Манящий абрис смерти

Глава 2

Нина

Нет, я не ждала, конечно. Вот ещё, симпатичный парень высказал желание ещё раз увидеться, а я уже ни о чем думать не могу.

Но все же нет-нет, да и посматривала на скопление народа, может где мелькнёт его серая рубашка?

Время шло, солнце косыми лучами освещало мостовую, передо мной сидела полная девочка с мороженым, а рядом стояла её мама. Профиль тушью, вот что им хотелось получить от меня.

Девочка вертелась как попкорн в автомате воздушной кукурузы. Но я держала в памяти её силуэт, отмеченный ещё в самом начале сессии. Покатый лоб, курносый нос, пухлые губы, волосы слегка в завитушках и безвольный подбородок.

Я старалась пропускать мимо эмоции этой парочки: вечное недовольство жизнью матери, её богопоклонение дочери, полная уверенность, что их мир вращается вокруг неё — это уже от девочки прилетело. Мне бы хоть капельку такого чувства, а то постоянно самокритика зашкаливает.

Смесь их мыслей и переживаний была похожа на прогорклое масло, тяжёлый запах и отвратное послевкусие. Поэтому, когда последний штрих на профиле был готов, я, чуть-чуть дав ему высохнуть, с облегчением передала его клиентке. Та без восторга взглянула на него и открыла рот. Сердце екнуло: неужели откажется платить?

— Кто тебя учил, деточка? Моя девочка красотка, а ты что нарисовала? Впрочем, моей свекрови и это убожество подойдёт. Пойдём, милая, — и она бросила на землю оговоренные две сотни и, подхватив дочь, по прежнему капающую мороженым на все подряд, удалилась восвояси.

На глаза навернулись слезы, надо найти нормальную работу, иначе унижения не прекратятся. Я наклонилась поднять так нужные мне деньги, но меня опередили, тот парень держал в руке мой заработок и серьёзно на меня смотрел. Чуть поодаль от него стоял яркий чемодан в крупные пышные цветы, а на нем притулилась перевязанная бантом коробочка в зеленую полоску.

— Отдай, — сил улыбаться ему не было.

— Ох, прости, я задумался, на возьми конечно, — он достал свой портмоне и вынул оттуда чистые, не испачканные купюры такого же достоинства, грязные же положил себе. Я смотрела на его манипуляции с возрастающим интересом.

— А это все зачем? — пряча деньги в карман, жестом я показала на общее положение дел. И на чемодан заодно.

Парень смутился:

— Я твой сломал, вот замену несу, я же не смогу каждый день к тебе приходить.

Я отвернулась, складывая картины в стопку:

— Это не моё желание, а твоя инициатива. Я справлюсь и сама. Спасибо, конечно, но принять я не могу.

Парень кинулся мне помогать, эскизы собирал в тубус, краски, кисточки заворачивал в тряпочку.

— Слушай, чемодан в качестве компенсации, а пирожные в качестве извинения. Если ты откажешься, я просто оставлю это здесь. Кто-нибудь да заберёт.

Я старательно отворачивала от него своё пылающее лицо, видит же подлец, что сил отказаться от такого подарка у меня нет. Хоть я и пыжусь, денег на новый чемодан я быстро не заработаю, а без него возить сюда свои картины будет тем ещё квестом.

— Что ж, извинения приняты. Кати сюда компенсацию, нагружать будем.

Прекрасный чемодан: плавные линии, тихий ход, несколько отделений, страховочные ремни позволяли мне не боятся за мои работы, а колёсики делали их перевозку очень комфортной. Мольберт пристроила сверху и почти в экстазе шла к метро. Парень крутился рядом, держа в руках пирожные.

— Меня Стефан зовут.

— А меня Нина.

Ну вот и познакомились. Хотя зачем мне знать имя случайного знакомого? Есть хотелось все сильнее и настроение гуляло туда-сюда. Кстати, интересная особенность, от Стефана ничем не "пахло". Так я называла чужие эмоции, как ищейка чуя их носом и определяя их как запахи, хотя безусловно они таковыми не являлись.

Эта мысль об отсутствии у него явных эмоций застала меня врасплох. Я даже споткнулась и что-то говоривший мне Стефан придержал меня за руку. Я сосредоточилась, но нет, даже при телесном контакте ничего не выявлялось. Оооооочень странно, я, конечно, средний эмпат, но уж при прикосновении кто угодно расколется.

— Так ты согласна? — голос парня вернул меня к реальности. А что именно он предложил?

— Повтори, пожалуйста, я отвлеклась, — он поморщился: нечасто видимо, ему, красивому парню, говорят девушки, что в его обществе заскучали.

— Я говорю, пойдём в кафе, слопаем пирожные, попьём кофе?

— Мне нужно домой, — я сожалела, в кафе я не была с того самого времени как… Больно вспоминать… но сейчас оно было мне не по средствам, а какой вид оплаты подразумевал он, спрашивать было не этично.

— Жаль, я хотел ещё с тобой пообщаться. Может передумаешь, я угощаю, — Стефан был мерзко жизнерадостен.

— Хорошо, только ненадолго, — сил отбиваться от того, чего я и сама хотела, не было. Парень просиял.

Вскоре мы заходили в пафосное место с белоснежными скатертями и вышколенным персоналом. Никто и глазом не повёл на чемодан, мольберт и меня в старой, хоть и чистой одежде. Жаль, что это не обычное студенческое кафе, где я могла бы чувствовать себя более непринужденно.

Стефан

Фоном звучала приятная джазовая композиция, мягкий свет от дизайнерских бра не раздражал усталых глаз. Персонал в фирменных фартуках винного оттенка приветливо улыбался. Столовые приборы и те дружелюбно подмигивали посеребренными гранями. И такую замечательную картину резко разбавляла окаменелая фигура девушки, сидящей напротив. Я вздохнул, так дело не пойдет. Сидит, взгляда не поднимает. Можно поспорить, что руки, лежащие на острых коленях, сжаты в кулачки. Меню в глянцевой обложке так и осталось нераскрытым. Я жестом подозвал официанта.

— Готовы сделать заказ? — официант оптимистично улыбнулся и приготовился записывать в миниатюрный блокнот.

— Да, будьте добры, два стейка из телятины 'rare'…

— Нет! — голос Нины на удивление был тверд, — мне принесите, пожалуйста, очень прожаренный стейк.

Я довольно улыбнулся: моя маленькая хитрость удалась.

— Что-нибудь еще? — официант вопросительно поднял брови.

Нина стушевалась и, придя на помощь, я дополнил наш ужин:

— Два салата от шефа, бокал "Шате ла Гун" даме и мне апельсиновый сок.

Официант вежливо поклонился и ушел выполнять заказ.

— Не люблю кровь в любом виде, — Нина прямо посмотрела на меня, — и еще, мы вроде направлялись к пирожным?

В голосе девушки переливались стальные искорки. Я был доволен, у этой пичужки в круглых очках из прошлого не только милый голос, но и острые коготки.

— Да, я так первоначально и планировал, но потом уловил сигналы о помощи от твоего организма и решил, что нужно что-нибудь посущественнее, чтобы ты была более милой после тяжелого дня. Тем более, ты все равно не интересовалась происходящим вокруг. А этот ресторан был даже ближе кафе.

И, слегка прикрыв глаза, я обворожительно улыбнулся.

На бледных щеках девушки заалел румянец.

— Очень мило, — подумал я, — но скучно.

— Ты всегда такой самонадеянный?

— Да, так уж получилось, что жизнь научила надеяться только на себя.

Глаза за стеклами очков любопытно сверкнули, но Нина не стала задавать больше вопросов. Мне это понравилось, уж больно не люблю навязчивых девиц.

Принесли заказ, и за столом ненадолго воцарилась тишина. Мне нравилось наблюдать за девушкой. Нина ела деликатно: аккуратно отрезая кусочки так, что не было слышно соприкосновения ножа о фарфор тарелки. Не спеша отправляла кусочки в рот. Было видно, что девушка наслаждается вкусом блюд. Кстати, о рте, вернее о губах, — я мысленно запнулся, — верхняя была чуть больше нижней, в итоге образуя сердечко. Что-то не туда меня понесло, надо исправляться. Откинувшись на стуле, я предложил:

— Я хочу заказать у тебя свой портрет.

Нина поперхнулась.

Вечером следующего дня

"Как же некстати закончилась мука в доме, а донечке захотелось сахарных слоников с молоком. А этот увалень муж так некстати простудил поясницу. Еще и дождь неожиданно хлынул, нет, чтоб бездарям погодным магам не просто штаны на работе протирать! "

Такие мысли перекатывались в голове пышнотелой дамы, которая возвращалась поздним вечером из магазинчика за углом. Тяжелая сумка оттягивала руку и походка женщины была не совсем ровной. Дама внимательно всматривалась на дорожку, после дождя тут и там были лужицы, а их глубина была заведомо неизвестна. И зачем она надела туфли с каблуком? Хотя туфельки были прекрасны: крокодиловая кожа алого цвета, брошка-бантик со стразиками. Чистый винтаж! Женщина довольно улыбнулась. Как же хорошо, что она обменяла их у свекровушки на портрет дочурки. Последний, к слову, был просто бездарно написан. Благо эта оборванка-художница немного взяла. На этой оптимистичной ноте дама запнулась — перед ней лежала сотенная купюра. Женщина огляделась, никого не было по близости, если не считать парня на детской площадке во дворе. Но, во-первых, он все же далеко, а во-вторых, по сторонам не смотрит, так как пытается отловить далматинца, скачущего сайгаком по песочнице. Женщина нагнулась за деньгами, но, в последний момент, ветер погнал купюру дальше по дорожке. Да что же за день такой! Дама недовольно нахмурилась, но продолжала следить взглядом за строптивой банкнотой. А та, станцевав немного вальс с фантиками и сором, приземлилась на дороге, недалеко от бурой лужи с масляными пятнами на поверхности. Ну и что делать? Женщина недолго задумалась, и, решившись, ступила на проезжую часть, благо машин не было видно. Вожделенная награда почти грела руки, как вдруг мимо пронесся огромный мотоцикл, дама, не успев разогнуться, с размаху села в эту дрынову лужу. Грязные и вонючие капли стекали с лица и рук. Одежда была безнадежно испорчена, и туфли! О, туфельки! Лицо женщины скуксилось от безграничного огорчения и ярости на весь мир.

Мужчина, сидевший в грибочке-беседке на детской площадке, удовлетворенно хмыкнул, и потрепал по холке пятнистого пса.

Стефан

Откашлявшись, Нина забарабанила изящными пальцами по столу. Сразу видно творческого человека — пришло на ум мне. Под розовыми коротко остриженными ногтями местами виднелись пятнышки краски. Вид у девушки был не то чтобы задумчивый, но встревоженный.

— А тебе зачем?

— Ну а зачем люди заказывают портреты? На стену, конечно, повешу.

— То есть ты еще и самовлюбленный парень, — Нина иронично приподняла бровь.

— Не без этого, — я пристально посмотрел девушке в глаза, — хочу узнать кто я. Тот, кем видят меня другие люди, или тот, каким меня никто не знает. Я видел твои работы, Нина. Мне показалось, что ты смотришь не просто на лицо, когда работаешь, но и гораздо глубже.

Девушка нервно обхватила себя руками и опустила взгляд на шелковую скатерть. Я тоже примолк. Незачем этому нахохлившемуся воробушку знать, что я и сам шокирован собственным признанием. С детства мне пришлось придерживаться четко выверенного плана. Наставник раз и, казалось, навсегда объяснил границу между белым и черным. Так было раньше и продолжалось до недавнего времени. Но сейчас этого недостаточно. Почему я и сам не знал. Медленно обвел взглядом зал. Люди ели, шутили, обменивались остротами и пылкими взглядами. Один юноша под песню “Моя сладкая любовь” из нашумевшего фильма, в исполнении местного пианиста, сделал предложение яркой и эффектной брюнетке, явно лет на десять старше его. Задумывался ли кто из этой сладкой парочки о будущем через пять лет? О детях и любовниках. О своих поступках и намерениях. Вряд ли. Большинство людей живет одним днем. Но я так не мог. Больше не мог. Мне стало мало моей жизни, хотелось чего-то большего, того, что могла подарить эта странная девушка в очках. С виду такая глупышка, но внутри хранит тайну. Я вспомнил, как однажды вечером возвращался из мастерской по узким городским улочкам. Тогда было все как обычно: пегие пичужки на тротуаре вырывали друг у друга хлебные корки; простые работяги возвращались домой к горячему позднему ужину, сварливым женам и счастливым детям; маги из Городского осветительного отдела выполняли свою ежевечернюю работу — зажигали яркие фонари. Тут и там встречались и люди перекати-уголок, как насмешливо называли их господа из Верхнего Тауна, а по-простому, это были бедняки без собственного жилья. Один такой нестриженый мужчина, с торчащей в разные стороны бородой, в засаленном шарфе и видавшей виды фетровой шляпе с гусиным пером, сидел на углу Серебряной и Ромашковой улиц. И был бесконечно счастлив, что как раз и зацепило меня в ту минуту. Этот нищий бережно держал перед собой небольшую картину, при взгляде на которую, лицо человека сияло. Мне стало любопытно, встав рядом, я посмотрел на картину. Это был портрет благородного мужчины в фетровой шляпе с длинным гусиным пером. А вокруг были написаны яркими красками очертания чего-то волшебного и удивительного, того, что видел только это мужчина в потертой одежде, но сделавшее его бесконечно счастливым. И мне впервые захотелось самому познать такое же.