Истинная кровь

Мари схватилась за голову. Воспоминание об увиденном отозвалось в ней болезненным ударом сердца. Все, чего она хотела, это забыть обо всем. Но как забыть? Как забыть о том, что было величайшим счастьем и величайшей му́кой, данной ей в жизни? И она обречена любить его вечно… Тогда как Мишель любил другую.

Так за каким чертом он примчался сюда за ней? Что он забыл здесь? Зачем преследовал?

Мари вздрогнула.

Черт! Черт! Черт! Идиотка!

Он же на улице и часа не протянет! Там же машины!

Она и в самом деле взглянула на часы. Сколько же времени прошло, как она прогнала его? Минут сорок?

Мари неуклюже поднялась с пола и проковыляла к балкону. Резко дернула на себя ручку, впустив в комнату морозный воздух и, вцепившись пальцами в бортик, стала всматриваться в сплошной поток автомобилей и людей на улице.

- Мишель! – выкрикнула она. – Мишель!

Сидя на перилах ограждения вокруг старого дерева, росшего у подъезда, Мишель с любопытством наблюдал за хаотичным движением на дороге. Мчались повозки, бежали люди, а им подмигивали красно-зеленые огни.

Среди шума, творящегося вокруг него, он услышал, что Мари зовет его. Поднял голову и увидел Ее Величество.

- Я здесь! – крикнул он ей в ответ.

- Пожалуйста, поднимись обратно! – едва переведя дыхание, крикнула она. И искренно надеялась, что он не заметил того, как дрожит ее голос. От усталости, от стресса, от страха за него. Когда же она успела из уверенной (ну, более или менее уверенной) в себе женщины превратиться в забитую перепуганную средневековую недотепу?

Глаза же Мишеля от слов забитой перепуганной средневековой недотепы счастливо загорелись. Наконец-то она позвала его. Он быстро взбежал на четвертый этаж, оказался в квартире. И стоял рядом с женой, смотрел, не отрываясь, на ее прекрасное лицо и мечтал, как они вернутся домой.

- Мари! Как мне доказать тебе, что ты – единственная женщина в моей жизни?

- Никак, - уверенно отрезала она, чем моментально погасила его взгляд. – Мне не интересно. Спать будешь на диване. На улицу одному выходить тебе нельзя. Через сколько дней ты вернешься в Трезмон?

- Да хоть на полу, - буркнул Мишель, решив не отвечать на ее вопрос.

Она только поджала губы, развернулась и скрылась за единственной дверью в этой странной обители. Вернулась через несколько минут. В руках ее были брюки и рубашка.

- Алекс оставил, - заявила она с невозмутимым видом. – Переоденься. Главное, не утащи с собой в двенадцатый век. Мне, видимо, еще возвращать эти вещи.

- Я вызову этого Алекса на поединок, убью его, и тебе не придется ничего возвращать, - хмуро сказал Его Величество.

- Я гляжу, ты уже кого-то вызвал, - холодно ответила Ее Величество. – В зеркало хоть смотрел?

Мишель потрогал свой разбитый нос. В собственных заботах он уж и забыл разгневанного де Конфьяна и растерянную Катрин. Diabolus! Что же такое произошло в саду?!

- Мари! Маркиза ничего не значит для меня. Никогда не значила.

Ее губы сжались в тонкую нить. Потом дрогнули, разомкнулись, и она заговорила:

- Я ничего не хочу об этом слышать. Ты будешь здесь, пока не вернешься к себе, чтобы не угодить под колеса. Я как-нибудь это переживу. Сколько на этот раз у тебя времени? И что ты должен сделать, чтобы убраться?

- Зачем ты так? Почему ты хочешь забыть все, что было у нас хорошего? И как же наш ребенок?

Мишель осторожно взял ее за руку. Но она тут же ее отдернула, будто он оставил на ней ожог.

- Не трогай меня, - прошептала она. Знала, что, если скажет не шепотом, он услышит в ее голосе слезы. – Я не буду об этом думать. Облегчи, пожалуйста, мне жизнь – заткнись.

Мишель нахмурился, кивнул и отошел к окну. Чувство обреченности и бессилия охватывало его. А ведь еще вчера он был счастлив. И был уверен, что счастье его никогда не закончится. Рядом с ним была Мари – его прекрасная принцесса, ставшая для него целым миром. А теперь…

Теперь у него остается последнее средство. Санграль. Его сила, которая поможет королю вернуть Мари. Он любит ее, у них будет ребенок. Они семья. Семьей и останутся. Его Величество не представлял себе, как сможет в этом сумасшедшем мире своей жены добраться до Монсальважа и найти проклятый Санграль. Но если это его последняя надежда, он сделает это.

22 декабря 2015 года, Кюкюньян – 22 декабря 1186 года, Трезмонский замок 

- Бабенберг. Поль Бабенберг. Он может еще Паулюсом Бабенбергским представляться. Двадцать три года. Волосы русые, глаза серые, телосложение… - Лиз судорожно вздохнула – телосложение античного божества. Но вряд ли полицейский коммуны Кюкюньян оценит метафору, - телосложение спортивное.

- Так когда, говорите, он пропал? - спросил полицейский, записывая ее слова.

- Сегодня утром. В замке Керибюс. Я же вам объясняла.

Полицейский, чуть пошевелив усами, удивленно воззрился на напавшую на него девицу, требовавшую немедленно организовать поисковую группу.

- Мадемуазель де Савинье, может быть, потерпим хотя бы до конца дня? – в голосе полицейского звучала надежда, впрочем, не очень уверенно. На его памяти такое происходило впервые.

- Вы с ума сошли? – сердито спросила Лиз. – Он же совсем один! Мало ли, что с ним может случиться.

Конечно, Вивьен Лиз прекрасно понимала, что случилось с ее… эээ…. парнем? Да! Парнем! Но маленькая надежда, что он все-таки провалился в какую-то яму или ущелье, а не в дыру во времени, не давала ей покоя. А вдруг?

- Мадемуазель, да что там может случиться? Там в жизни ничего не происходило! – упрямо ответил полицейский.

- Если вы мне не поможете, я сама пойду по домам! – воскликнула Лиз, сжимая кулачки. – Буду стучать в каждую дверь и просить о помощи! И я уверена, что кто-то да вызовется помочь, потому что не все такие бесчувственные люди, как вы!

- O piissima Virgo Maria! – воскликнула женщина напротив нее.

Лиз поморгала и тихонько охнула. Она почему-то сидела за большим деревянным столом, а напротив нее грузная дама в средневековой одежде резала крупными кусками мясо. Нож выпал из ее рук. И она тоже охнула. Только не тихонько.

Лиз замерла на мгновение и тут же подпрыгнула на месте, внимательно рассматривая габаритную и очень фактурную женщину.

- Что вы собираетесь делать с этим мясом? – осторожно спросила Вивьен Лиз.

- Тушить в винном соусе с изюмом и сливами, - икнув, ответила кухарка.

- Круто. А с чем подавать?

- Шпинат и бобы.

- Ясно. А где брат Паулюс?

- У себя в комнате.

- Тогда я пойду… исповедуюсь? – Лиз медленно поднялась из-за стола, но старуха вскочила следом и спросила:

- А вы кто? Тоже из дальних стран? Такие срамные одежды у нас в Трезмоне не носят…

- Типа того… только я это… привидение… вот.

Кухарка побледнела, взяла чашку со стола и шумно хлебнула.

И только после этого Лиз почувствовала, что теряет сознание.

В это же самое время брат Паулюс в своей комнате со скучающим видом потягивал из кружки вино из Пуату, которое, кажется, стало несколько крепче и ароматнее, но от этого ничуть не хуже, а даже еще лучше. Шабли закончилось, пока он предавался эпистолярным мучениям. Написание письма Скрибу, которое он велел мальчишке-пажу доставить маркизу де Конфьяну, заняло порядочно времени. Затем, не удержавшись, он все же сходил на свой виноградник. Тот был укрыт толстым слоем снега, и лишь кое-где были видны голые стебли замершей до весны лозы. Монаху показалось, что и она изменилась. Стала крепче и толще. Он благоговейно прикоснулся к ней пальцами, почувствовав шероховатость стебля, и улыбнулся.

«Летом ты дашь мне урожай», - мечтательно сказал он лозе…

Паулюс почесал затылок и налил себе новую кружку. Он был рад снова оказаться дома, где все казалось привычным и знакомым. Но Лиз ему определенно не хватало. Не зная, чем бы еще заняться, святой брат решил сходить в часовню. Давненько он не молился. Как вдруг дверь содрогнулась от настойчивых ударов, и в комнату вошла странная процессия. Первой вплыла охающая и причитающая Барбара и, придерживая дверь, впустила в комнату мясника Шарля, который давно за ней ухлестывал, принося на кухню только самое свежее и самое лучшее мясо. На спине мясник, будто тушу, тащил… женское тело.

- Твое? – хмуро спросила Барбара.

Паулюс присмотрелся. Лиз? Лиз!!!

- Мое! – бросил он Барбаре и подскочил к Шарлю.

Отлепив его пальцы от ног девушки, он перехватил ее в свои руки.

- Это ж тебе не кусок мяса, болван!

- Конечно, не кусок мяса! Кости одни! – буркнул Шарль и подмигнул Барбаре, однако его знаков внимания старуха не замечала. Она подошла к брату Паулюсу, внимательно окинула его взглядом с Лиз на руках и заявила:

- Ты, главное, брат Паулюс, изгони это привидение поскорее из замка. Нам здесь своих бед хватает. Еще и ты за собой притащил. И место свое помни, а то, чего доброго, отпишет наш король в аббатство о твоих похождениях. Они нынче все будто с цепи сорвались.

Паулюс мысленно в сердцах выругался. Но ссориться с кухаркой было нельзя. Слишком давно она служила в замке, слишком о многом знала, слишком многое могла. А еще была ее тяжелая ладонь – воистину страшное оружие!

- Не переживай, Барбара. Все будет окей, - сказал святой брат миролюбиво. – А помогать нужно всем, даже привидениям. Я же знаю о твоем большом добром сердце. Ты никогда и никому не желаешь зла.

- Что есть, то есть, - смягчившись, ответила кухарка. – Да только на все эти напасти никакого сердца не хватит. Чуть не померла, когда это привидение явилось ко мне и давай про кабанье мясо расспрашивать. Есть ли у тебя, брат Паулюс, чем сердце подлечить?

- Кхе-кхе! – отозвался мясник. – И силы подкрепить тоже.

Паулюс незаметно вздохнул. Аккуратно уложил Лиз на кровать. Сунул Барбаре в руки бочонок с остатками вина.

- С чего бы ты силы-то потерял? – сердито спросил он Шарля. – Впрочем, спасибо вам, - повернулся он к кухарке. – А теперь мне некогда, надо заняться этим… привидением, - кивнул он на Лиз. – Ступайте.

Барбара и мясник Шарль, прихватив бочонок, направились к выходу, но на пороге кухарка не удержалась и добавила:

- И одежда у нее срамная! Может, хоть принести ей чего?

Паулюс почесал затылок. Праздничной сутаны, действительно, в сундуке не оказалось.

- Спасибо тебе, Барбара. Одежда ей пригодится.

И оглядев внимательно габариты кухарки (кажется, она стала еще больше), с надеждой в голосе сказал:

- Вот если бы только чего из королевского…

- Можно и из королевского! Королева на сносях, ей без надобности! – сказала Барбара и, прихватив за шиворот мясника, покинула комнату монаха.

Паулюс подошел к кровати и легонько потормошил «свое привидение».

- Лиз… Лиз…

Привидение только вздохнуло, но ничего не ответило.

Монах метнулся к столу, схватил кружку, набрал в рот побольше вина и прыснул девушке в лицо.

- Лиз!

- Va te faire enculer! – прохрипела Лиз, распахнула глаза и закашлялась. – Я тебя прибью! Ты за каким чертом сюда сбежал?

- Да не сбегал я! – отшатнулся Паулюс. – Сам не понимаю, как эта хреновина приключилась. Но как же я рад тебя видеть!