Нерассказанные приключения. Стражи у Живых Врат

— Ешь, — сказала она. — Ты ничего не ел, а силы тебе ещё понадобятся.

Зал освещали магические огни, горевшие тяжелым, белым пламенем. Они располагались в нишах на стенах. Хаггар подался вперёд на стуле и воткнул ложку в деревянное блюдо: жареные грибы в чёрном соусе.

— Что тебе известно о Дальнем Царстве? — спросила она. — Живые Врата ведут туда. Нет, «ведут» не совсем подходящее слово.

Когда он не ответил, она нахмурилась.

— Я же объясняла тебе, как найти тексты, где идёт речь о подобных вещах. Несколько месяцев назад — несколько лет назад, для тебя. Потому что знала, для чего ты мне нужен. Так что попытайся со мной поговорить. Постарайся быть умнее, чем ты есть на самом деле. Дальнее Царство расположено за границами пространства и времени…

Хаггар прервал её.

— Слова, которые мы используем для описания этих вещей — мы над ними не властны.

Астриана посмотрела на него. На её нижней губе остался жир.

— И что?

— И ничего. Вот что я понял из того немногого, о чём прочёл, прежде чем заставил себя остановиться: мы становимся уязвимыми, когда пытаемся думать о подобных вещах. За границами пространства и времени — что это значит? Предметы и существа, которых мы не можем воспринимать. То, что мы видим не напрямую, лишь по воздействию на наш разум. И это порча. Существа из этого мира, которые утратили свою истинную природу и изменились.

Астриана смотрела на него, медленно пережёвывая.

— Этот оборотень, — сказала она. — Её зовут Хэзел. Она сказала, что Темирант и другие по-прежнему живы — там, внизу. Рабы разума. Слуги чего-то, что называется аболет.

— Она это видела? Откуда она знает его имя?

Она рассмеялась.

— Я ей сказала.

Затем:

— Самое важное — запечатать ворота. Эти существа, аболеты, пожиратели разума и их рабы. Они попытаются нам помешать.

Она продолжала жевать, указывая на него цыплячьей косточкой.

— Нам с тобой.

И когда он ничего не ответил, он замолчала и опустила взгляд.

— Потому что ты обещал.

Он прочистил горло.

— Когда мы покончим с этим, я не удовлетворюсь знаниями, деньгами или бесполезной благодарностью какой-то архифеи. Дальнее Царство — не единственная вещь, мысли о которой причиняют вред.

— Ты хочешь скачать, — произнесла она, — что мы можем защитить себя с помощью глупости. Полагаю, что это не так плохо — поощрять звериный разум.

— Так поступает наш народ, — сказал он, имея в виду не орков или эладрин, а последователей друидического учения с самого рассвета времён, до эволюции высших рас.

Она улыбнулась. Шрам на её губах отчётливо виднелся в тусклом свете.

— Весомая причина, чтобы обходиться вообще без плана. Ешь, — сказала она.

Он выбрал ножку из котелка с частями каплуна и поднёс её ко рту, думая о том, видит ли она его тяжёлые зубы, длинные рвущие резцы, и если да — привыкла ли она к ним.

— Лорд Темирант и остальные — уверен, у них была масса планов. Они изучали Дальнее Царство. И стали рабами разума. После этого мы не будем думать или разговаривать, сражаясь с этими существами. Одни инстинкты. Пни меня, если я о чём-то подумаю.

Он сунул ножку в рот и откусил.

— Я всё равно тебя пну, — сказала она.

Когда они закончили, она дала ему несколько часов отдыха. В освещённом алькове сбоку от главного зала он нашёл на стене зеркало. Он смочил водой из хрустального кувшина на льняное полотенце и воспользовался им, чтобы очистить тело, стирая грязь, которая скрывала татуировки на его волосатых руках и груди.

Как и все оборотни, он носил только кожу, которая сливалась с его телом во время превращения — как и кости его тотемного жезла. В этот момент Астриана наверняка облачалась в доспехи, выбирала мечи, ножи и копья, но он ничего такого не использовал. Вместо этого он смотрел на себя в мутное стекло, мысленно позволяя себе вскарабкаться по петляющим спиралям эволюции прочь от его завершённого естества. Там были формы, которые он возьмёт с собой на это приключение, и он перебирал их в новом воздухе Фейвайльда, чтобы проверить, отличалось ли что-нибудь в этом мире.

Он смотрел, как удлиняется его челюсть, как шея толстеет и вжимается в плечи, раздувшиеся поначалу, а потом опустившиеся, когда он встал на четвереньки — волк, тотем его клана. Эта форма была для его самой удобной, но он на ней не остановился. Вместо этого он увеличил скорость трансформации, пока мысленно карабкался по лестницам; грубая шерсть на запястьях превратилась в оперение, и в то же время паутина кожи потянулась с его плеч к запястьям, а челюсть стала острой и тяжёлой. А потом его перья сменились маслянистой узорчатой кожей, и чешуя разошлась от его носа, когда ноги слились воедино, а руки прилипли к бокам, и он опустился перед зеркалом кольцами змеи.

Но когда она вернулась, он спал клубочком в своей волчьей форме. Она была одета в боевой наряд рыцаря-шиере Летнего Двора королевы Тиандры, доспех из чешуи внахлёст, сине-зелёный, сделанный из панцирей насекомых, более лёгких и прочных, чем сталь, и таких тугих и тонких, что они облегали её тело подобно второй коже. Её волосы были собраны позади и удерживались серебряным кольцом. Она носила рукавицы из серебристых звеньев и булаву в левой руке. На поясе висел скимитар. В тёмном алькове её тело как будто светилось.

— Пора выходить, — сказала она, он поднялся и потянулся, опустив плечи, позволив языку выкатиться между зубов.

Он прошёл за ней через укреплённую дверь, по норам из заброшенных комнат стражи и коридоров с низкими потолками. В обычное время это место бурлило жизнью, граница между Фейдарком и поверхностью, где фоморы Харроухэйма и эладринские лесные следопыты поддерживали шаткое перемирие. Гнездо воинов сейчас было пустым, но когда Хаггар и Астриана достигли бесконечных лестниц, ведущих в недра скалы, они обнаружили их забитыми беженцами, гоблинами циклопами и фоморами, текущими на поверхность. несущими пожитки на спинах. И в своём ужасе эти бледные жители подземного мира позабыли о своих различиях, хотя происходили они из дюжины разных кланов и рас, соперничавших между собой. Они ждали в долгих очередях, чтобы подняться вверх навстречу солнечному свету, которого многие из них никогда не видели.

Горбатые женщины с распухшими руками и лицами несли на спинах детей, прижимаясь к сырым, чёрным стенам, чтобы позволить Хаггару и Астриане, последним стражам Живых Врат, пройти. Изредка они касались лба или бормотали что-то в знак уважения, прежде чем вернуться к своим заботам и продолжить ждать в очереди. Сейчас, когда волк шагал впереди, чтобы расчистить дорогу, длинную лестницу освещали не факелы или горящие химикаты, а сверкающие кристаллы в скале, испускавшие синий, зелёный и фиолетовый свет.

Со временем они пришли к самому Харроухейму, подземной крепости короля Броннора, построенной в исполинской пещере соляного карьера. Они неожиданно вышли на соляной пол, где над ними нависли каменные и железные стены. По крайней мере здесь был свет и солдаты — мирмидоны короля фоморов. Из цитадели раздавались звуки барабанов и медных труб, эхом отражающиеся от кристальных стен. Но ворота были закрыты, и ни один стражник не встретил их, пока они пересекали солёную равнину под укреплениями, чтобы продолжить свой спуск.

Они вошли в гигантский разлом в камне, где земля уходила вниз. И здесь мир изменился. Наверху, ближе к поверхности, камень вырезали, добывали и умертвляли. Здесь он по-прежнему был живым, вырастая в ландшафты столь же разнообразные, как любой лес или горы. Они спускались через мерцающие леса грибов. Здесь жили звери, змеи, ящеры и грызуны разных видов, но также — крохотные олени и козы сидели на камнях, и даже несколько бледных птиц. Цветущие лозы и лианы укрывали далёкие стены и свисали со сталактитов над головами. Воздух здесь был более лёгким, насыщенным, и по бесконечным пещерам дул ветерок, как будто наполненный свежестью глубин.

Волк шагал вперёд. Они подошли к берегу чёрной реки и взобрались на расколотые камни у водопада. Хаггар проложил себе путь по камням и застыл у первого рукотворного сооружения, что он видел за долгие часы путешествия — сторожки, построенной из чёрных кубков пемзы и освещённый трепещущим фонарём.

— Есть кто? — позвала Астриана.

Её доспех мерцал в темноте сине-зелёным, и она подняла свою серебряную булаву. Из открытых дверей нетвёрдым шагом вышел мужчина, воин-фирболг в кожаных доспехах, с мечом в руках.

— Вы здесь, — сказал он. — Хвала богам. Я часами оставался один, дожидаясь, пока они вернутся. Они забрали всех моих солдат, — добавил он, указывая мечом на дыру в каменной стене, освещённую изнутри неестественной смесью цветов.

— Кто?

— Темирант и остальные. То, что от них осталось.

Он был крупным мужчиной. На его бледной коже блестел пот. Подняв меч и сделав жест в сторону глубин, он сказал:

— Я собирался попытаться снова, в последний раз. На открытом пространстве их слишком много. Но мы можем сражаться с ними в тоннелях, по одному за раз.

— Как тебя зовут? — спросила Астриана.

— Гарм, миледи.

— Ты храбрый мужчина. Пойдём вниз.

Наконец они достигли окрестностей Живых Врат, этого крохотного портала в Дальнее Царство. Его диаметр можно было измерить ресницами, и несмотря на это, сочившаяся через него субстанция — не столько материя, сколько безумные идеи, могла отравить целый мир. В последней пещере они увидели, что все поверхности покрыты блестящей слизью, которая хваталась за ноги и затрудняла ходьбу. Зато она обеспечила им свет; через полторы мили они встретили первых слуг аболетов, стражников-эладрин, которых тот подчинил своей воле. Один из них возник неожиданно, встал в слизи по голень, где лежал, вытянувшись.

— Темирант, — выдохнула Астриана.

Его кожа стала прозрачной, его виднеющиеся органы и кровеносные сосуды были усеяны нездоровыми пятнами, в его пристальных глазах светилась тупая злоба. На нём не было одежды, не было оружия. Он зашагал к ним, вытянув руки, пытаясь заточить Астриану в свою слизистую хватку. Она ударила его булавой, которая издала мокрый, булькающий звук, погрузившись в его плоть; Хаггар не смотрел. Он уже начал своё превращение, мысленно карабкаясь по петляющей лестнице до тех пор, пока его тело не удлинилось в несколько раз, его руки и ноги не исчезли, и он не начал скользить по покрытым слизью камням мимо Темиранта и других слуг-эладрин глубже в нору; они его не видели.

Проползая мимо, он ударил их лодыжки своим тупым носом; одного сбил с ног и опутал хвостом, потащив дальше, выдавив из него то, что оставалось вместо жизни. Он отпустил, затем поплыл туда, где слизь была гуще всего, нырнул в пасту или варево из полуразложившихся тел, пока не нашёл коридор, полностью заблокированный слизью, и не просочился через него.

Лишь на мгновение он увидел аболета, с его крыльями, гребнями и щупальцами, с тремя вертикальными глазами, расположенными вертикально в ряд; он закрыл собственные глаза, закрыл уши, позволил разуму сжаться до размеров своего рептильего сосуда, заперся внутри этого маленького черепа, как внутри тюрьмы из кости, в центре которой он свернул своё сознание в шар, как будто пленник, усевшийся на полу камеры и обхвативший колени руками, обратив лицо внутрь — отчасти от отчаяния, отчасти от желания сохранить силы.