Рпава

Рпава

Ой вы, гости дорогие, славные! Сказку непростую вам поведаю про испытанье гордостью, соседство чудное, коварство женское, страданье громкое, величье тихое, позор нечаянный... Про то, как благодать семьи своей сберечь да приумножить.

Мягкой гладью, зеркалом тёмным, журчащими порогами, широко и вольготно несла свои воды Рпава. Игривой девочкой где-то в горах, капризной девушкой между утесов, спокойной матерью через весь Дол к мужу своему Рудру полноводному и дальше, слившись в объятиях вечных, до самой Большой Воды, где всё пережитое растворялось и упокаивалось.

И было так испокон веков. Рождались и угасали на руках её селенья человеческие, стада зверья разного приходили на водопой. Зимой в лёд одеваясь, весной песни журча, летом в мать воплощаясь, осенью провожая в небо вскормленных птиц перелетных, Рпава была неизменно щедра и полна. А последние несколько столетий сытое спокойствие напоминало сонное мленье. Русалки да Мавки справлялись по хозяйству, довольный муж был внимателен и нежен, дети росли, и русла их не требовали материнского ока, лишь ласки и одобрения.

Раз в год, как лёд сбрасывался, Рпава проверяла владенья свои. Вот, новая хижина пастуха на плоскогорье. Вот веревочную переправу деревенские организовали, с одного берега на другой плот с грузами перетягивают. Вот новые семейства уток в камышах и старые знакомые — пара лебединая. А тут что такое? Целый лес к берегу реки подобрался, словно ниоткуда.

Присмотрелась Рпава и поняла: не местного мира лес, словно мост между этой явью и другой. Да, бывало и раньше такое, да чаще в озёрах да колодцах, где вода тихая, да омут сквозной. А тут — лес у её берегов. Деревья высокие, кроны зеленью в синеву отливают. Любопытно стало, что за сосед такой?

Узрела среди сосен горделивых — силуэт мужской, спиной к реке обращенный: иссиня-чёрные волосы конским хвостом по спине разметались, бурый кожаный жакет к торсу жмется. Глянула взглядом особенным, узнала: то сам хозяин тёмного леса. Издалека не уразуметь было, какой он: добрый али злой, умный али простофиля, приятный ли, мерзкий ли глазу?

Любопытство женское неодолимо, так вода устремляется в низины, заполняет расщелины, срывается водопадом с утёсов. И впервые за столетия решила Рпава выйти за уютные берега свои и познакомиться.

Дымкой капли над рекою собрались, рябью гладь зеркальная стянулась… Поднялась над водой Рпава женщиной человеческой: платье обычное, простая коса по спине да по земле струится, нитями по мелководью расползаясь.

Лишь коснулись ступни мха пушистого — мужчина обернулся. Перьями взлетели пряди сине-черные, брови вздрогнули мимолётно, а глаза в их тени жёлтым всполыхнули. Хозяином держался: ни угрозы, ни страха в осанке не было. Лишь лес за спиной зашуршал еле слышно, одинокий ворон сорвался с ветвей высоких, кругами поднимаясь в небо.

— Здравствуй, сосед. Я Рпава, жена Рудра, приветствую тебя у своих берегов, — благословила Река и улыбнулась, отмечая, как игриво бросились врассыпную мальки на мелководье, как расслабились камыши прибрежные, откуда явно наблюдали знакомцы любопытствующие.

— Приветствую, коли не шутишь. А почему это лес у твоих берегов, а не берега у кромки моего леса? Изволь заметить, здесь… — Из мха у ног Рпавы потянулись ввысь тонкие стебли, покрылись листьями узорными и белыми цветами нарядились. — Здесь уже мой мир. Врок, — наконец представился пришелец.

«И сразу вопрос границ. Молод»,— определила Рпава, но ответила так же благожелательно:

— Реальность разная, миры тоже, но с какой стороны ни смотри — соседи мы и есть. — В раскрытой ладони расцвела речная кувшинка, длинный стебель спустился с пальцев. Рпава протянула цветок Вроку: — С миром! Пусть Время и Око благоволят тебе и жене твоей, владыка Леса.

Врок подарок принял, кивнул, благодаря. А потом улыбнулся, щурясь по-хитрому:

— И откуда ж река Рпава да про жену мою прознала?

Ответный смех Реки был по-весеннему звонок:

— Оттуда, что ведаю. Не с последним дождём Свет увидела. Кто она, не секрет ли?

Взгляд Врока потеплел, Хозяин леса заурчал сытым зверем:

— Жена моя, Ия — источник лесной. Без неё нет мне жизни, а без меня — высохнет русло, и не пробиться ей будет на поверхность. Воды Ии чисты как хрусталь, прохладны как снег, быстры как…

Рпава внимала. Чувство истинное в словах мужских всколыхнуло и её суть. О муже своём, Рудре, его порогах скальных, теченьях бурных, шелесте волн на рассвете она так же бы рассказала, с таким же светом священным, с такой же радостью искренней, хотя уж много сотен лет, как их воды сливаются в одном русле.

Любовь — так это чувство зовут между собою люди. Рпава и Рудр были вместе так давно, что слова стали лишними, а присутствие друг друга — данностью.

Счастье в истинной паре — то, о чём все мечтают, но чему лишь завидуют, если самих этот дар обошёл. У Рпавы жизнь была полноводной, широкой в меру и бурной всласть, а потому лишь радость и понимание откликнулись в Реке от излияний Врока о жене его Ие. А Врок тем временем замолчал и, чуть нахмурившись, снова повернулся туда, куда смотрел до появления Рпавы.

Она проследила за взглядом — молодой подлесок, чуть выше и дальше от её берегов. Жухлые деревца с тонкими стволами и почти голыми ветвями ломаными линиями разрезали небо в немом призыве.

— Что случилось? — спросила, а сама уже видела взором особенным: не дотягивалась вода источника лесного на возвышение, земля шла трещинами от жажды, и корни молодого подлеска умирали.

Врок промолчал. На плечо к нему опустился ворон и с укором зыркнул чёрным зеркалом глаз в сторону Рпавы.

— Я помогу… — слова сорвались спонтанно, обязывая.

Хозяин Леса молча протянул кувшинку обратно. Рпаву жест кольнул, но, приняв цветок, она улыбнулась: прозрачные лепестки ловили отблески неба, а первые лучи солнца терялись в вязкой глубине янтаря. Вернул не просто так, подарком!

— Завтра с Ией буду. Здесь же.

Шумно крыльями взмахнул ворон, срываясь в полет. Порыв ветра — и берег опустел.

Речное дно встретило ощущением дома. Рпава-мать помирила русалок, споривших о возрасте лесного соседа, щедро наполнила рыбацкие сети прибрежных деревень, смахнула плотину бобров в одном из рукавов русла.

Вечером Рпава с привычной негой и радостью встретила быстрые потоки Рудра, мужа своего. Она без слов знала, что день его был так же полон заботами. Воды супругов смешивались в бурлящем танце, где каждый наизусть знал свою роль, даря и заботливо оберегая покой и радость своей пары.

Лишь много позже, когда туман испариной укрыл обоих, Рпава вспомнила новость прошедшего дня — янтарную кувшинку, дар Леса и своё обещание. Повернулась к мужу, чтобы рассказать, но Рудр сонно вздохнул, привычно переплетая течения, и Рпава промолчала. Священное таинство — семейный покой.

Рудр родимый до зари умчался. К Северу ещё не до конца кора ледовая сошла, присмотреть требовалось, абы глыбы ледяные да неразумные бед не натворили, берега забыв.

Рпава растеклась под оком солнечным, игралась бликами, плескалась с мавками, дразнила птиц речных. О встрече оговоренной, об обещании обронённом и помнила, и забыть хотела. А почему — сама не разумела. Что-то мутное, словно с илом смешанное, поднималось с глубины и тянуло обратно — в тишину дна речного.

Но зов вороний Рпава и на дне услышала — резкий, рокочущий, лишь ей одной понятный.

Оделась лебедью, неспешно перьев перламутр пригладила. А любопытство пушинками щекочет: что там, на берегу? Кто встретит? Какова жена Хозяина Лесного? Примет ли она дар сердечный али взбаламутится?

Мшистый берег словно толстым ковром затянуло. Красные гроздья подснежной брусники угощением манили, а брызги незабудок узором замысловатым красовались. Лес подобрался близко, дразня ароматами: влажным дёрном, смолою сосновою, берёзовым соком да цветом весенним.

В этот раз Рпава встала — заструилась парча серебристая. На ковёр поднялася с волною. Оглянулась неспешно — увидела. Из тени лесной под переливы певчие навстречу вышла сестра водная — Ия. Пряди длинные, гребня не знавшие, в венке ягодном, алым горящим. Платье синее узорами Леса украшено, а глаза — как у зверья пугливого на водопое. Врока же поблизости не ощущалось.

Рпава взором особенным посмотрела — нет Хозяина, далеко. На подлесок вдали оглянулась — так и сохнет, не поен, приговорён. Что ж так, ведь в Ие воды в достатке, и сила женская есть, жизнь дарящая. Неужели ж иная причина?..

— Здравствуй, Ия, сестра моя водная. Лесу, мужу твоему, я помощь обещала. Мне не в тягость, не в службу, а в дар по-соседски. Но от того, что вижу, знаю... спрошу ответа прозрачного: а... нужны ли вам воды мои?

Ия вышла на свет, лицом к Реке повернулась. В полных губах ягодных усмешка показалась.

— Приветствую тебя, мудрая мать. Угадала ты верно — и сама могу, то легко. Но не любо мне место то верхнее, ввысь по склону ручьи не журчат, там колодец бы каменный, только... Врок в деревьях души не чает, каждый пень на особом учёте. Та поляна — моя уговором! А с тех пор, как и там жизнь корнями вцепилася, Мир зачем-то открылся в твои берега... — Ия гривой тряхнула упрямо, на подлесок сверкнула глазами обиженно: — Я туда не пойду, ссохнет сам. Жизнь не впрок тому, чего быть не должно. Но понять хочу, зачем Реке тот подлесок?

Спросила и прямо, в глубину, до дна посмотрела. Рпава вод мутить не стала:

— Я могу понять тебя, сестра, но и Лес я тоже понимаю. Я творю резные берега, дно кладу, как хочется мне, вольно. Но бывает, что усилья тщетны. Сколь воды не лей в песок — всё зря. А по капле даже камни точатся. Пока капля есть, пока жизнь дана — есть шанс. Отказаться самому — немыслимо и...

— И больно.

В тишине скользили облака курчавые. Тень их по речному зеркалу плыла. Рпава видела, как Ия полнится сомненьями. Тихо задала вопрос:

— Сестра, а ты... любишь Лес?

Глаза Ии зажглись светом особенным. Лишь кивнула в ответ, тихо журча .

— Так поговори ж с ним, Ия, милая, будь прозрачна. Лишь любовь животворящей может стать, а Лесу твоя вода нужна, не иная.

У соседей новых мир да красота, весна лету уступила, щедрому без счёта. Деревья кронами горделиво расправились, земляникой рдели поляны малахитовые, птичий гомон от довольства беззаботно музыкой переливался, в изобилии зверьё к реке спускалось, новому водопою радуясь.

Несколько раз Рпава на берег выходила, Врок и Ия её гостьей привечали. Ия — по-сестрински да с хитринкой, Врок — Хозяином благодарным. Разговора о прошедшем не было, но дальний подлесок, Ией приласканный, ожил, похорошел и шумел листвой на горизонте. Высокая, сочная трава одела подножья деревьев, спрятав их когда-то голодающие корни.

Лес был счастлив и горд как мальчишка — не сдержанно. Только с Ией взгляд менялся, мужа в нём показывая. Рпава видела, как сестра её водная от того лишь краше становилась, ручьями лес обвивала — и поила, и силу свою в нём черпала.

Рпава матерью их счастье отмечала. Врок как Рудр когда-то — яркий, громкий. Ия — ну точь-в-точь она сама в ту пору, как речушкой юною свой путь искала. Нашла — Рудр стал её судьбою, Дол Великий — домом. И счастье, обретённое давным давно, лишь полнее становилось, когда и вокруг, по обе стороны берегов благодать да довольство процветали. Чистая вода несёт жизнь, смывает пыль и печали, сглаживает острые углы, журчаньем размеренным и тихим успокоение даёт.