Истинная кровь

Паулюс громко расхохотался.

- Нет, Барбара, бесы там не живут. Хотя овес едят. Не знаю, полезно ли, но вкусно, - неожиданно затих и вздохнул, вспомнив про Лиз. И так грустно ему стало. За каким дьяволом он искал этот проклятый виноградник! – А с чего это ты вдруг курьером стала?

Барбара с ужасом взглянула на Паулюса. Тот тряхнул головой и поправился:

- Ну, посыльным. Письма королю носишь…

Барбара выдохнула, взяла из рук брата Паулюса чашу и сделала несколько жадных глотков.

- Да, видать, больше некому! Пажей распугали всех. Герольды чуть ли не под тронами прячутся. Ходят все на цыпочках. Королева, чуть что, так в слезы. Наследника они ждут!

Глаза бывшего святого брата округлились.

- Наследника, говоришь? – усмехнулся он. – Какая нудятина!

- Бог с тобой, святой брат, что ты такое говоришь? – в ужасе воскликнула старая Барбара. – Совсем умом повредился? Одежды срамные, речи нездешние!

Она бросилась к кувшину с медом, который только-только отняла у него. Налила в чашу и подала Паулюсу.

- Вот, лечись. А то придет месье Андреас, а у него лечение похуже будет. Королева сказала, что и на «поушешный выстрел» его к себе не подпустит, когда придет пора разродиться. Брат Паулюс, а ты знаешь, что такое поушешный выстрел?

- Нет, Барбара, не знаю, - задумчиво сказал Поль. «Может, и впрямь королева не в себе…», - подумал он и вслух продолжил: – Я пока еще немного знаю. За мед спасибо, вкусный он у тебя! Лакомство божественное, Ignosce mihi, Domine! Так ты говоришь, нашелся тот, кто венчание провел. И что же? Его в моей комнате поселили?

- Брату Ницетасу комната твоя не понравилась. Говорил, что слишком тесная да темная. Так что никто там не жил. И вещи так там и лежат – как раз пойдешь, облачишься в одежду, сообразную сану. Единственное, брат Ницетас на венчание короля и королевы одолжил твою праздничную сутану, дескать, она наряднее, чем та, что он привез из обители. И, сдается мне, так и не вернул.

- Жаль. Хорошая была сутана. Ну, пойду я. Переодеться надо. Права ты.

И Паулюс с кислой миной побрел из кухни, где оставались любезные его сердцу шабли и мед. Однако не успел он дойти до порога, как столкнулся с пышнотелой женщиной, держащей на руках младенца. Младенцу было около полугода. И, едва завидев Паулюса, он сжал свои крохотные кулачки, закряхтел и стукнул женщину по лбу.

- Ваша Светлость, что ж вы балуетесь? – взвизгнула она и жалобно посмотрела на Барбару.

- Забавляется юный маркиз, - с улыбкой сказала кухарка.

Паулюс подпрыгнул. И, кажется, даже протрезвел. Немного.

- Какой еще... юный маркиз? – недоуменно спросил он у женщин.

- Ты, что же, брат Паулюс, не знал даже, что у трубадура, который маркизом де Конфьяном оказался, сын есть? – изумленно спросила Барбара. – Что ж это за такие дальние страны, что туда вести из Трезмона не доходят? Про свадьбу не знал, про наследника Его Светлости – тоже. А ведь вы ж, помнится, с мессиром Сержем приятелями были, столько выпили вместе!

Святой брат издал странный звук, явно означавший, что ничего из перечисленного кухаркой он не знал, а Серж еще обязательно ему ответит, почему держал его, своего друга, в неведении относительно сына. Паулюс с любопытством взглянул на ребенка.

- А ведь похож-то как!

- Еще б не похож, - мечтательно проговорила кормилица. – Сразу видать породу!

Породистый младенец недоверчиво окинул взглядом молодую женщину и, что есть духу, завопил.

- Ваша Светлость, Ваша Светлость! Что же вы? – запричитала та. – Мать с утра не в духе, он и плачет. Чувствует, бедняжечка.

- А как по мне, так он попросту голодный, - жизнерадостно заявила Барбара. – А мамаша его – сущая ведьма! Клянусь памятью своей кузины Никталь – тоже с бесами водилась, покуда они ее к себе не прибрали. Старая дура жила в лесу, пошла травы собирать на болото. Там и пропала, больше ее не видели.

- Совсем нехорошо в Трезмонском королевстве, - пробубнил себе под нос Паулюс и осенил себя крестным знамением. Он не рискнул спрашивать подробностей ни про ведьму, ни про то, почему юный маркиз находится здесь, а не в Конфьяне.

- Пойду я, Барбара. Пойду, - почесав затылок, сказал Паулюс. – Мне письмо надо написать одному полудурку.

Только бы вино, как и вещи, по-прежнему, было в сундуке. И уж он напишет!

- Ступай, брат Паулюс! – с улыбкой заявила Барбара. – Заглядывай по старой памяти!

И, глядя ему вслед, добавила:

- А все же славно, что он вернулся. Может, с ним и мир вернется в наш замок.

- Хорошенький какой, жаль, что монах, - мечтательно вздохнула кормилица, за что немедленно была бита по лбу юным маркизом.

22 декабря 2015 года, Париж 

Король Трезмонский Мишель I успел лишь моргнуть, когда увидел, что стоит посреди огромной залы. Тут были и стол со стульями, и диван, и ящик с живыми картинками, и то, что Мари называла «духовкой», кажется (все же ее замысловатые слова постепенно запоминались). Здесь же в зале он увидел доску для рисунков. Вокруг в беспорядке лежали краски, бумага, какие-то неизвестные Мишелю предметы. Ни ширм, ни пологов не было. Даже стен не было. Только большие окна, сквозь которые доносился нечеловеческий шум. Наверное, так шумят драконы, если они действительно существуют. Его Величество подошел к окну и где-то внизу, под собой увидел сплошной поток повозок. На одной из таких в прошлый раз его катала Мари.

Мари…

Мишель оглянулся и громко позвал:

- Мари!

Его голос неприятно и грозно отразился от высоких потолков.

А откуда-то со стороны донесся тихий всхлип.

- Теперь у меня еще и галлюцинации! – услышал он голос Ее Величества.

За голосом последовал звук сбегающей воды. Но он не заглушил повторившегося всхлипа. Тот прозвучал еще несколько раз. И потом перерос в захлебывающиеся рыдания.

Мишель пошел на эти звуки и, как и утром, оказался перед запертой дверью, в которую решительно постучал.

- Мари, пожалуйста, отвори.

Плач резко оборвался.

- Мари, я все равно никуда отсюда не уйду. Не можешь же ты сидеть там вечно.

Его Величество, как и в замке, опустился на пол, откинув голову на дверь и вновь прислушиваясь к тому, что за ней происходило.

Шум воды прекратился тоже. Зато раздался какой-то шорох. А после него дверь дернулась, открылась вовнутрь, и Мишель упал прямо под ноги своей жены.

Она стояла посреди крошечной комнаты, почти совсем как та, в которой он нашел ее год назад во время укладывания книг в библиотеке старого дома, что она продавала. И, как и тогда, лицо ее было заплаканным и потерянным. Да, у королевы Трезмонской была дурацкая привычка рыдать, запершись в ванной – под шум воды, сбегающей из крана.

Теперь же глаза ее при виде короля округлились от удивления.

- Ты? – выдохнула она изумленно.

- Я, - радостно ответил Мишель, легко вскакивая на ноги. – Мари! Любовь моя! Не сбегай больше, пожалуйста. Никогда больше не сбегай.

Он обнял ее за плечи и поцеловал в макушку, чувствуя, что она – словно сплошной напряженный комок. Напряжено было все – руки, ноги, неестественно ровная спина. Лицо – и то казалось таким, будто она едва сдерживается от вспышки то ли гнева, то ли горя. Но стоило его губам прикоснуться к ней, как Мари резко выставила руки вперед и оттолкнула короля. Яростные ее глаза сверкнули, и в них вновь показались слезы.

- Ну уж нет. Хватит. Чему я удивляюсь? От тебя никогда не было просто избавиться. Ты ведь у нас путешественник во времени.

- Ты теперь тоже. Отныне путешествовать будем только вместе, - отозвался Мишель. – Ваше Величество! – он опустился на колени рядом с женой. – Ради вас я готов объявить себя полоумным. Выполнить любое ваше желание, только чтобы вы простили меня. Я люблю вас и только вас.

Глаза ее заметались по сторонам, будто она искала, за что зацепиться, чтобы выбраться из силков. Но то и дело натыкалась взглядом на собственного коленопреклоненного мужа. И как никогда, походила на пойманную птицу.

- Уходи, - выдавила она из себя, чувствуя, что вот-вот снова разрыдается.

- Не уйду, - твердо сказал король и обхватил ее ноги крепким кольцом своих рук.

- Уйдешь. Потому что я… - она чуть замялась. – Потому что я прошу тебя уйти.

Его Величество поднялся с колен и пристально посмотрел на Мари. Потом коротко кивнул и оглянулся по сторонам, пытаясь понять, где может быть выход из этого жилища.

Входная дверь за ним закрылась почти бесшумно. Но этого вполне хватило, чтобы она вздрогнула всем телом и медленно опустилась на пол.

Как все это произошло? Как могло такое случиться? Случиться с ними! Ощущение нереальности происходящего не покидало ее весь прошедший год. Не может человек быть так счастлив. Мелочи, вроде той, что слуги принимали ее за сумасшедшую, не особенно задевали Мари. Какая, в сущности, разница, если всегда рядом был Мишель. Его рука неизменно поддерживала ее тогда, когда она могла оступиться. И это стало данностью. Она привыкла к этому. Он был в ее жизни, а она – была в его. Так когда все это изменилось?

Сотый раз она задавала себе этот вопрос.

Сотый раз находила ответы, которые ей не нравились.

Тот день и час, когда она радостно и смущенно говорила ему, что вскоре подарит ему ребенка, а королевству наследника, стал концом ее сказки. Он был счастлив. Ей казалось, что он был счастлив, но в тот же вечер, потянувшись к нему, наткнулась на стену, слепленную из заботы, нежности и... холодности. Странное сочетание, оказавшееся крепче гранита.

И его нелепые объяснения, суеверия, рассказы о королеве-матери! Она позволяла кормить себя этим столько долгих месяцев, потому что любила его! В то время, как он…  он жил в мире, о котором она не имела представления, кроме книжного и весьма условного!

И в этом мире были не только они вдвоем!

Разговоры слуг, перешептывания за спиной, приезд маркизы. Мари не хотела и не могла признаться себе в том, что ужасно боится ее. Маркиза де Конфьян, бывшая невеста короля, сбежавшая чуть ли не из-под венца. Поговаривали, что это назло ей король женился на женщине, о которой никто ничего не знал. То, что Мари ниже Его Величества по происхождению, было очевидно, иначе давно бы объявили все ее титулы. Но ведь никто не имел представления, насколько ниже. А вдруг она дочь прачки? Или и того хуже – какого-то итальянского купца?

Это было важно для Мишеля. Мари чувствовала, что важно – он родился сыном короля и влюбился в… художницу из века, когда ей было плевать на то, что кто-то богаче или влиятельнее.

Но это не могло не быть важным для Мишеля!

И что если, увидев маркизу и сравнив ее с собственной женой, король сделает выводы не в пользу жены? Особенно сейчас, когда он… когда он совсем не хочет ее, а она не представляет, как вернуть его интерес. Да, Мари испугалась красоты и ума прекрасной Катрин, которые воспел лучший трубадур Трезмона. Ведь хотел же Мишель на ней жениться! Бог его знает, что произошло между ними тогда. Страхи королевы росли быстрее, чем рос живот.

И вот это проклятое утро, когда оказалось, что они отнюдь не беспочвенны.

Мишель целовал маркизу.

Не скрываясь. В саду собственного замка, зная, что в любой момент может появиться Мари – ведь знал же! Знал! Она каждое утро гуляла там. И все-таки он целовал эту женщину, которая была его невестой в те времена, когда они еще не были знакомы.