Хроники Астариса. Книга 1. Тени судьбы

Пролог - Разлом Астариса

И то, что было очевидным, перестанет существовать.
Птица разучится летать,
Небеса не поведают правды,
Человек позабудет реальность.

—Поль Элюар, «Зеркало мгновенья»

И есть там замок, но не подобрать ключей,

И есть там страх, но не прольются слезы.

—Алехандра Писарник, «Прах»

С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

—Михаил Лермонтов, «Пророк»

«Истинный путь идет по канату, который натянут не высоко, а над самой землей. Он предназначен, кажется, больше для того, чтобы о него спотыкаться, чем для того, чтобы идти по нему.»

—Франц Кафка

Падение человека

Свэйн медленно раскрыл глаза. Во рту стоял металлический привкус крови. Повсюду были горы трупов, в воздухе витало омерзительное трупное зловоние. Небо заволокло пеленой густого тумана. Свэйн отхаркнулся и зашелся в сильном приступе кашля. Все тело ломило от ужасающей боли. Он пролежал так несколько секунд, и в следующий миг, попытавшись встать, юноша понял, что не чувствует ног.

Превозмогая боль в пояснице, Свэйн приподнялся на локтях, и перевел взгляд на ноги. От увиденного ему сделалось дурно. Ниже колен была неразборчивая кровавая мешанина. Свэйн широко раскрыл глаза и попытался закричать, но вместо этого раздалось какое-то булькающее мычание. Он зашелся в сильном приступе кашля, и изо рта хлынула кровь.

Откашлявшись, он ощутил новый приступ боли в легких и ребрах. Казалось, эти мучения никогда не кончатся. Свэйн застонал. Кое-как перевернувшись набок, он провел рукой по спине, и завопил.

Из левого бока выпирал стилет. Едва коснувшись рукояти, Свэйн снова взвыл от дикой боли, и тут же отдернул руку. По щекам поползли слезы.

Свэйн оторвал лоскут от рубахи, и сунул в рот. Болезненно сжав челюсти, он снова дернул рукоять. Адская боль пронзила все тело, в глазах заискрилось, и Свэйн заорал во все горло. Это был нечеловеческий крик. Словно вопль раненого на охоте оленя или загнанного вепря. Он бился в судорогах, изнемогая от парализующей боли.

Вдруг где-то вдалеке раздался пронзительный утробный рев. Лавина стремительно надвигающегося густого тумана начала пожирать все зримое пространство.

Их время настало.

Глаза Свэйна начали смыкаться. Дышать становилось все тяжелее. Раздался булькающий звук, из приоткрытого рта антрексийского лучника хлынула кровь.

Они были уже здесь.

Со всех сторон на него надвигался громоподобный стук копыт.

Послышался слабый хрип.

Свэйн дернулся в предсмертной агонии, и ушел в небытие.

Линия жизни

Эсар окинул взглядом место минувшей битвы. Небо было озарено багровым закатом. Густые темные облака едкого дыма проступали сквозь догорающее пламя разрушенных домов. Эсар вдохнул полной грудью воздух, пропитанный мешаниной трупного зловония и удушающей гари.

Эсар восторженно улыбнулся.

Языки пламени кое-где еще вырывались из обугленной кучи щепок и бревен. Повсюду раздавались пронзительные крики и стоны.

Но это ненадолго. Их страдания совсем скоро окончатся.

Его освобождение уже совсем близко. Он спасет всех этих несчастных, запутавшихся в собственной лжи и алчности.

Эсар пришпорил коня, и направился к кричащему человеку. Издавая хриплые предсмертные стоны, крестьянин пытался выбраться из-под груды деревянных обломков. Эсар остановил коня, и спрыгнул на пепелище. Легким движением руки он откинул деревянную балку в сторону, и склонился над умирающим. Человек поднял налитые кровью глаза на ухмыляющееся лицо Эсара.

– К… кто…кто ты… – просипел крестьянин, захлебываясь собственной кровью.

В грудной клетке мужчины зияла огромная кровавая дыра. Хватая ртом воздух, он отчаянно пытался сказать что-то еще, но силы покидали его.

Эсар снял перчатку из драконьей кожи, и прикоснулся ко лбу человека. Вспыхнуло яркое зеленое пламя, и в следующий миг все раны крестьянина затянулись. Мужчина откашлялся, и, не веря собственным глазам, начал себя ощупывать.

– Расскажи своим господам, что я излечил тебя, – сказал Эсар, – скажи им, что их время уже истекает.

– Но как ты… – изумился человек, взглянув на Эсара, – кто ты такой?

Эсар улыбнулся и поднялся на ноги. Он окинул взглядом багряную линию горизонта, и взглянул на человека:

– Я – начало, – ответил Эсар, – и я же стану концом.

Пробуждение

– Святые Первородцы, – сквозь зубы проскрежетал Бетран, с трудом отворив дверь своей хижины, – сколько ж за ночь навалило...

Взвалив мешок с капустой и чесноком на спину, он вышел наружу. Едва переступив порог хижины, Бетрану тут же ударил в лицо порыв ледяного ветра.

«Бог ты мой, – ужаснулся крестьянин, – а ведь еще только начало зимы».

Внутренний двор поместья был усыпан белоснежными сугробами. Высоко в небе ярко светило солнце, в саду стрекотали рябинники. Бетран обратил взгляд к заваленной снегом пашне, и тяжко вздохнул.

К концу недели, или, в лучшем случае, в начале следующей, из урожая совсем ничего не останется. Даже чеснок перестанет расти. Бетрану следует поспешить на рынок, если хочет выручить хотя бы десяток деинов за свой скромный товар.

Выйдя на припорошенную снегом тропинку, Бетран зашагал в сторону рыночной площади. Поверх кафтана из домотканого сукна на мужчине была шуба из овчины с капюшоном. Не без заплаток, конечно, но все равно хорошо согревала.

Изо рта крестьянина вырывались клубы пара, жесткий снег хрустел под ногами. Внезапно где-то в лесу прокаркал ворон, от чего Бетран едва не поскользнулся и лишь чудом удержался на ногах.

По правую руку от Бетрана тянулась полоса густого хвойного леса, слева располагались покосившиеся от старости и запустения крестьянские домишки. В большинстве из них все ставни были завалены снегом, не было заметно никаких признаков жизни.

Вдалеке уже начали прорисовываться очертания прилавков торговцев, как вдруг внимание Бетрана привлёк отчаянный женский вопль.

Оглядевшись по сторонам, Бетран увидел угодившую в прорубь телегу по правую руку от себя, в паре сотен метров. По всей видимости, незнакомцы, выходя из леса, не рассчитали тяжесть поклажи и лед, не выдержав веса, треснул.

– Да чтоб вас всех, – недовольно проскрежетал Бетран, и, свалив мешок с урожаем на землю, побежал в сторону чужаков.

Он уже оказался в паре метров от проруби, когда вновь услышал пронзительные крики. Бетран увидел, как немолодой мужчина в порванном полушубке, прильнув животом ко льду, тянул руки к оказавшейся в проруби девушке.

– Я уже рядом! – крикнул Бетран, – постарайтесь зацепиться за что-нибудь!

Мужчина бросил умоляющий взгляд на Бетрана.

– Прошу, спасите ее! – простонал незнакомец.

Вступив на лед, Бетран резко остановился, и продолжил идти на согнутых ногах. Вынув из-за пазухи толстую холщовую веревку, Бетран обвязал один конец вокруг покосившегося пенька, а затем, медленно опустившись на живот, подполз к проруби.

– Хватайся! – прокричал Бетран девушке, и кинул другой конец верёвки.

Совсем ещё юная, не старше пятнадцати, смуглая темноволосая хазийка, издала приглушённый стон, и вцепилась посиневшими, обмороженными пальцами в верёвку.

Поднявшись на ноги, Бетран резко потянул верёвку на себя.

Грузный мужчина, пытавшийся вытащить девушку, уже встал на ноги, и хотел было помочь Бетрану, но крестьянин гневно прокричал:

– Оставайся на месте! Лёд слишком тонкий!

Незнакомец неуверенно кивнул и застыл на месте.

Вцепившись в верёвку, Бетран тянул ее на себя, пока девушка карабкалась наружу. В последний момент, когда она уже вылезла наполовину из проруби, из глубокой чащи леса раздался пронзительный рев горна.

Незнакомец с опаской оглянулся по сторонам. В его глазах застыл настоящий ужас.

– Вы... – прохрипел Бетран, оглядев чужаков, – вы от кого-то бежали?

– Прошу, спасите ее! – взмолился мужчина, рухнув на колени.

Бетран, что есть мочи, дернул верёвку на себя, и девушка, издав мучительный вопль, выкарабкалась наружу. Учащенно дыша, юная хазийка перевернулась на спину, и уставилась невидящим взглядом в небо.

Мужчина, по всей видимости, отец или дядя девушки, в ту же секунду прильнул губами к ее лбу. Улыбнувшись, он пробормотал слова какой-то молитвы. Вероятнее всего, на хазийском или еще каком иноземном языке, поскольку Бетран не понял ни единого слова. Напоив девушку какой-то жидкостью из бурдюка, мужчина горячо расцеловал ее в обе щеки, и поднял онемевшее от холода и страха лицо на Бетрана:

– Благодарю Вас, – выдавил незнакомец, – все наши пожитки ушли под лёд, мне нечем Вас отблагода...

– Не стоит, – отмахнулся Бетран.

И в следующий миг, когда крестьянин направился отвязывать верёвку от пенька, оглушительный рёв горна из глубины леса повторился.

На этот раз гораздо ближе.

Накативший со всех сторон туман стал гуще. Снова пошёл снег. До рыночной площади было не больше километра, но очертания прилавков было уже не разглядеть.

Обернувшись через плечо, Бетран посмотрел на двух незнакомцев. В глазах немолодого хазийца был животный ужас.

– Вы же не местные? – сдерживая дрожь в руках, охрипшим голос спросил Бетран, – откуда вы родом?

Где-то поблизости, плавно опустившись на сук ясеня, прокаркал ворон.

Незнакомец укутал девушку в потрёпанный шерстяной плащ, и поднял взгляд на Бетрана.

– Снова началось, – по щекам хазийца текли слёзы, но он улыбался.

Глаза девушки были закрыты. Девушка не дышала.

Мужчина, прильнув к ней всем телом, опустил голову девушке на живот и начал напевать какую-то грустную мелодию. Бетран не мог разобразть слов, но, кажется, это была прощальная мелодия.

– Началось? – дрогнувшим голос спросил Бетран, – о чем вы гово...

Громоподобный рев горна был уже в паре десятков метров. Бетран пошатнулся, и, зацепившись ногой за камень, рухнул на спину. По льду тонкой змейкой проползла трещина. Бетран застыл на месте, не в силах шевельнуться. Он почувствовал, как все его нутро сковал ледяной ужас. По щекам крестьянина покатились слезы.

Через несколько секунд, когда из глубины леса выступили плотные тройные ряды тяжёлой конницы, чьи всадники были в темных, как уголь, доспехах, Бетран лишь неистово рассмеялся, и возвёл руки в сторону.

«Ну теперь хотя бы об урожае волноваться не придется», – пронеслось в голове у крестьянина перед тем, как раздвоенный наконечник стрелы пробил его череп.

Вершители судеб

Отто Кервинальд водрузил на нос очки, и, задумчиво почесывая густую бороду, принялся читать доклад разведчиков. Остальные члены собрания, пристально наблюдая за каждым его движением, сохраняли молчание. Через несколько минут Отто дочитал пергамент до конца, свернул его, и протянул следующему, Террику Сенгиборду. В течение получаса каждый из Шестерки ознакомился с полученным отчетом.

Закурив трубку, Кервинальд сделал пару долгих затяжек, после чего прервал гнетущее молчание: