Предел Спасения

— Но ты был, Рен.

— Точно.

Ларкин фыркнул.

— Ты знаешь, в чем твоя проблема? — спросил он.

Меррт постучал по челюсти.

— Неа, — произнес Ларкин, и потянулся, чтобы постучать пальцем по макушке Меррта.

— Точно, — сказал Меррт. — Это гн… гн… гн… психологическое.

Челюсть подводила его постоянно. Кроме того, что она была уродливой, она имела тенденцию заклинивать и щелкать, как будто он сражался с нейронными связями, которые медики привязали к ней. При некоторых словах, даже нетрудных, Меррт перемалывал челюстью, как будто он застревал в вербальном зыбучем песке. Становилось хуже, когда он нервничал.

Ларкин не был медиком, но жизнь дала ему некоторую проницательность насчет вещей в голове. Стрессовый фактор предполагал, что это все было не столько из-за физического недостатка челюсти, сколько из-за нервов. Аугметика, особенно массивная, приделанная на поле боя, может делать с вами странные вещи. Рен Меррт, благослови его Император, видел свою проблему, как простую, из-за массивного повреждения. Он был испорчен, следовательно, он больше не мог стрелять. Ларкин видел, что все это было в гораздо более мелком масштабе. Грубые и несовершенные нейроды его аугметики были постоянным напоминанием Меррту, что он был сломан и с дефектом, даже во время того одного, безоблачного, идеального момента выстрела. Он никак не мог добиться полной концентрации. Результат: выстрел испорчен, каждый раз.

Это было догадкой Ларкина. За исключением того, что он не мог это доказать.

И даже если бы он смог, что бы он с этим смог поделать? Заставить их убрать челюсть Меррта?

— Выстрели еще раз, — сказал Ларкин.

— Чтобы ты гн… гн… гн… смог увидеть, как я снова промахнусь?

— Нет, — сказал Ларкин. — Я не смотрю на бутылки на стене. Я наблюдаю за тобой. Стреляй.

В зале, Капельмейстер Еролемев, наконец-то, показал музыкантам остановиться. Настало время им прерваться, уложить свои инструменты, и насладиться предложенными едой и напитками. Два Танитских волынщика на противоположной стороне зала взяли на себя развлечение собравшихся.

Члены оркестра спустились со сцены, некоторые со своими инструментами. Эриш, один из знаменосцев, помогал Элвею снова прикрепить знамя к каркасу его полевого барабана. Эриш был большим парнем, с мощной мускулатурой от переноски тяжелых вещей оркестра. У него была спина и плечи, которые выглядели, как луковица тюльпана. На стационарном параде, он играл на цимбалах. Поблизости, Ри Пердэй, одна из лидеров в духовой секции, с восхищением смотрела на него, пока убирала в кейс свой медный геликон. Горус, который играл на деревянном духовом инструменте, подстраивал его.

— Мне нужно выпить, — сказал Горус. — Я думал, они собираются заставить нас играть всю ночь.

— Не похоже, что они даже, кажется, наслаждались этим, — ответила Пердэй. Она сняла свой высокий, украшенный гребнем, головной убор, и провела рукой по своим волосам.

— Кто? — спросил Эриш, услышав. Он протолкнулся мимо пары оркестрантов с трубами, чтобы присоединиться к ней. — Укажи на лицо, и я разобью его.

— Разобьет, — сказал Горус.

— Кто-нибудь видел, куда ушел Кохран? — спросила Пердэй. — Он весь день выглядел странно.

— Странно? — спросил Горус.

— Как будто он болен.

Оркестрант Пол Кохран был меньше, чем в двух дюжинах метров, когда Ри Пердэй спросила о нем. Он покинул сцену, и побрел в уборную позади зала.

Он был одним из самых молодых оркестрантов, высокий и хорошо сложенный, хорошо выглядящий. Он был особенно красив в бескомпромиссной опрятности своей парадной униформы.

Правда была в том, что Пол Кохран был, фактически, в километре отсюда, плавая в грязном туннеле под фундаментом главного посадочного поля, его белый и раздувшийся труп предоставил первоклассную еду для желеглазых, острозубых обитателей не видящего свет болота.

В уборной, другой Пол Кохран поймал свое отражение в стекле маленького окна, отброшенное лампой. Он смотрел на себя. На мгновение, его лицо зарябило. Последовали влажные щелчки от движения костей, когда он ослабил сконцентрированные усилия, которые поддерживал, и черепной кинез восстановил нормальную структуру его черепа. Совершенно другое лицо посмотрело в ответ.

Он секунду отдохнул, наслаждаясь расслаблением мускулов и потерей напряжения, а затем снова вернул лицо Кохрана с приглушенным, хрящевым щелчком кости.

Гаунт пользовался служебным жильем на противоположной от зала стороне двора. Ночное небо было темным от смога, похожим на запятнанный бархат. В воздухе была резкая нотка от загрязнения.

Он покинул яркий и шумный зал и пошел к своему жилищу.

Дверь была разблокирована. Горела лампа. Белтайн был единственным с ключом, а Гаунт только что видел его в зале.

Он вытащил свой силовой меч. Сталь тихо выскользнула их ножен. Пристально смотря в дверную щель, он не видел никаких признаков вторженца.

Гаунт вошел внутрь, приготовив меч. Он не производил совершенно никаких звуков. Человек не сражался рядом с такими, как Макколл и Лейр все эти годы, чтобы не научится, как двигаться, подобно призраку.

В кабинете было пусто. Или документы на его письменном столе потревожены? Затем, спальня. Гаунт мог чувствовать, что кто-то был там.

Он подошел к двери. Последовал легчайший намек на движение. Его меч наткнулся на защитный блок.

Что-то остановило его. Что-то парировало его меч. Это двигалось быстро и было очень сильным. Он повторил, более агрессивно. Режущий удар был блокирован, затем что-то размытое прыгнуло на него. Гаунт увернулся, но атакующий был слишком быстрым. Гаунт получил скользящий удар по плечу и опрокинулся в сторону, врезавшись в маленький столик, который перевернулся, книги и планшеты разлетелись по полу.

Потеряв равновесие, он махнул мечом по кругу, уже включив энергию, так что уже смертельное лезвие старого оружия было усилено яростным голубым огнем. Нападающий, все еще не больше размытого пятна, осуществил сальто над шипящим мечом и приземлился позади него. Одна руки сжалась на его горле, а вторая схватила руку с мечом.

Он ударил головой назад, затем рванул назад, врезавшись собой и атакующим за своей спиной в стену комнаты. Вещи попадали с полок. Он пользовался левым локтем и пяткой, чтобы отбиться от атакующего. Хватка усилилась, пережимая сонную артерию на его шее. Он почувствовал, что теряет сознание. До того, как это наступило, он рванул назад с еще большей яростью, и они с нападающим столкнулись со столом, опрокинули его и упали.

Он выронил свой меч, но хватка на горле пропала. Гаунт поднялся, целясь из своего болт-пистолета в лоб атакующего.

Она поднялась с лазерным пистолетом, нацеленным ему в лицо.

— Бросьте, — сказал он. Он не узнавал ее.

— Вы – Гаунт, — сказала она. Резкий акцент. Что это было?

— Да.

— Тогда это прискорбная ошибка.

— Тогда, бросьте пистолет, — сказал Гаунт, — или я украшу стену позади вас вашими мозгами.

Она обдумала это, поджала губы, а затем бросила украшенный и дорогой лазерный пистолет на пол рядом с собой.

— Назовите себя, — сказал Гаунт, его прицел не отодвигался от ее лба.

— Это прискорбная ошибка, — повторила она.

— Не такая прискорбная, как заставлять меня повторять приказ, — ответил он.

Она была гибкой и необычайно красивой. Ее изящная скульптурная голова была обрита почти налысо. Она была одета в бронированный комбинезон, а кобура на ее бедре была накрыта красной тканью.

— Маддалена Дэрбилавд, — сказала она. Ее губы были очень красными. — Я – лицензированный телохранитель Имперского Дома Часс, Улей Вервун.

Гаунт задумчиво расслабил пальцы на рукояти пистолета, но прицел не убрал.

— Дом Часс? — повторил он.

— Вы не встретили нас днем, — сказала она.

— Меня задержали, — ответил Гаунт. — Кого это, «нас»?

Вторая персона вышла из спальни. Он был молодым человеком, не более пятнадцати или шестнадцати лет, одетым в простую черную одежду и ботинки.

— Вы не пришли встретить нас, — сказала телохранитель. — Мы пришли в ваше жилище, чтобы подождать вас.

— Дверь заблокирована генетическим кодом. Только у моего адъютанта есть копия био-ключа.

— Любую дверь можно открыть, — сказала женщина.

— Не так я хотел встретиться с вами, — сказал молодой человек. У него были светлые волосы, и его юность придавала ему женские черты.

— Никто так не хочет встретиться со мной, — сказал Гаунт. — Кто вы?

— Это, — сказала телохранитель, указывая на стройного мальчика, — Меритус Феликс Часс, из Дома Часс, внук самого Лорда Часса. Его мать – наследница всего Дома. Он прибыл, чтобы почтить ваш полк, присоединившись к нему в качестве младшего командира.

— Серьезно? Вот так просто? — спросил Гаунт.

— Он – часть пополнения. Подкрепления предоставлены Великим Ульем Вервун из уважения перед вами и вашими достижениями.

— Что я очень ценю, — сказал Гаунт. — Я просто не могу вспомнить, что говорил, что высокородные могут просто пригласить себя в командный эшелон.

— Это отражает великую честь как на Дом Часс, так и на этот полк, — сказала телохранитель, — если сын Дома служит в Крестовом Походе в этом качестве.

— Это не будет совсем ничего отражать, если он погибнет в какой-нибудь позабытой Императором дыре, куда наследники Королевского Вергхастского Дома никогда не должны заглядывать, — сказал Гаунт.

— Вот, почему я здесь, — сказала телохранитель.

Гаунт замешкался. Он посмотрел на мальчика.

— Твоя мать. Это, должно быть, Леди Мерити Часс?

— Да, — сказал мальчик. — Она просила передать вам свои самые теплые пожелания.

— Сколько тебе?

— Мне семнадцать эффективных, — сказал он.

— Я был на Вергхасте в 769-ом. Это, всего лишь, двенадцать лет назад. Тогда у нее не было детей. Даже если предположить временное растяжение во время переправки…

— Я сказал, что мне семнадцать эффективных, — ответил Меритус Часс. — Фактически, мне одиннадцать стандартных.

— Как обычно бывает с наследниками с высоким статусом на Вергхасте, — сказала телохранитель, — развитие моего подопечного было слегка ускорено посредством ювенатных и биологических техник, чтобы он достиг функционального совершеннолетнего возраста так быстро, как возможно.

— Значит, ты родился сразу после конфликта в Улье Вервун? — спросил Гаунт.

— Сразу после, — кивнул мальчик.

Гаунт заморгал и опустил пистолет.

— Трон тебя побери, — сказал он, — пожалуйста не говори то, что я думаю, ты собираешься сказать.

— Полковник-комиссар, — сказала телохранитель. — Меритус Феликс Часс ваш сын.