Якудза из другого мира. Том IV

Глава 17

Всю ночь старички негромко переговаривались в гостиной. Они разбирали украденный сундучок и делились впечатлениями. Сквозь сон до меня иногда доносились их слова:

— А вот это для чего? Неужели прямо там мазать? Ценная находка…

— Ого, а так можно было? Как же Дзун Танагачи испорчен…

— Сколько всего тут интересного. Как же здорово, что мы провернули это дельце…

— Вот он, тот самый свиток! Твоему ученику везет, как будто искупался в Ручье Удачи. Надо же, схватить именно то, что нужно.

— Да уж… Но может быть Дзун после моего визита захотел найти этот свиток и случайно положил его в сундучок?

— Всё может быть, а вот это вот радует от души. Ну всё, теперь ещё и жену порадую…

Такие слова пробивались и тут же уносились прочь. Хотя спал я чутко, но усталость от боя, от лазания по пагоде взяла своё и заставила глаза не размыкаться до самого утра.

Утром же меня разбудил Киоси. Причем разбудил беспардонно — потыкал длинной веткой в щеку через окно. Я тут же схватил ветку и сломал кончик. Вот если бы ткнул мечом, то вряд ли бы такой фокус получился.

— Босс, нам пора на тренировку, — тихим шепотом произнес тануки.

— Что ты за человек? Даже поспать не даешь… — простонал я в ответ. — Убил бы, да уже привык.

— Ну, я не совсем человек, — последовал ответ. — А тренировку пропускать нельзя — тебе же скоро на кумитэ…

— Эх, если меня там убьют, то хотя бы высплюсь, — прошипел я и начал собираться.

Вот только не говорите, что когда вы не выспались, то находитесь в отличном состоянии духа и от вас прямо-таки пахнет бодростью. Ни за что не поверю. Что в том мире, что в этом, невыспавшийся человек являет собой образец дурного характера и отвратительного поведения. А если недосыпание превращается в повседневную обыденность, то и вовсе становится невыносимым вурдалаком.

Да что я вам объясняю? Думаю, что вы и сами пребываете иногда в таком состоянии, которое потом заглушается литрами кофе или бодрящими энергетиками. И всё-таки есть одно средство, которое помогает мне если не улучшить настроение, то, по крайней мере, сделать жизнь более сносной.

Это холодный душ!

Да-да, не удивляйтесь, одна минута под холодным душем утром дает такой заряд бодрости, что хочется выбежать и сразу начать что-нибудь делать. Как минимум — согреться. Но если достоять минуту до конца, то потом, после обтирания, выходишь с таким ощущением, что самое плохое уже позади, и хуже, чем эта минута, за день больше ничего не произойдет.

Однако, на этот раз я решил использовать душ и обтирание позже, после тренировки. Причиной тому стал взгляд, брошенный в гостиную. Там, возле стола, заваленного свитками, сидели в позе лотоса шесть человек «старой гвардии». Глаза закрыты, позы расслаблены, на лицах покой и умиротворение. Вот хоть прямо сейчас бери холст и рисуй картину «Старые монахи на привале».

Я не стал их беспокоить, а отправился на пробежку, напялив утяжелители. Нет, можно было бы обойтись и без них, но… Если я хочу отмудохать духа, то надо быть быстрее, выше и сильнее, чем сейчас.

После пробежки мои старички всё также сидели на своих местах. По лысой голове Змея безнаказанно ползала муха, а тот словно не замечал. Я даже приставил зеркальце к губам Норобу, но нет, они все дышали. Значит, это настолько погрузились в медитацию, что позабыли про всё на свете.

Я всё-таки принял ледяной душ, взбодрился и помчался в школу. Киоси отправился в свою школу, в которой учились обычные ребята, а не дети аристократов. Порой я даже ему завидовал — там не нужно следить за собой и погружаться в хитросплетения интриг. Там можно было быть самим собой…

Подумывал ли я о переходе? Ну вот ещё. Я упрямый. И если родители Изаму Такаги хотели, чтобы их ребенок выучился в высшей школе, то не стоит их расстраивать. Я выучусь. Пока что меня прикрывали якудза, поэтому я шел им навстречу, но в дальнейшем…

Как ни настаивал сэнсэй Норобу на татуировке на спине, но я её делать не собираюсь. Мои знания и навыки можно использовать в военном деле. После универа, да ещё со связями в высшем обществе можно построить неплохую карьеру. А если я нанесу клеймо на спину, то сам себе закрою врата в высшее общество.

Да-да, я не собирался всю жизнь быть отщепенцем и подбирать крохи со стола аристократов. Меня как-то самого посетила мысль стать аристократом. А что? Я буду первым хинином, который получит герб и станет самым наглым выродком из всей среды этой напыщенной знати.

Может быть, такого и не произойдет, но помечтать-то я могу?

А если почитать, как вели себя аристократы, то иногда и задумаешься — а на хрена нужен такой расклад? Чтобы всю жизнь ходить по линеечке, кланяться строго под определенным углом и улыбаться так, словно только что вышел от последнего осмотра дантиста.

Да и по поводу секса раньше было вообще швах. Вплоть до конца Второй мировой войны нагота в Японии не вызывала вожделения. Даже отвращение вызывала, как будто не красивое женское тело представало перед самцом, а синюшная курица с советского прилавка. Другое дело — сложные конструкции из роскошных шелков богатых расцветок. Каждый из многочисленных, как лепестки хризантемы, слоев одежды отличала своя степень интимности.

Разворачивая женщину, как куколку шелкопряда, мужчина затягивал удовольствие с той истомой, которой не понять нашему времени, листающему «Плейбой» и облизывающемуся на бикини. Очищенная вкусом, воспитанная стилем и изощренной традицией чувственность была способна переносить эротический вектор с обнаженного тела на полуодетое. Возбуждались на рукав!

Вспоминая свои приключения в классе и на мотоцикле, могу сказать, что сейчас гораздо, гораздо проще. То ли аристократки стали менее утонченные, то ли нравы стали свободнее. Хотя, если судить по некоторым найденным записям, то до прихода самурайского класса были другие предпочтения. Общественное мнение осуждало изъяны в туалетах дам куда строже, чем легкость их поведения.

Да что там говорить, когда до начала военных действий был целый ритуал прелюбодеяния. Ночь с возлюбленной, во время которой кавалер, вооруженный опытом китайской постельной науки, не позволял уснуть ни себе, ни даме, завершалась с криком петуха. До первых петухов дрючились! Покинув ложе, любовник торопился домой, чтобы написать стихи о невыносимости разлуки — обязательно до того, как обсохнет утренняя роса, замочившая его одежды. Выбрав «почтальона» приятной наружности и прикрепив к посланию перо убитого петуха, прервавшего ласки, кавалер не считал дело завершенным до тех пор, пока не получал стихотворного ответа.

Во как! Вот с такими вот заморочками и жили дворяне до прихода самураев с их кодексом бусидо. Потом военщина исправила множество параграфов уклада, но всё равно красота ухаживаний и эстетика слов были сильны в крови аристократов.

Чтобы стать им ровней придется жопу разорвать на британский флаг.

А на хрена мне становиться аристократом? Я задумывался над этим не раз, но в конце концов вывел для себя однозначный ответ — для того, чтобы бросить вызов обществу и доказать, что и хинины могут быть с голубой кровью. Чтобы ткнуть всех этих белоручек носом в дерьмо и заявить во всеуслышание: «Ребята, вы такие же, как и остальные, только бабла побольше и гонора через край!» Для этого и ещё…

Чтобы переломить существующие до сих пор убеждения, что хинины — это низшая каста. Возможно, так было раньше, но сейчас пора бы истории прогнуться под моей грязной пяткой.

Войду в парламент — Палату пэров (кидзокуин) и начну указы разные подписывать… А что? Как было в мультике из моего мира: «А я и в цари записаться могу! Да! А кто тут… Кто тут, к примеру, в цари крайний?» Понятно, что на пути меня будут ожидать всяческие палки в колесах, но, волков бояться — срать не ходить.

Ой, не смотрите на меня так — уж и помечтать нельзя!

С такими мыслями я и добрался до школы. Каково же было моё удивление, когда возле школы стояла не одна полицейская машина, а целых три!

Что же там случилось?

И не спросишь ни у кого — я же скрываю дружбу и со всеми как бы на ножах. Посмотрел на часы — до нулевого урока ещё пятнадцать минут, поэтому успею поздороваться с Наоки Хикамару.

Девушка-полицейский дежурно улыбнулась мне, когда я склонился в приветственном поклоне.

— Доброе утро! Что-то случилось, Хикамару-сан? — спросил я крайне вежливо.

Полицейские очень любят вежливость, если не верите, то попробуйте нахамить кому-нибудь из них при встрече.

— Для кого-то оно доброе, а кто-то уже его не сможет увидеть, — вздохнула девушка. — Простите, Такаги-сан, вырвалось. Здравствуйте. Да, случилось. Вчера вечером был убит Акира Утида…

Меня как мешком с картошкой по башке шарахнули. Как так-то? Только вчера с ним виделись, нормально расстались и… Вот тебе на…

— Как… кх… кх… — не смог я справиться с комом в горле. — Как это случилось?

— Он вышел с территории школы и направился к себе домой. По пути его мотоцикл сбила машина, а потом неизвестный, который сидел за рулем, напал на господина Утида. Он двигался настолько быстро, что камера наблюдения, укрепленная на перекрестке, не позволила рассмотреть его лицо. А машина оказалась угнанной со стоянки неподалеку. Похоже, что он следил за господином Утида… После нападения убийца тут же скрылся…

— И что… Акира не смог противостоять этому убийце? Да он же был главой клуба «Оммёдо Кудо».

Был… Как же легко вылетело это слово…

— Увы, после столкновения он не успел прийти в себя. А удары нападавшего были настолько сильны, что Утида-сан скончался, не доехав до больницы. Проходившие мимо люди пытались помочь Дыханием Жизни, но… — девушка-полицейский вздохнула.

Другие её коллеги опрашивали проходящих школьников, показывали фотографии Акиры. Некоторые из моих одноклассников показали на меня. Я же сразу рассказал госпоже Хикамару о том, что вчера в клубе «Оммёдо Кудо» провел бой с одноклассником, в котором потерпел поражение. После этого отправился домой, залечивать побои.

Синяки ещё не сошли с моего лица, так что они подтвердили слова.

— А вечером вы никуда не выходили?

— Мы с сэнсэем гуляли возле храма Сэнсодзи, там какие-то пять идиотов начали запускать в небо магические всплески, и мы решили убраться от греха подальше, — пожал я плечами.

Сказал вроде бы и правду, но не всю. Однако, не говорить же ей, что я залез на пагоду и вырубил главного оммёдзи Дзуна Танагачи. Конечно, это будет сильным алиби, но его можно использовать для другого обвинения.

И тут я наткнулся на довольную рожу Исаи. Он улыбался и подмигивал мне, сделав приглашающий жест встать рядом.

— Прошу прощения, Хикамару-сан, мне пора, — чуть поклонился я. — Очень жаль, что семью Утида постигло такое горе. Я скорблю вместе со всеми. Акира был отличным сэмпаем…

— До свидания, Такаги-сан. Если что узнаете, то дайте мне знать, — кивнула девушка-полицейский в ответ.

— Обязательно дам, — ответил я и соврал.

Я уже знал, кто проделал такое с Акирой. Я видел этого ублюдка, который стоял и лыбился в десяти шагах от полицейских машин. Глубоко вздохнул и выдохнул, сдерживая бешенное сердцебиение.