Книжный мотылек. Предубеждение

Глава 2

Старший садовник после той, памятной, игры в прятки исполнился ко мне отеческими чувствами и даже привел в порядок старые качели, на которых качалось не одно поколение девочек и девиц, живших в поместье. А еще, если мы сталкивались в парке, норовил порадовать меня гостинцем: то сочным, крепким яблоком, то заботливо подобранными в букет осенними цветами. В один из дней, вернувшись с прогулки с букетом бордовых астр, я наткнулась в холле на двух переминающихся в ожидании незнакомых девушек. Судя по необмятым, накрахмаленным передникам, они были теми самыми новенькими горничными, которых я так ждала, а перьевые метелочки в руках, видимо, по мнению Бригиты были необходимы для борьбы с библиотечной пылью. Появившаяся в холле экономка, при виде которой девушки вытянулись по стойке «смирно» и, кажется, вовсе перестали дышать, подтвердила мое предположение. Я удовлетворенно кивнула, распорядилась, чтобы девушкам дали перекусить, пока мы с тетушкой завтракаем, и отправилась переодеваться.

В библиотеке я первым делом заставила девушек снять и отдать неодобрительно хмурящейся Бригите белые фартуки, пояснив, что не хочу добавлять работы прачке, ибо белыми фартуки пробудут весьма недолго. Следом отправились перьевые метелочки.

— Оглянитесь кругом, — объясняла я, обводя комнату рукой. — Какие метелочки? Тут, по моим прикидкам, примерно тысяч десять томов. Если мы будем обеспыливать по старинной технологии, щеточкой, которую надлежит держать под наклоном в сорок пять градусов, мы застрянем в библиотеке на полгода, минимум.

— И как же вы будете? — Заволновалась Бригита.

— Пылесос, только пылесос! И лучше, если не один! Сначала пропылесосим книги и протрем полки.

— А дальше, мисс? — Робко подала голос одна из новеньких. — А дальше все как положено: инвентаризация, систематизация, описание, техническая обработка, расстановка… Но этим уже буду заниматься я.

Меня ненадолго оставили одну, но вскоре девушки вернулись. Одна из них тянула за собой за шланг пылесос, который плавно плыл за ней по коридору, не касаясь пола, вторая несла таз, в котором возвышалась стопка специальных салфеток и пульверизаторы, флаконы и баллончики с разнообразными средствами для уборки.

— Ну-с, приступим! — Довольно потерла руки я.

Однако, подойти к книгам поближе мне не дали. Стоило мне взяться за корешок, или подойти с тряпкой к полке, как на моем пути вырастала одна из двух девушек.

— Не беспокойтесь, мисс, все сделаем в лучшем виде, мисс, — горячо заверяли меня они.

Пришлось отступить и играть роль руководителя. Просто так смотреть на чужую работу было скучно, девушки работали на совесть, без понуканий и указаний, и меня стала тяготить собственная праздность. Мне на глаза попалась та самая лесенка, размерами более похожая на трап большого флайбуса, и я, воспользовавшись занятостью девушек, забралась прямиком на второй ярус, где и пропала. Тут, в отличие от нижнего, более интерьерного уровня, на котором хранились собрания сочинений и многотомники, книги были более разнородные. Разноцветные, разномастные, разноформатные тома звали, манили, просили взять их в руки.

Вернуться обратно в реальность я смогла только после того, как меня несколько раз окликнули снизу. Тетушка, заглянувшая в библиотеку, чтобы посмотреть, как идут дела, только ахнула, увидев меня. Новое домашнее платье в тонкую полоску, которое я надела этим утром, было безнадежно испачкано, впрочем, как мои лицо и руки.

— Ну вот, — расстроилась я. — А это платье мне так нравилось! Боюсь представить, во что превратится мой гардероб через неделю работы.

Тетушка молча подала мне чистую салфетку, смоченную водой, и я принялась отирать пальцы. В этот момент мне и пришла в голову гениальная, как мне тогда показалось, идея. Сначала тетушка отпиралась, взывала к правилам приличия и моему благоразумию, но я была достаточно убедительна, приводила, в общем-то, разумные доводы и клятвенно обещала быть крайне осторожна. Так что из библиотеки я вышла победительницей — тетушка разрешила мне на время работы облачаться в одежду, которую я, для этого случая, прихватила с собой с Изначальной. На следующий день я натянула джинсы и любимую футболку с длинными рукавами и карманом на животе.

Следующий бой мне пришлось выдержать с Прю. Несмотря на все мои объяснения и то, в каком виде я вернулась вчера из библиотеки, моя камеристка отказывалась укладывать мои волосы в простой, самый обыкновенный пучок. «Это неприлично» — слышала я в ответ на все мои увещевания, — «Вы же девушка! Надо уложить волосы как следует!». Потеряв всякое терпение, я выхватила из рук Пруденс щетку, быстро собрала волосы в хвост, перетянув его резинкой для волос, обнаружившейся в заднем кармане джинсов, ловко скрутила на затылке «дулю», и заколола её шпильками. Прю смотрела на все эти манипуляции с отчаянием.

И все-таки, несмотря на всю мою любовь к удобной, практичной одежде с Изначальной, когда я вышла из комнаты и почувствовала любопытные взгляды прислуги, то поняла, что чувствую себя тут, на Мейфере, не слишком удобно в джинсах. Это было весьма неожиданным открытием, ведь я всегда считала, что не завишу ни от чьего мнения, кроме, разве что, маминого. До библиотеки я добиралась перебежками, и лишь там, в тишине, делая любимую и привычную работу я смогла отрешиться от лишних мыслей. Горничные, наведя порядок, вновь вернулись под начало Бригиты, и, кажется, были этому только рады.

Я же приступила к инвентаризации. Еще вчера, обследуя огромный антикварный стол с множеством ящичков, я обнаружила несколько необычных закладок, нож для разрезания страниц, и, к собственной радости, штамп с деревянной ручкой — экслибрис Сен-Маров. Сегодня он занял свое почетное место на столе, рядом со штемпельной подушечкой, запасными картриджами к ней и упаковкой одноразовых рапидографов. Несмотря на то, что с доколониальных времен многие технологии стремительно развивались и ушли далеко вперед, в некоторых ситуациях люди по-прежнему предпочитали пользоваться старыми, проверенными, «дедовскими» методами. Я не знаю, как Бригите удалось так быстро достать все необходимое, но факт остается фактом: вчера после обеда я вручила ей свой список, готовая, в случае необходимости, показать то, что мне нужно, найдя это в галанете, и услышала спокойное и уверенное: «Все будет к утру в библиотеке, мисс».

Тихая мелодия старенького терминала, кощунственно вмонтированного в старинную столешницу, сообщила, что загрузка завершена и я потянулась к консоли. Пора было заняться именно тем, зачем я и отправилась на Мейфер. Доступ к базе данных Всемирной галактической библиотечной ассоциации Звездного Союза мы получили еще на практике после первого курса. Пальцы привычно набрали адрес, и, клянусь, я обрадовалась окошку с запросом авторизации, как старому другу. Я и не предполагала, что на Мейфере мне понадобится вспоминать, что я все-таки Лисицина, но вход в сеть ВГБА был именной. А дальше, наконец-то, началась настоящая работа. Снять книги с полки, донести их до стола и аккуратно сгрузить стопкой на столешницу. Взять верхнюю книгу, проверить наличие экслибриса на титульном листе и семнадцатой странице, проставить штамп с изображением морского пейзажа и надписью «библиотека Сен-Мар», если его еще нет. Присвоить книге уникальный номер и вписать его тушью на титульный лист и семнадцатую страницу, зачеркнув, если есть, следы чьей-то прежней попытки привести библиотеку в порядок. Дать туши высохнуть, закрыть книгу и занести её номер в терминал. Найти в базе данных ВГБА библиографическое описание и экспортировать его. Забрать из старого, но тем не менее работающего, принтера распечатанный на самоклеющейся бумаге ярлык, приклеить его на обложку в верхний левый угол и переложить книгу на другую сторону. Когда все книги перекочуют на другую сторону стола — отнести книги обратно, на их место на стеллажах. Рутинная, методичная, кропотливая работа, которую под силу делать лишь женщинам — мужчина долго не продержится. Я работала, и думала, что неизменная, не потерявшаяся в веках ценность бумажных книг, когда настоящая, семейная библиотека, книги в которую собирают несколько поколений подряд, такой же признак состоятельности, как фамильные драгоценности, или вот, усадьба «с историей» — это один из немногих стержней, которые придают нашему миру стабильности.

Жизнь в поместье хоть и казалась неспешной и размеренной, на самом деле ничуть не уступала в темпе ни Веллингтону с его праздностью и гедонизмом, ни Изначальной, со всем её прогрессом. Дни летели, словно разноцветные листья, сорвавшиеся с осеннего дерева при сильном порыве ветра. Прогулка, завтрак с тетушкой, работа в библиотеке, куда Бригита приносила мне ланч, про который, впрочем, я чаще всего забывала. За час до обеда в библиотеку являлась Пруденс с уговорами и в конце концов заставляла меня подняться наверх и привести себя в порядок. Дальше все зависело от настроения тетушки и её планов на вечер. Примерно раз в неделю мы отправлялись в гости, причем я не всегда понимала, почему тетушка выбрала именно этот ужин, раут, суаре, музыкальный вечер или семейный бал. Скоро я заметила, что уже знаю соседей по именам и в лицо, могу поддержать разговор не только о погоде, ну, или хотя бы, понимать о ком идет речь. По субботам у тетушки, после долгого перерыва, вызванного моим приездом на Мейфер, вновь собирался чайный клуб, где она председательствовала. Уж не знаю, что за чай пили эти весьма солидные дамы, и чай ли на самом деле был разлит в чайнички и чашки, но расходились дамы поздно, в отличном настроении и с блестящими глазами.

Но большинство вечеров мы проводили либо дома либо у баронессы Фредерики, тоже перебравшейся в свое поместье, бок о бок с нашим. Дамы занимались делами и документами, и, судя по доносившимся от них терминам, вполне профессионально, я же утыкалась в какую-нибудь из найденных в библиотеке книг, и читала запоем. Иногда мы все вместе, пребывая в лиричном настроении, смотрели по галанету старые мелодрамы. Я ограничивалась чаем и маленькими, воздушными пирожными, каждый раз искренне беспокоясь о фигуре, но не в силах противиться искушению. Белый шпиц Вольфганг, видимо, тоже заботился о моей фигуре, потому что устраивался у моих ног, трогательно вздыхал и преданно трогал меня лапой до тех пор, пока одно из пирожных не отправлялось ему в пасть. Дамы же потягивали ликер, каждый раз посмеиваясь над восхищением, которое у меня вызывали их ликерные наборы. Наверное, с таким же выражением лица я рассматривала в детстве мамину музыкальную шкатулку, под крышкой которой хрупкая, тонкая балерина в невесомой белой пачке на одной ножке крутила бесконечные фуэте под мелодию Шопена.

У тетушки набор был, скорее, дорожным: темно-синяя, покрытая эмалью шкатулка замысловатой формы, расписанная пчелками, стояла на вычурных, позолоченных ножках. Откидывающаяся крышка шкатулки запиралась на крохотный замочек. Стоило приподнять крышку, отделанную изнутри черным деревом, как становились видны маленькие, изящные рюмочки, закрепленные в специальных зажимах и горлышки четырех бутылочек, закрытых притертыми пробками, которые были увенчаны гранеными стеклянными шариками. Чем больше открывалась крышка, тем выше поднималась двухярусная конструкция внутри, и, в конце концов, её можно было взять за кольцо, сделанное в виде двух лебедей, склонивших головы друг к другу, и переставить на стол. У баронессы же высокий, инкрустированный ореховый ящичек, казалось, укрепился на бюро на века, и не собирается сдавать позиций. У этого набора поднимались и раздвигались стенки, да и рюмки с графинами были куда более основательными. Каждый раз, возвращаясь от баронессы, я пыталась понять — радует или огорчает меня отсутствие мистера Файна, которого из Веллингтона не отпускали служебные дела, и который появлялся у бабушки только по выходным.