Завещание фараона

Мена смотрел на царя и понимал, что тот все равно поступит по-своему. В глазах Агамемнона застыла боль — и безумная надежда на чудо. С теплотой и грустью советник осознал, что этот влюбленный побежит за своей милой куда угодно, хоть на жертвенный алтарь Осириса.

Атрид сжал губы и упрямо продолжил:

— Все-таки я еду за ней! Но ты прав, — он вздохнул, — мы не догоним финикийцев. Нет смысла мучить людей, загоняя их на веслах… и привлекать к себе внимание. Я оставляю свой флот и плыву на одном корабле.

— Ты… — расширились от изумления глаза Мена.

— Я попытаюсь тайно похитить Агниппу у Нефертити прямо в Египте.

— Ты рискуешь, Атрид! Ты, надежда и опора Эллады, — ты чудовищно рискуешь…

Агамемнон прикрыл глаза.

— Я не могу иначе.

— Но…

— Мена, я все понимаю, ты говоришь как советник, но ты же ее отец! — вскричал Атрид. — Вспомни об этом! Разве я могу допустить, чтобы Агниппа, это чудо средь женщин, вот так просто погибла — без всякого сопротивления с моей стороны? Как мне после этого жить? — Он вздохнул. — Ты едешь со мной, Мена?

— Разумеется, мой мальчик, — тихо и ласково ответил старый египтянин, не умея скрыть ни боли, ни сострадания.

Через пятнадцать минут, дав знак остальному флоту следовать дальше, царская триера сделала крутой поворот и, разрезая своим острым носом волны, устремилась на юг — через все Великое море, к далекой египетской Дельте…* * *

Все шло именно так, как предсказывал Мена. Через два дня безумной гонки их триера, никого не догнав, бросила якорь в Пер-Амуне — ближайшем порту Египта.

Атрид выбрал из команды десять храбрейших и вернейших воинов — и верхом отправился в золотые Фивы, надеясь по дороге догнать похитителей и освободить свою жену. Мена ехал с ними.

Увы, осторожные расспросы в порту перед отправкой в глубь страны не помогли: в Пер-Амуне за последние дни бросило якорь несколько финикийских кораблей, но все они принадлежали давно известным здесь торговцам, разгрузка товаров велась у всех на виду, и никто ничего подозрительного не заметил.

Мена поостерегся расспрашивать подробнее, чтобы не привлекать к себе внимания. В любом случае либо похитители Агниппы прибыли в другой порт Египта, либо…

Либо те, кто хоть что-то знает, держат язык за зубами.

Как бы там ни было, Агниппу вряд ли стали бы оставлять в местной тюрьме.

Итак, отряд Агамемнона отправился в путь, а Мена служил проводником.

Снова видит он вечера над Нилом с их легкой мглистой дымкой, снова вдыхает нежные и трепетные ароматы лотоса, цветущего на темных водах, снова чувствует жар беспощадного солнца пустынь на своей коже и смотрит в бледное, раскаленное египетское небо. Снова тревога в его душе, снова скрывается и он, и его спутники, а Фивы неумолимо приближаются — и вся страна говорит о великом жертвоприношении…

Атрид словно потерял усталость. Он готов был скакать день и ночь напролет и задавал отряду бешеный темп[2] — и все царю казалось, что они едут слишком медленно. Выехав из Пер-Амуна на закате, они скакали всю ночь и все утро, сделав лишь пару коротких привалов, чтобы поесть и напоить лошадей. Когда же Ра во всей силе явил свою полуденную ярость, Атрид, взяв себя в руки, позволил людям разбить лагерь в каком-то придорожном оазисе, чтобы переждать самый смертоносный зной.

И стоило часа через четыре жаре понемногу пойти на спад, как царь снова поднял своих немного поспавших и отдохнувших воинов в дорогу.

И вновь — закат, пара коротких привалов в ночи… и на рассвете всадники увидели возносящийся в небо пик Та Дехент, у подножия которого дремал Город Мертвых, а немного погодя — и блистающие на восходящем солнце золотые стены Фив стовратных, что отражались в сияющем зеркале нильских вод.

Атрид приказал своим людям ждать его в одном из небольших оазисов, в изобилии растущих вокруг столицы, а сам с Мена отправился в город за сведениями.

Ворота только-только открывали, но перед ними уже собралась шумная толпа жаждавших войти — мелкие торговцы, окрестные крестьяне, парочка зашторенных паланкинов в сопровождении нескольких охранников… Вся эта публика, выстроившись в очередь, потекла на досмотр.

Агамемнон и его спутник влились в человеческий поток.

Стражники — смуглые воины в льняных схенти и бело-синих платках-клафтах, вооруженные копьями — цепкими оценивающими взглядами окинули странную пару: чужеземца и египтянина. В ответ на вопрос, кто они такие, Мена сказал, что он — скромный чиновник в отставке, долгое время жил на чужбине и сейчас решил вернуться в родное поместье. С ним приехал его молодой друг из-за моря, который желает восхититься величием города фараонов.

Стражник понимающе покивал и разрешил проезжать.

— Уважаемый, — рискнул осведомиться Мена, — да позволено мне будет спросить… Я, право слово, действительно давно не был на родине… Вижу, на стенах флаги, а на окнах домов цветы лотоса и ленты. Ниут готовят к Празднику Долины[3]? Но разве процессия Амона не должна по всем срокам прибыть в город лишь через несколько дней?

Солдат помрачнел и сплюнул в пыль.

— Если бы!.. В этом году Праздник Долины вообще отменили. Фараон говорит, не нужно славить Амона и Мут… Божественному виднее, конечно, — хмуро добавил он, спохватившись. И не удержался: — Только все равно неправильно это!

Происходи это при других обстоятельствах, Мена расспросил бы подробнее про такой странный приказ, но сейчас его волновало другое.

— Тогда что же собираются праздновать?

Служивый поморщился.

— На главную площадь ступайте, там объявят. Скоро уже…

И отвернулся. У него и в самом деле было много работы.

Спутники последовали его совету и смешались с нарядной разношерстной толпой, текущей по улицам и переулкам к главной площади.

— Мы должны аккуратно выспросить всё что возможно о том, где держат Агниппу, — негромко, склонившись со своего седла к самому уху Мена, по-гречески сказал Атрид. — Где лучше всего этим заняться?

— Для начала потолкаемся на базаре, — столь же тихо ответил египтянин. — Послушаем разговоры. Потом, когда придет время пересменки у стражи, заглянем в одну из забегаловок возле казарм… Может, кого и подпоим да разговорим. Доверься мне, сынок. Я боялся, что ее сразу повезут в Абидос, в храм Осириса, и мы не успеем, но, хвала богам, в Абидосе, когда мы сегодня ночью проезжали мимо, ни к какому жертвоприношению не готовились — иначе жрецы исполняли бы гимны и мы издалека увидели бы свет и услышали песнопения. Значит, Агниппа пока тут, у Нефертити. И у нас есть время.

— Мы должны выкрасть ее сегодня же, — не повышая голоса проронил царь, делая вид, что с интересом рассматривает украшенные цветами и лентами дома вокруг.

— Сегодня… или в ближайшие ночи, — кивнул советник. — Согласен, надо все делать быстро, но при том и продумать до мелочей… У нас не будет другой попытки, мальчик мой. — Он вздохнул. — Никогда Египет прежде не знал человеческих жертвоприношений! Не скажу о тайных темных культах, но…

— Жители города! — прервал старика громкий голос глашатая, донесшийся с площади впереди. — Подданные нашего великого фараона и солнцеподобной царицы! Слушайте — и не говорите потом, что не слышали! Ступайте к новому храму, храму Атона[4]! Сейчас там наша прекрасная и мудрая царевна Агниппа будет принесена в жертву богам во имя процветания Та-Кем: Атону, Амону, Мут и Хонсу! Восхвалите дочь Солнца, ибо она сама решилась на этот шаг, видя несправедливость и несчастья, совершающиеся в нашей стране. Спешите, честные подданные! Восславьте прекрасную и мужественную царевну!

Царь пошатнулся в седле.

Они опоздали…

— Я говорил тебе, о царь, — горько прошептал Мена. — Нефертити не любит медлить. Но какова, а!.. Не Осирису, а…

— О, если б гарпии взяли ее! — Атрид резко отвернулся, чтобы Мена не увидел его лица.

Старик только вздохнул. Он понимал Агамемнона. Мчаться сюда, скакать, словно все Эринии Аида летят за тобой… и что в итоге? Домчавшись, увидеть своими глазами смерть любимой женщины?

Стоит ли подвергать Атрида такому испытанию? Что он может выкинуть?

— Мальчик мой… — осторожно начал Мена, положив руку на плечо молодому человеку.

— Эта тварь недостойна жить.

Мена тяжело вздохнул:

— Она…

— Она ведет свой род от горгон или каких-нибудь других чудищ. Она не сестра Агниппе, нет. Скилла — вот ей родня! Как… Как можно называться женщиной — и не иметь в груди ни капли жалости?! Скорее я поверю, что это Геката поднялась на землю и приняла облик смертной!

Старый египтянин покачал головой. Пусть Атрид выговорится, пусть выплеснет эмоции. Если он будет копить их в себе, то только богам известно, каким взрывом это может обернуться. Лучше забалтывать его, иначе только та самая Геката и знает, чем все это может закончиться.

— Есть женщины и хуже нее, Агамемнон, — вздохнув, возразил Мена. — Ты просто мало знаешь жизнь, Атрид…

Царь криво усмехнулся.

Мена продолжал:

— Да-да. Видишь ли, Нефертити все совершает во имя блага страны и семьи. Ее, по крайней мере, можно понять. А ведь есть и такие, которые совершают подлости и злодейства лишь ради себя. А есть и еще хуже — такие, что творят зло ради одной лишь прихоти, просто так. От скуки. Лишь чтоб удовлетворить собственное черное сердце. Поэтому не считай Нефертити пределом зла на этой земле!

Агамемнон опустил голову и вздохнул.

— Лучше бы я никогда не встречал… — он закусил губы и не закончил.

Мена ничего не ответил. Да и что он мог сказать? Встретить девушку, полюбить, пройти через все недоразумения, жениться на ней, дождаться рождения сына… и всё для чего? Чтобы однажды всё это кончилось столь внезапно и ужасно?

— Это я во всём виноват… — вдруг услышал советник. — Если бы я не встретил ее, она была бы жива…

— Царь?..

— Никто не мог узнать египетской царевны в простой девочке с окраины Афин… — Атрид закрыл лицо руками. — Это я… я виноват… Я обязан ее спасти!

Мена устало вздохнул.

— У нас нет времени, Атрид. Поедем отсюда. Возвращаемся к твоим людям. Я не хочу, чтобы ты видел. Честно скажу, я боюсь за тебя. Боюсь того, что ты сделаешь.

Агамемнон криво улыбнулся.

— Не бойся. Я не оставлю своего сына круглым сиротой. Я еще не сошел с ума.

— Тогда…

— Но я не покину ее в такой момент.

Людской поток становился всё плотнее, он буквально увлекал за собой всякого, попавшего на узкую улицу. Мена и Атрида практически вынесло к площади — где напор толпы едва сдерживала стража, пропуская жаждущих зрелища небольшими группами.

— Куда?! Верхом нельзя!.. — хмурый стражник схватил под уздцы коней Агамемнона и его спутника. — Спешиться и оружие сдать!

Охранник кивком указал направо, на писца под навесом, возле которого на циновке лежало несколько мечей под номерками, а рядом, у предусмотрительно сооруженной коновязи, стояла парочка лошадей — видимо, кого-то уже спешили и разоружили.

Атрид и Мена беспрекословно выполнили требование стражей порядка и, получив каменную бирочку с намалеванным номерком, по которой им должны были вернуть их имущество, наконец попали на площадь.