с собаками.

— Не перестаю удивляться этим неписям. То они ведут себя совсем как живые, то словно персонажи из какой-нибудь допотопной компьютерной игры. Недоработка однако, — произнес Якуб, глядя вслед удаляющейся сгорбленной фигурке. — Хорошо еще, что система не штрафанула за второго пса, которого ты так удачно приласкала тростью. А то у меня этих баллов набралось — выше некуда. Ладно, извини, у меня задание на время, так что надо поторапливаться.

— Да, конечно, — махнула я ему на прощание, — У самой время поджимает. И спасибо тебе. Избавил от дополнительных проблем.

— О чем вопрос. Еще свидимся.

Якуб неуклюже склонился над тушей все еще подергивающейся собаки, а я поспешила вслед за старухой. Не ровен час, потеряю ее за пеленой не желающего прекращаться дождя.

Нужный дом обнаружился за ближайшим поворотом. Приземистое старое деревянное строение, никогда не знавшее ремонта, держалось лишь на честном слове. Над дверью, в такт порывов ветра, билась о стену облезлая вывеска, на которой с трудом угадывалась корзина, доверху заполненная какими-то ромбиками, очевидно символизировавшими пирожки. Внутри дома пахло сыростью и мочой. Старушка запалила оплывший огарок сальной свечи и сразу же двинулась вглубь, оставляя на пыльном полу мокрые следа. Света было недостаточно, чтобы как следует рассмотреть комнату, в которой мы очутились. С потолка повсюду свисали старые тряпки, вперемешку с паутиной и пучками пересохших трав. Мебель, что попадалась на пути, была разбита и изъедена древоточцами. Почти четверть дома занимала печь и утварь, которую использовали пекари. Судя по всему, с вывеской я не напутала.

Старуха поставила свечу на низкий столик в изголовье узкой кровати. Свет, льющийся от крошечного язычка огня, осветил лицо измученной некрасивой женщины. Она практически не шевелилась, лишь часто и шумно дышала.

— Помогите ей, доктор, — запричитала старуха, утирая мокрое от дождя и слез лицо. — Кроме нее у меня больше никого нет.

Едва бросив взгляд на кровать, я поняла, что дело плохо. Беременная была укрыта тонким шерстяным одеялом, по которому расползалось кроваво-черное пятно. Скинув с женщины одеяло, я на мгновение оторопела.

— Сколько же из нее крови вышло, — задумчиво пробормотала я. — И почему она все еще жива?

Бременка едва ли не плавала в своей крови, пропитавшей продавленный соломенный матрас. Я неуверенно прикоснулась к ее животу. Женщина не отреагировала. Ее дыхание стремительно замедлялось, а пульс, наоборот, учащался. Жить бременке оставалось считанные минуты. Даже если бы мы пришли раньше, я не смогла бы ей помочь. Провести операцию по остановке кровотечения в таких условиях не представлялось возможным. Не помогла бы ей и кровь старухи, если бы я попыталась ее перелить. Она просто вышла бы из тела женщины, не принеся ни малейшей пользы.

— Я не могу помочь вашей дочери, но я все еще могу попытаться спасти ребенка, — обратилась я к забившейся в угол старухе. — У вас останется внук или внучка, и это хоть немного уменьшит ваше горе. Ребенку потребуется уход.

При моих словах старуха, едва сдержав горестный стон, дернулась было в сторону дочери, но затем лишь устало опустилась на скрипнувший деревянный стул.

— Сделайте хоть что-нибудь. Я не могу потерять всех, не могу остаться одна, — безжизненным голосом произнесла бременка.

Зря я беспокоилась насчет наркоза. Он мне не понадобился. Беременная потеряла сознание, и не чувствовала боли, причиняемой острым скальпелем. Я постаралась отключить эмоции, предоставив возможность рукам действовать самостоятельно. Мое тело превратилось в механическую машину, совершающую последовательность идеально выверенных действий. Стоило мне совершить первый надрез, система включила таймер. Всего лишь пятнадцать минут на выполнение. Внутренне вздрогнув, я продолжила операцию.

Все было кончено за двенадцать с половиной минут. Синий мальчуган, появившийся из разверзнутого чрева, огласил старый дом криком, и старуха ожила. Она подхватила ребенка на руки и сразу же принялась кутать его в старые тряпки. Я лишь покачала головой. Дополнительное задание было выполнено, о чем меня тут же уведомила система:

— Поздравляю! Задание выполнено раньше отмеренного срока. За это с вас снимается двадцать ранее начисленных штрафных баллов. Ваша репутация возросла. Вы переходите на следующий уровень взаимоотношений с жителями Бремена.

Я с облегчением выдохнула. Двадцать баллов частично покрыли штрафы, что я получила за просроченных пациентов. Неплохой результат.

Женщина на постели была все еще жива. Теперь ее пульс практически не прощупывался, а грудная клетка вздымалась редко и отрывисто. Я не могла оставить ее тело в таком виде. Среди вещей доктора нашлась игла с шелковой нитью. Склонившись над животом бременки, я замерла. Там, где совсем недавно находился ребенок, чернело нечто, чему в организме живого человека быть не положено. Я потянула предмет на себя.

На свет показался тонкий пластиковый футляр, не больше ладони в длину. Я завороженно смотрела на него, не в силах поверить в происходящее. Ищи внутри… Кажется, система все-таки выразилась не фигурально. Поспешно обтерев футляр от крови первой попавшейся под руку тряпицей, я осторожно открыла его и уставилась на содержимое.

В эластичных ложах покоилось шесть маленьких ампул из непрозрачного черного стекла для пневматического инъектора. Никаких обозначений или картинок. Впрочем, в разъяснениях не было надобности. В моих руках наконец-таки оказалась сыворотка. Вот теперь у меня появился реальный шанс справиться с заданием.

— Ваш пациент умер! Вам начислено четыре штрафных балла. Старайтесь избегать ситуаций, при которых может быть начислен штраф.

Вот же бездна! Все-таки это был не конец, да только ничего теперь не поделаешь. Четыре балла — это не двадцать, еще есть шанс все исправить.

Я бережно закончила начатое, напоследок прикрыв тело покойной одеялом. Старуха сидела в углу, укачивая притихшего младенца и стараясь не смотреть в сторону дочери. Провожать меня она не стала, и я сразу же покинула дом, тихо прикрыв за собой дверь.

Дождь перестал, и я, измученная ночными треволнениями, медленно брела по безлюдной улице, освещаемой первыми тусклыми лучами хмурого солнца. Дом встретил меня сыростью и прохладой. Я по привычке зажгла свечу и двинулась вглубь комнаты. С потолка сорвалась крупная капля и, словно нарочно, метко угодила в самый центр пламени, моментально потушив огонек. Вместе с тем, моя вновь разболевшаяся нога заскользила вперед, и я, потеряв опору, полетела на пол, попутно снося все на своем пути. Раздался грохот и звон битого стекла. Что-то с силой ударило меня по голове, заставив окончательно растянуться на животе.

Кряхтя и постанывая, я с трудом приняла вертикальное положение, усевшись прямо на мокрый пол. То, что ударило меня по голове, оказалось старым мешком с позвякивающим походным добром доктора, который я прихватила из дома Шнойберга. В тот злополучный день, так и не осмотрев все карманы, я попросту забыла про мешок, закинув его на одну из многочисленных полок. Теперь же мешок сам напомнил о себе, причем не самым приятным образом. Внутри что-то разбилось, отчего по комнате разнесся терпкий неприятный запах. В добавок я умудрилась порезать многострадальную руку, за что тут же получила штраф в три балла.