Записки краеведа Кердика, естествоиспытателя Фантазии

— Несомненно, — молвил Гудлейфр и многозначительно кивнул на Хунарда. — Просто некоторые из них не могут (или не хотят) принять свою судьбу.

Утомлённый длительною беседою, я пожелал всем доброй ночи, и поднялся в свой номер, дабы предаться цветным картинкам — а то и целому видеоряду, который называется «сон». И в одном из диафильмов моего фантастического калейдоскопа мне явились Вернер и Эрика — пара влюблённых, о которых рассказывал мне трактирщик. Эта счастливая двоица, направляясь на Край Света, в рай, летала над морями и лесами, иногда погружаясь в глубины первых и густые кроны других, попутно расследуя что-то опасное и серьёзное; в это время они превращались в каких-то неведомых птиц или зверей, и в течение всего их бесконечного полёта играла красивая, завораживающая, успокаивающая музыка, пробуждающая в душе что-то светлое, доброе и хорошее.

Вскоре мне улыбнулась удача: наконец-то погода переменилась, и лютые морозы ушли далеко на восток — в сторону Хлади, Сиберии и Нордландии. Это означало только одно: мне пора возвращаться назад, пора в обратный путь. Конечно же, я не оставил своих замыслов по полному и тщательному анализу Фантазии; однако я весьма посредственно подготовился к этому мероприятию, и если меня так потрепало в родных краях — что же будет со мною в землях инородных?

Распрощавшись с мастером Кроекером и всеми прочими, я запряг своего осла, а у самого в душе скребли кошки оттого, что я нигде не нашёл Хунарда.

Будучи уже в пути, я услышал протяжный вой. Разумеется, я испугался, ибо не мне, седовласому и малость хворому старику, тягаться с лютоволками Севера. Однако, едва завидев белого волка, который ждал меня на вершине холма, я испытал неописуемое облегчение: Хунард снова явился пред мои очи.

Когда я на осле добрался до холма, там уже сидел мой викинг и пронзал глазами небесное пространство. Он смотрел на звёзды и о чём-то размышлял.

— Мне бы не хотелось, чтобы мнение твоё было превратным относительно меня, — начал Хунард Лютоволк, не прекращая наблюдать за холодным мерцанием столь далёких от нас объектов космоса. — Моему дурному обращению с женщинами есть объяснение.

— Ты не обязан передо мной отчитываться, — поспешил успокоить его я, Кердик-путник, Кердик-странник, Кердик-бродяга.

Но Хунард оказался непреклонен:

— Происхожу я из хладичей — оттого и мой акцент. Мое життя же таково: имел я жену, любил её весьма. Но случилось так, что недруги обложили весь мой дом — ни выйти, ни зайти. Я бился до последнего — до тех пор, пока у меня не порвалась тетива на луке. Тогда я воззвал к супруге своей, дабы она отдала мне свой волос — чтобы я смог натянуть лук и сыпать во врагов своих стрелы. Но женщина моя предала меня, и не сделала ничего, чтобы помочь нам обоим. Мне не ведом страх, хотя на дом мой напала целая рать. В конечном итоге меня повалили на землю — но и тогда суженая не сделала навстречу ни шага, хотя владела и мечом, и топором. Предательница стала женой ярла, завистника моего, который приказал поджечь мой дом и стереть его с лица земли. Меня же, избив всей дружиной, обессиленного бросили в канаву, сочтя мёртвым. Ворон чёрный, кружа надо мною, смилостивился, сжалился и не выклевал мне глаза, не распотрошил до конца и без того бередящие раны. Наоборот, этот неправильный вран, сорвав одно из растений, что собирает в свой цветок влагу, полил меня живительной росой. Тогда восстал я заново, и как переродился. И последовал я за враном в Тронн, ведь символ он страны той братской — хоть и вражда средь нордов извечно, постоянно. И с той поры минуло уж десять лет, и вот он я, перед тобой.

Хунард умолк, и горечь на сомкнутых устах его. А я давался диву его выносливости, его стойкости, его храбрости, его смелости, его отваге, его доблести, его силе, его бодрости духа. Здесь и сейчас передо мною реинкарнация Рагнара Лодброка — настоящего викинга, настоящего берсерка, настоящего хёвдинга…

2. ПРИЗРАЧНЫЙ ГОСПОДИН

По возвращении в Абфинстермаусс я обнаружил, что дом мой не разграблен, но в целости и сохранности. Обрадовавшись сему весьма, я решил несколько дней побыть здесь, а после двинуться в очередное путешествие. И всё ничего, если бы не…

Случилось так, что прежний кронинг помер, и вместо него воцарился иной. Возвеличившись на своём троне, спустя некоторое время призвал меня сей новый князь пред свои очи, и изрёк:

— Вот, ходят о тебе некоторые слухи…

— Какие же, о владыка нордов?

— Говорят, умеешь ты вести торговлю; что честен ты с людьми и с товаром аккуратен. Потому я заочно проникся к тебе доверием, и желаю, дабы торговал ты не только во владениях моих, но так же и в других частях света. Будешь странствующим торговцем, а ещё — моими глазами и ушами; послом и представителем моим.

Предложение было на редкость заманчивым: странствующий торговец — то бишь, негоциант — имеет некоторые привилегии перед Гильдией торговцев: он сравнительно самостоятелен, его направляет рука кронинга и его благословение, волеизъявление, но самое главное — мне не нужно будет утруждаться платить ежемесячный взнос профсоюзу, то есть, этой самой гильдии. Вот только с чего кронинг взял, что я имею навыки по купле-продаже? Всю жизнь я был учёной крысой, корпевшей над всякими листками, тетрадками, фолиантами и прочая. С другой стороны, согласно международному праву Фантазии, убить негоцианта есть грубейшее нарушение всех сводов законов, кодексов и конституций. Это обстоятельство практически развязывало мне руки и позволяло беспрепятственно пересекать границы кронств, княжеств, вульготонов, падишахств, бекбайств и прочих суверенитетов.

«Одно другому не мешает, — подумал я, — буду торговать, а заодно — легенды собирать».

После моего согласия мне, Кердику-негоцианту, Кердику-искателю выделили нечто среднее между каретой и повозкой, запряжённой двумя лошадьми, и кучера в придачу.

Мой путь лежал на юг, в богатое каменным и бурым углём кронство Стерландия — именно здесь пролегали земли древнего Эльдерланда; сюда я вёз вечнолёд, рыбу и туши хряковепрей. До столицы, славного города Ввумна я добрался сравнительно быстро — благо, до неё от Абфинстермаусса гораздо ближе, чем до Старой Глухомани или Хольмгарда.

По особым приметам на одежде, всевозможным знакам отличия стража пропустила меня сквозь врата немедля, и вот я уже по другую их сторону и вижу возвышавшееся над всеми здание ратуши, на которой пасмурного цвета щит с двумя стерхами и веточкой под ними — герб города.

Мне повезло: именно сегодня ярмарка. Мне хорошо заплатили, и теперь я везу звонкую монету (и не одну). Всё же я решил остановиться в гостинице, ибо, судя по карте, до Троеградия3 мне в ближайшее время не добраться: по весне, в разгар апреля всё размыло, и в какую бы сторону я не направился — будь то Талая низменность или Остаточные озёра — я буду как минимум по колено в мокром снегу и растаявшем льду, а как максимум — увязну точно и надолго, ибо сии края преисполнены труднопроходимых болот. А добраться мне было просто необходимо: именно там находится прародина корневики — царицы ягод лесных, болотных, полевых. Стоит лишь надкусить эту ягоду, как она, будто несколько вёдер черники, дарует ясность глазам; словно малина, ароматна и нежна она, и более никакой хвори, связанной с недостатком различных витаминов и микроэлементов. Нечто среднее между клубникой и земляникой, корневика имеет свойство очень долго не портиться даже без ящика с вечным льдом — такова её удивительная природа. Корневика — и сердце, и печень всей северной Стерландии; говорю это не понаслышке, но как человек, не раз пробовавший на вкус это чудо природы.

Не успел я возлечь на своё ложе, как меня посетил фантом — призрак некоего господина много старше меня самого. Разодетое, как заправский владетельный князь, это привидение является ко мне уже не в первый раз: после ярмарки я был принят во дворце, а после удостоился чести вздремнуть в тамошних свободных покоях.

Видение издавало топот, но при этом не касалось пола; оно бормотало, сопело, кряхтело, держась за поясницу. Оно охало, стонало и стенало; даже, прости Г-споди, булькало. Оно ходило, как неприкаянное, из стороны в сторону, и отчаянно чихало — может, аллергия, а может, оно чем-то болело (хотя вряд ли призраки чем-то больны — больны скорее люди, которые якобы их видят). И раз подобное видится мне не единожды — выходит, весенняя слякоть, весенняя же оттепель, сырость дорог и капель за окнами сделали своё дело, и меня сразил недуг в виде простуды, а в качестве побочного эффекта — слуховые и зрительные галлюцинации.

Желтоватого оттенка жиденькая бородка, неухоженные усы и грязные длинные волосы, неприятное амбре из-под семенящих туда-сюда ног — зрелище неприглядное. И всё же в этом жалком, забитом, иссохшем тельце можно было обнаружить признаки былого величия и благородства — несомненно, то был какой-нибудь стерландский рыцарь (а то и целый граф). Рыцарь — потому что бряцал давно заржавевшим оружием и громыхал не менее проржавевшими доспехами; граф — потому что я, прожив предостаточно, легко могу отличить дворян от мещан, сеньора от тобариччи4, дона от крестьянина, помещика от быдла5.

В этот раз призрачный господин попытался вступить со мной в контакт (тогда как в первый раз он ограничился лишь собственно своим присутствием).

— Вы всё мечетесь, мечетесь что-то, дедушка… — Немного раздражённо выдохнул я, зевая. — Я в толк взять не могу, что вам от меня надобно.

Но рыцарь уже снял с себя доспехи (причём, без посторонней помощи) и, оставшись в ночном спальном наряде, улёгся, точно преданный пёс, прямо возле моей кровати. Этого я никак не ожидал — к тому же, этот тип, вдобавок ко всему, начал яростно храпеть — да так, что мне заложило уши.

Я попытался растормошить деда, но всё без толку — а он, в свою очередь, начал пускать изо рта какие-то дымовые кольца, будто до этого он затягивался курительной трубкой!

— Что вы, в самом деле… Для отдыха и сна имеется кровать! Будто вы не знаете…

Никакой реакции.

Я спросонок тёр глаза, не разумея, что всё это происходит наяву.

«Ну и лежите так дальше, — буркнул я про себя с превеликим недовольством, — а мне надоело с вами возиться; я умываю руки и отхожу ко сну».

Можно сказать, что по окончанию ненастных деньков я стрелой помчался из Ввумны прочь — нет, сам по себе город достославен и хорош, но призрачный господин, похоже, найдёт меня там, окажись я хоть в каком из домов стерландской столицы.

Я проехал Икке, Лейфар, Лаглендир, Лоханну, Скъейр, останавливаясь в маршах лишь для того, чтобы собрать плоды ягодной кронинхен, корневики. Останавливаться на ночлег я побаивался: вдруг призрачный господин и доныне преследует меня?

Позади уже испещрённая сизым корнем Стерландская пустошь, позади Простор; уже вдали изобилующая говорящими растениями, живыми трюфелями, лисичками и следами папонтов Лужайка магов — а я всё время двигаюсь на юг, постепенно приближаясь к городу Риврайн, что стоит на одноимённой реке, а река эта (немного заболоченные берега которой поросли моховиками, маморотниками и карликовыми осинами), впадает в гигантский залив — тектоническую пробоину, именуемую людьми не иначе, как Вратами смерти, и являющуюся своеобразным водоразделом между Западом и Срединными землями Фантазии.