Полихромный ноктюрн

Где-то вдали громко разговаривали люди, они о чём-то спорили или же просто обсуждали текущий день. Слова растекались водой, иногда казались перешёптыванием лесных обитателей, спрятавшихся в глубоких подгорных шахтах. Там же смеялись будущие взрослые, которые беззаботно играли в догонялки, вовсю использовали молодость. В этом далёком журчании отчётливо слышались глухие удары, выбивали одеяло. Без труда представлялось выпрыгивающее из него облако пыли.

Странник в чёрном плаще темнее гагата прогулочным шагом приближался к дому лесоруба. Лицо скрывалось за высоким жёстким воротником, очень даже вероятно, что твёрже горельефов в соборе, но этого никак не проверить. Разве кто-то мог подойти к нему, чтобы потрогать воротник и убедиться в правдивости подобного сравнения, неожиданно возникшего в мыслях? Разумеется — нет. Только подумав об этом, можно было почувствовать себя на краю обрыва, а прыгать уж никак не хочется. Всё из-за ауры его присутствия. Невидимая и неосязаемая неотвратимо ползла, лишала спокойствия хрупкие умы.

— Удар и крики. Да такие, что представляется поле битвы. Но нет, разве что с периной. А сражаются с ней пьяные лосихи, — прошептал странник, поправляя свой белый шарф, потом отогнул воротник, так лучше слышно. Черты молодого мужчины выдавали благородное происхождение — настоящий принц. А взгляд и пепел седины в тёмных густых волосах подчёркивали то, что насмотрелся на все границы справедливости и несправедливости жизни. — Здесь я вижу всюду запах обратного движения, — добавил он, задумчиво озираясь по сторонам, осматривая лачуги.

— Это как развитие, но в обратную сторону, — произнёс второй странник в чёрном сюртуке, его чёрная накидка слегка обгорела в некоторых местах, наверное, тушил ею пламя костра. Иногда ткань играла с воображением, её движения выбрасывали перед обратной стороной глаз один отчётливый образ: крылья мифического ворона, пробудившегося от тысячелетнего сна. Служители Церкви, видящие в Первых людях путеводные огни, насторожились бы от подобного знака.

— Таков наш путь, — «белошарфный» перекинул внимание на обитель упыря, который сожрал прежнего хозяина. — Мы вольны ходить и вперёд, и назад. Ключей на вязанке много, а мы подбираем нужный. Можно и по часовой стрелки, и против. Всё переплетается, сжимается. Свалка воспоминаний ребёнка. Вот он… один из признаков скорой Саккумбиевой ночи. И почти никто не знает об этом… А если и узнают, то клеймят сумасшедшими.

— Все мы такие, кто-то больше, кто-то меньше. В таком мире только и можно… что быть таким. Это, вроде бы, называется адекватностью. Так что не нагнетай, сейчас не время для поиска вдохновения.

— А когда, как не сейчас, то самое время? Рыбаки сидят на берегу и ловят рыбу, интересно…а рыба знает, что её ловят? А люди способны представить, что сами есть рыба для нечто большего? Не тронуться ли они умом, когда пустят в свои умы правду?

— И представят все дружно тварь, которая забрасывает крючок из Чёрного озера и ловит целый вид. А «рыбки» плавают, придумывают для всего оправдания… лишь бы заполнить растущую пустоту.

— Да, но нельзя поддаваться отчаянию. Иначе все дружно возьмёмся за руки и пойдём ко дну. Впрочем, сейчас не до этого, мой не всегда любезный друг. О! Смотри. Символ-оберег имени Донного бога. Всё-таки нарисовали пентагон, правильный пятиугольник с щупальцами. А я говорил. А ты не соглашался. Увидели. Надо было спорить…

— И опять проиграл бы. Нужно хоть иногда брать перерыв. А то так и привыкнуть можно.

— Не так уж и часто я проигрываю. Не преувеличивай. Утри своё утрирование на единичку. И будет самое то.

— Не обещаю, но попытаюсь, — второй странник в крылатой накидке окинул взглядом тот же самый дом. — Не хочешь войти, Вальдер?

— Спасибо, но нет. Там много пыли. Я плохо её переношу. Она похожа на пепел. На языке сразу чувствую горечь. И вообще… твоя очередь. Я всё ещё отхожу от прошлого раза. Вот же поганое было зрелище. Так что будь любезен, о великий и ужасный Рамдверт.

— Могу понять. Сектанты пытались вернуть младенцев назад в утробу. То ещё зрелище, — вспоминая, стягивает тёмную ткань, закрывающую лицо почти до небесных глаз. — Ладно, так и быть, — с выдохом согласился он. — Я пошёл, О, Владыка.

— Буду держать за тебя курочки.

— Что? Ты же про кулачки, да? Хотя… ладно. Сам чем займёшься?

— Намерен тебя взбесить, ибо пойду играть с местными в кости. Ещё поем. Быть может, попробую здешнее питьё. Слышал, тут вино прогоняют через полынь. Вот чего мне не хватало в Межутке. Игры, курочки и греющих напитков.

— Смотри не проиграй свои агатовые глаза. А то слишком уж серые…

Вальдер изобразил испуг и, подняв руки, помахал ими.

— Только не надо их есть. Знаю я ваши экзотические предпочтения

— Так точно. Встретимся здесь.

— Только держи себя в руках. Старайся не наворотить делов.

— Да-да. Само собой. Я сама сдержанность и манерность, — отмахивается Рамдверт и встаёт на скрипучую ступень. Плавным движением вынимает длинную курительную трубку, с трепетом рассматривает и поджигает смесь в чашке.

Несколько раз наполнил лёгкие дымом, вытряхнул прогарь, а потом вошёл в покинутый счастьем дом. Его встретил смрад, что на голову выше всякой выгребной ямы. Остановившись в оставленной прихожей, прислушивался к шёпоту сквозняка. Слушал его истории. Спустя мгновения различил сопения. Кто-то тихо-тихо заплакал. Капель слёз тоже слышно.

Беззвучно проскользив по коридору, спустился вниз. Пещерная тьма

заполняла комнатушку. Металлический скрип выдаёт колыхания свечного фонаря на гвозде. Запах воска чует отчётливо. Не авантюрист, не наёмник знает наверняка его точное местоположение. Вытянув руку, открывает дверцу и щелчком даёт шанс огненному языку сделать своё дело. Свет растекается, показывает подвальную кровать и небольшой самодельный объеденный насекомыми столик. Рядом — стул, на нём волнуется мрак. Там точно кто-то сидит. Блуждать в догадках не пришлось. В тот же миг со стула с воплем подскочила тёмная враждебная фигура. Всё произошло слишком быстро, слишком стремительно. Старик Евклид и не заметил плевка на правила своей песочницы. Рамдверт сумел остановить разъярённого зверя: вывернул руку с ударной пилой, нырнул за спину и заключил шею в треугольник с вершиной в плечевом суставе. Упырём оказался сам хозяин дома. Сутулый дровосек безвозвратно потерял свой разум. А кто сможет быть со своими любимыми, зная, что они давно погибли? По телу расползались зияющие раны похожие на вход в логово плотоядных насекомых. Ему больно, об этом говорила слюна, вылетающая через крепко сжатые зубы.

— Ш-ш-ш, — прошикал Рамдверт тому на ухо. — Знаешь, я тоже свое рода лесоруб. Я понимаю…

— Биби, зови сестру. Скоро полдник! — заревел хозяин подвала.

— Ты видишь сон наяву. Я тоже его вижу. На ней синее платье, а в руках держит рогач. Сейчас достаёт пирог. Пахнет сливой, верно? Вот он… запах твоего счастливого прошлого. У прошлого есть и плюсы, и минусы. Плюс: оно всегда с тобой. А минус: его нельзя вернуть, его нельзя изменить, — безумец немного утих, перестал сопротивляться.

— У нас гость. Несите тарелку. Он присоединится к нам! Что? Нет… это не бард, которого ты ждёшь. А!? Он придёт позже. Почему? Потому что никто не учиться петь, когда рот занят пирогом…

— Ты попал в зиндан памяти. Тебя затянуло слишком глубоко. Тебе не стать прежним. Ничто уже не будет прежним. Но есть выход. Могу проводить тебя к нему. Там-то сможешь и воссоединиться с ними. Ты же этого хочешь, не так ли? — глава мёртвого семейства осторожно покивал. — Вот и хорошо. Совсем скоро твоё желание исполнится. Я уже вытащил тебя из ямы страшных мук. Просто ты этого ещё не понял.

Рамдверт разжал хватку, отошёл на шаг, сжимая между пальцами стянутый со стола клинок. Подхватывает падающего, осторожно укладывает на пол. Тот рухнул в объятия последнего сна, так и не заметив порез на сердце. Руки мертвеца сложил на груди. В получившийся замок осторожно поместил чёрное перо. Вот такой последний дар.

Приклонив колено возле кровати, постучал по настилу. Пыль разлеталась от костяшек. Даже если уже вторгся в чужой дом, не стоит забывать о приличии. Услышал ответный стук и заглянул под.

— Так это тебя называют упырём? Навряд ли хозяин покидал свою темницу, — проговорил он во тьму. — Кивни, если понимаешь меня. — Спустя миг там что-то пошевелилось. — Всё, вижу. Она ещё у тебя? — в ответ загудела тишина. — Отдай мне, я спрячу её от людей. Она больше никому не причинит зла. Обещаю, — Рамдверт протянул руку, взял гнило-алый камень и сунул его в карман. — Теперь отправляйся не к своему мастеру-кузнецу, а к графу Фалконет с пугающими знамёнами. Знаешь о ком я? — прозвучали щелчки похожие на «ага». — Превосходно. Не бойся слухов. Не все они правдивы. Так вот… Граф должен мне. Он примет тебя. Но не думай показываться на людях, не поймут. Передвигайся ночью. Днём прячься в норах под холмами.

Затушив свечу, вышел из могильного дома. Вновь достал трубку.

— Что, неужели никто не стал играть с тобой? — спросил он.

Вальдер медленно приближался. На его предплечье сидела чёрная птица.

— Это я не стал кидать. Нет здесь подходящих игроков. Сам же знаешь, я играю только с шулерами. Так интереснее.

— И проигрывать интереснее.

— Не будем об этом, — игрок с задумчивым видом глянул на свой кулак, в нём две куриные ножки, их зажарили до хруста и обернули тонкой лепёшкой. — Вот держи. Я и тебе взял.

— Ладно. Тогда потом перекурю. После еды, наверное, всяко лучше.

— Вот-вот, — оба занялись ароматным сочным мясом с пряными приправами. — Ну, сколько их там было? Надеюсь, не меньше шкатулки…

— Одна. Всего одна. Но ты был прав. Дровосек не представлял особой угрозы. Но по телу уже поползли трипы. Болезнь зашла слишком далеко. Скоро бы стал настоящим кошмаром для трипофоба. Теперь же его сны прекратились…

— Ясно… хоть небо и тёмное. Стало быть, мы закончили здесь. Значит, можно идти дальше.

— Какую весть принёс ворон? — вопросил Рамдверт, смотря на уставшую птицу.

— В провинции Оринг провели ритуал. Прошрит по всем правилам. Коб пишет, что знает способ попасть в хранилище, где хранят апперит. Много апперита. Но….

— Его охраняет пугало?

— Не просто пугало, а твой старый знакомый. Как там его звали?

— Мы виделись однажды, разговаривали половину раза. Но теперь и это неважно. Он поддался эху сна… раз оказался там… где оказался.

— Ты слишком строг. Дай ему шанс, вдруг получится поговорить, убедить, перетянуть на нашу сторону. Сам знаешь, нужно время для усвоения урока. Мыслям необходимо пустить корни…

— Убеждён, в его внутричерепную медузу уже пустили корни.

— Понял, тогда отправляемся в Оренктон незамедлительно, продолжим воплощать наш план.

— Пойдём, Вальдр, — позвал Рамдверт. — Расскажи мне всё, что тебе известно.

— О, дело касается благородного Дома ромашки…