Предел Спасения

— Нет лучшей причины, кроме этой, — сказала Крийд. — Это не мое дело, я уверена, но как ты чувствуешь – это единственная важная причина.

Элоди кивнула.

— Бан сделал тебе предложение? — спросила Крийд.

Элоди покачала головой.

Крийд пожала плечами.

— Как я и сказала, совсем не мое дело.

Элоди вытащила маленькие сложенные бумаги из кармана платья.

— Взгляни на это, — тихо сказала она.

— Прошение на женитьбу, — сказала Крийд, читая.

— Он ничего не говорил. Ничего. Но у него есть документы. Он заполнил их.

— Так в чем проблема? — спросила Крийд, отдавая бумаги. — Слишком быстро? Ты собираешься сказать нет?

— Нет.

— Хорошо. Было бы плохо во всех смыслах, если бы мы ввязались в это со старшим капитаном, нянчащимся со своим разбитым сердцем. Погоди, это все связано с сопроводительным бондом? Ты не хочешь подписывать бонд? Ты остаешься здесь?

— Нет, нет. С этим все в порядке. Я взяла свой.

— Тогда? — спросила Крийд.

— Я не понимаю, почему он мне не сказал.

— Мы уезжаем в спешке. Это не романтично, но он хочет сделать все по закону до того, как мы зароемся в это.

— Просто чувствуется, как будто есть другая причина, — сказала Элоди. — Другая причина, почему он хочет сделать это.

— Это из-за того, что он может умереть? — сказала маленькая девочка из другой части комнаты. Они обе посмотрели на нее. Йонси опустила ложку и смотрела на них, с легкой улыбкой на лице.

— Это из-за того, что он может умереть? — повторила Йонси. — Он хочет жениться на тот случай, если он умрет.

— Иди, умойся, — сказала Крийд. — У тебя соус вокруг рта.

Йонси засмеялась и соскользнула со стула. Она побежала в уборную в задней части маленького жилища.

— Прости за это, — сказала Крийд.

— Нет, я прошу прощения. Мне следовало думать, что говорю. Я была невнимательна.

Крийд нахмурилась.

— Невнимательна? Чего? Ох, ты имеешь в виду, из-за Каффрана?

Она пожала плечами, как будто это ничего не значило.

— Меня больно, что он умер, а не то, что я сначала не вышла за него замуж. Это не имело бы значения для нас, клочок бумаги. Хотя, для кого-то имеет. Некоторые женятся, знаешь, чтобы обеспечить.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Элоди.

— Если ты, на самом деле, не замужем, с клочком бумаги, который можно показать, — сказала Крийд, — тогда Муниторум не рассматривает тебя в качестве вдовы. Поэтому некоторые гвардейцы женятся просто для того, чтобы обозначить преимущество вдовства. Это не много. Всего лишь, несколько крон в год, я полагаю, пособие вдовы. Но это имеет значение для некоторых людей.

— Не для меня, — сказала Элоди. — Ты думаешь, поэтому он хочет это сделать?

— Я не знаю. Может быть, для него имеет значение знать, что ты будешь обеспечена. Вдова капитана, возможно, получает лучшее пособие.

Элоди сложила бумаги и убрала их.

— Ты в порядке? — спросила Крийд.

— Да. Да, нормально.

— Ты выглядишь бледной. Я слишком много сказала.

— Нет.

— Ты, действительно, не думала ни о чем из этого, так ведь? — спросила Крийд.

— Думала, что думала. Оказывается, что нет.

— Тогда, лучше тебе подумать, — сказала Крийд. — Он – солдат. Солдаты умирают.

— Мы все умираем, — сказала Элоди.

— Да, — кивнула Крийд. — Но не так быстро, как солдаты.

Гаунт поднялся по ступенькам к входу в казарменный зал. Смог и наступающий вечер объединились, чтобы создать темноту, похожую на сумерки. Окна зала светились лампами.

Белтайн ждал его у входа.

— Что-то неправильно, — сказал Гаунт.

— Оркестр, сэр, — сказал Белтайн.

— Я могу слышать, что это. Я просто не могу, хоть убей, понять, зачем.

— Я оставил это удовольствие Майору Баскевилю, сэр, — сказал адъютант.

— Что-нибудь еще? — спросил Гаунт.

— Новые старшие офицеры жаждут встречи с вами.

— Конечно. Ты объяснил, что я задержался по необходимости?

— Объяснил, сэр. Некоторые приняли это лучше, чем остальные.

— Что-нибудь еще? — спросил Гаунт.

— Переправка закончится прямо к полуночи по-местному времени, — сказал Белтайн. Он вручил Гаунту планшет. — Наш транспортник подтвержден, как Высочество Сир Армадюк. Это фрегат. Класса Буря. Что бы это не означало.

— Значит Флот, все-таки, не смог выделить боевой крейсер.

— Нет, сэр. Вообще-то, Флот этот тоже не выделял. Как я понял, Высочество Сир Армадюк был существенно поврежден во время Хуланских Войн и был в резерве последние двадцать семь лет. Он провел, как мне сказали, так называемый «модификационный ремонт», но его характеристики все еще не позволяют быть полностью сертифицированными Флотом.

— Ты говоришь, что это кусок металлолома, который, в противном случае, пошел бы на разбор?

— Я этого не говорю, сэр, — сказал Белтайн, — потому что я ничего не знаю о Флоте или о том, как там у них это делается. Я просто обычный гвардеец.

Гаунт посмотрел на документы на планшете.

— Ох, как они верят в нас. Давая нам корабль, о котором они даже не вспомнят, потому что они совершенно уверены, что он будет потерян.

— Я запомню, чтобы держать это проникновение в суть дела при себе, так ведь? — спросил Белтайн.

— Да, пожалуйста, — сказал Гаунт, отдавая планшет. — Что-нибудь еще?

— Нет, сэр.

Гаунт сделал жест в сторону двухголового орла, который присел на голове большой статуи Святого Киодруса неподалеку. Орел взъерошивал крылья и суетился на мраморном насесте.

— Даже не это?

— Это мне не принадлежит, сэр, — сказал Белтайн, — и не я поместил это туда.

Гаунт вошел в зал. Длинные, освещенные люстрами столы были подготовлены к ужину, но собравшиеся гости, в основном, стояли, разговаривая в группах, с напитками в руках. Сервиторы жужжали сквозь толпу. Полковые цвета – Танитские, Вергхастские и Белладонские – были в изобилии. С одной стороны на низкой сцене, оркестр энергично играл.

— Где ты был? — спросил Бленнер, практически сразу же перехватив его.

— Ох, ну знаешь, полковничал и все такое, — сказал Гаунт.

У Бленнера в руке был бокал.

— Я ненавижу такие гулянки, — сказал он, наклонившись ближе к Гаунту, так чтобы он мог шептать и все еще быть слышимым над игрой оркестра.

— Оркестр был не твоей идеей, так ведь? — спросил Гаунт.

— Почему ты так подумал? — спросил Бленнер, выглядя уязвленным.

— Я не знаю, — сказал Гаунт. — Есть в этом что-то такое, что ощущается, как тщательно продуманная шутка.

— Ой, спасибо, — сказал Бленнер. Он вытащил то, что выглядело, как таблетка, из кармана своего плаща, и запил ее амасеком. Он увидел, что Гаунт смотрит на него.

— Что? — сказал он. — У меня болит голова.

Приближался Колеа с несколькими офицерами, которых Гаунт не узнавал.

— Командир, — сказал Колеа, — имею честь представить старших офицеров нового Вергхасткого пополнения. Майор Паша Петрушкевская и Капитан Орнелла Жукова.

Гаунт отдал им честь.

— Мне стыдно, — сказал он, — что я не был здесь, что встретить вас. Вы проделали долгий путь, и вы способствуете великому делу.

— Мы понимаем, — сказала Петрушкевская. — Майор Колеа был весьма добр, чтобы объяснить, что вас задержал важный стратегический брифинг.

— Именно так. Все еще, прошу прощения. Улей Вервун занимает очень, очень важное место в этом полку. Это честь получить подкрепления с Вергхаста.

— Это честь служить под командованием Народного Героя, — сказала Жукова.

— Я об этом не знал, — сказал Гаунт.

— Ох, да, — воодушевленно сказала Жукова. — До настоящего дня, ваше имя произносят с честью и уважением на каждом уровне жизни улья. Вы знали, что только в одном Западном Секторе Хасса есть четыре ваших статуи? У меня есть пикты, если вы захотите посмотреть на них.

— Спасибо вам, но я уверен, что знаю, как выгляжу, — сказал Гаунт.

Жукова засмеялась.

— Вы, определенно, более красивый собственной персоной, — сказала она.

— Теперь, она мне, определенно, нравится, — сказал Бленнер, делая шаг вперед. — А тебе, Ибрам? Вы мне, определенно, нравитесь, Капитан Жукова. Полковник-комиссар ужасно старый зануда, и притворяется, что ему не нравятся люди, которые говорят ему о его героизме, или насколько он красив. Но мы сами все это можем видеть, так ведь? Между нами, он, по секрету, любит это, и я советую делать это так часто, как возможно, не важно, насколько он протестует.

— Бленнер, — прошипел Гаунт.

— На самом деле, — продолжил Бленнер, — чем больше он сопротивляется, тем больше, в тайне, это ему нравится.

— Серьезно? — рассмеялась Жукова.

— Ох, да, — сказал Бленнер. — Я-то знаю. Я знаю его всю свою жизнь.

— Да? — спросила Жукова. Казалось, что это впечатлило ее. — Это, должно быть, чудесно. Какой пример он должен подать.

— Даже не знаю, с чего начать, — сказал Бленнер, положив руку на сердце и наклонив голову в сторону. — Он совершенно вдохновляющий. Хотя, и немногие это знают... — он понизил голос и наклонился вперед. Жукова наклонилась вперед, чтобы услышать, еще более раскрыв глаза.

— … я научил его многому о жизни и манерах поведения офицера, — сказал Бленнер.

— Вы? — воскликнула Жукова.

— Я не люблю об этом говорить. Это не то, как будто бы я ищу признания или узнавания. Достаточно знать, что я помог сформировать характер Имперского Героя.

— Конечно, — согласилась Жукова.

— Бленнер! — прошипел Гаунт, гораздо более настойчиво.

— Вы очень миловидная, Капитан Жукова, — сказал Бленнер. — Я могу это сказать? Я не собирался говорить вне очереди, и я, определенно, не имел ничего неподобающего под этим. Я говорю только, как комиссар, с чисто профессиональным уважением.

Мое дело – это боевой дух и дисциплина сражающегося гвардейца, и под этим я подразумевал, что ваш очаровательный вид – это совершенно мощное оружие для нашего арсенала. Я имею в виду это чисто аналитически! Люди последуют за вами, подчинятся вам. Они будут преданны вам, и...

— Капитан Жукова хорошо знает о влиянии ее внешности на солдат мужского пола, — сказала Петрушкевская. Она не улыбалась. — На самом деле, у нас был разговор насчет этого.

— Я уверен, что это так, майор. Я уверен, что это так, — сказал Бленнер. — Вы тоже это понимаете, так ведь? Важность чего-то такого. Просто стратегическая формулировка. А теперь… Пет-труш-кевс-кая… Так правильно, так ведь? Весьма труднопроизносимо. Мы должны подумать, чтобы укоротить это до чего-то там, чтобы люди могли произносить это.

— Комиссар Бленнер, — прорычал Гаунт. — Имя Майора Петрушкевской – Петрушкевская. Так ее будут называть люди. Они, черт возьми, научатся, как произносить это. Все остальное будет неуважительным.

— Конечно, — сказал Бленнер. — Я только имел в виду...

— Все нормально, сэр, — сказала Петрушкевская. — На самом деле, это было проблемой. Я, как правило, известна, как Майор Паша. Так меня называли в разношерстных отрядах, до того, как мое звание стало официальным. Вроде ласкового имени, но это прижилось. И простота вместе с ним.

Гаунт кивнул.

— Ясно, — сказал он. — Ладно, это хорошо. Хотя я, как правило, не одобряю неформальных имен. Отсутствие дисциплины, кроме всего прочего, даже в словах, показывает отсутствие дисциплины, которое может распространиться.