Тайный дворец. Роман о Големе и Джинне

Она изогнулась, пытаясь высвободиться, и вздрогнула от тошнотворного ощущения чего-то постороннего, засевшего в бедре. Она ощупала ногу негибкой, непослушной рукой и обнаружила, что из тела торчит железный штырь в несколько дюймов толщиной. Падая, она приземлилась прямо на него, и теперь он пригвождал ее к земле, точно насекомое.

Голем принялась лихорадочно озираться по сторонам. Сколько у нее еще времени, прежде чем все здание обрушится окончательно? Удастся ли ей уцелеть? Или она развалится на куски – на тысячу одушевленных осколков, которые будут валяться среди мусора? Эта мысль привела ее в ужас. Она попыталась позвать на помощь, но не смогла выдавить из себя ни звука.

Она бессильна что-то сделать. Ей не удалось даже спасти ту девочку. Она подумала о Джинне и о том, как они поругались. Ужасно, что все закончится вот так. Жаль, что она не извинилась и не попрощалась.

Джинн вбежал в безлюдный двор дома. Дверь на черную лестницу была распахнута настежь, внутри клубилась чернота. В воздухе летал пепел.

Он положил плащ на землю и пошел ее искать.

Жара немедленно обволокла его со всех сторон, обостряя чувства. В считаные секунды он почувствовал прилив сил и бодрости. Он побежал вверх по лестнице. Одежда на нем горела, но он не обращал на это внимания, лишь постоянно звал Хаву.

«Будь здесь Арбели, – подумал он, – он велел бы мне молиться».

Пол в коридоре четвертого этажа был весь объят пламенем. Джинн бросился внутрь ближайшей квартиры, напряженно вглядываясь в пелену дыма, но там никого не оказалось. Он заглянул в другую, в третью, снова и снова повторяя ее имя, но ответа не было.

Стены следующей квартиры, в которую он зашел, уже горели, а в гостиной он обнаружил тело бородатого мужчины с худым бледным лицом. Рядом лежал раскрытый фанерный чемодан с рассыпанными вокруг книгами. Прямо у него на глазах пламя начало лизать ковер, потом добралось до книг, и бумага, мгновенно занявшись, ярко вспыхнула. Что-то в этом зрелище заворожило Джинна: древние книги, обращающиеся в пепел… Он встряхнулся и развернулся было, чтобы уйти, – и тут на него повеяло до боли знакомым запахом: пахло то ли землей, то ли глиной.

– Хава? – позвал Джинн.

Он распахнул дверь в маленькую комнатку. Ее дальняя стена тоже уже тлела. Здесь запах был сильнее, но ни на кровати, ни под ней ничего видно не было. Он огляделся по сторонам, совершенно озадаченный.

Пол вдруг начал уходить у него из-под ног: одна за другой лопались балки. Комната накренилась вниз, мебель заскользила по полу и въехала в горящую стену. Джинн попытался сгруппироваться, но потерял равновесие…

…и прямо на глазах у Голема рухнул с четвертого этажа на землю неподалеку от нее.

– Ахмад! – прохрипела она слабо. Слышал ли он ее? А вдруг он ранен?

– Хава! Ты где?

Ей хотелось смеяться от облегчения.

– Я тут…

Она уперлась локтями в землю и попыталась повернуться вокруг металлического штыря.

Послышались шаги – и в следующий миг он уже разгребал обломки, расшвыривая дерево и штукатурку по сторонам. Казалось, он сам объят пламенем: даже воздух вокруг него плавился от жара. Он отбросил в сторону последние куски – и замер с широко распахнутыми глазами. Что-то привело его в ужас…

А, ну да. Это была она. Его взгляд был устремлен прямо на нее.

– Я не могу пошевельнуться, – прошептала она.

Он очнулся, схватился за штырь и, переломив его пополам, вытащил из ее тела. Потом наклонился поднять ее – и отскочил, когда она закричала от его обжигающего прикосновения.

Сверху послышался ужасающий скрежет. Это наконец готовилась обвалиться прогоревшая крыша.

– Прости, Хава, – сказал он и, подхватив ее на руки, помчался сквозь пламя.

Во дворе дома было по-прежнему безлюдно. Он вытащил Хаву наружу и бережно уложил под веревками для сушки белья. Она лежала молча, неподвижная, как бревно. Вдоль ее руки и бедра там, где он касался ее, чернели глубокие ожоги. Нужно было как можно скорее доставить ее домой; безлюдным двор долго оставаться не мог.

Он озирался по сторонам, пока не увидел кран, торчавший из земли посреди двора. Пустив воду на полную мощность, он собрался с мужеством и нырнул под струю.

Вода мгновенно взорвалась клубом пара. Джинна пронзила острая боль; он закричал и отшатнулся, едва не повалившись наземь. Мгновение спустя он уже высох. Он изгнал из сознания остатки боли, потом потрогал одну из рубашек, сушившихся на веревке поблизости. Она не загорелась, и он стянул ее с веревки вместе с парой штанов и оделся, жалея, что нельзя раздобыть таким же образом и обувь. Потом подобрал с земли Хавин плащ, который лежал там же, где он его оставил, и осторожно закутал ее в него.

– Хава, – сказал он. – Нам нужно уходить. Ты можешь передвигаться?

Ее ресницы дрогнули, и она вскинула на него затуманенные глаза. Потом медленно и неловко встала на колени, попыталась подняться, но тут же, вскрикнув, повалилась обратно на землю.

Джинн подхватил ее и понес со двора прочь, стараясь по возможности держаться подальше от освещенных мест. Когда они добрались до ее пансиона, в окне хозяйской спальни горел свет: без сомнения, она почувствовала запах дыма, услышала вой сирен и отправилась разузнать, что случилось. В остальных комнатах было темно и тихо.

Джинн отыскал ключи в кармане плаща Хавы, с ней на руках быстро поднялся на ее этаж, отпер дверь и уложил ее на кровать. Скорчившаяся, она напоминала тугой сверток. Плащ закрывал ее лицо, точно занавеска. Джинн уже собирался зажечь свет, когда она пошевелилась и еле слышно прохрипела:

– Не надо. Не волнуйся, Ахмад, со мной все будет в порядке. Увидимся завтра ночью.

Повисла пауза.

– Хава, – произнес он медленно, – ты просишь меня уйти?

– Ахмад. Пожалуйста.

Единственное кресло стояло перед письменным столом: изящная конструкция из гнутого дерева в стиле рококо, куда более уместное в девичьем будуаре, нежели в этой скромной, по-спартански обставленной комнате. Он поставил его рядом с кроватью и сел, вытянув длинные ноги. Кресло протестующе заскрипело, но выдержало.

– Я никуда не пойду, – заявил он.

Она хотела было возразить, но потом сдалась, поникнув под плащом.

Джинн долго смотрел на нее – неподвижную темную фигуру на темной постели. От нее пахло пересохшей землей, растрескавшейся от жары. Этот запах был ему так же знаком, как и ее обычный, всегдашний запах – только он никогда не предполагал найти его в этом городе, в этой комнате. Если закрыть глаза, можно было представить, что он летит над летней долиной на другом конце земного шара.

– Тебе больно? – спросил он негромко.

И снова пауза.

– Нет. Больно – это не совсем то слово. Скорее… неприятно.

Голос ее все еще напоминал скрежет.

Сидеть и смотреть на нее вот так было страшно. Он видел ее обезображенные черты всего несколько секунд, но теперь они неотступно стояли у него перед глазами. Ее раны действительно заживут, как она и сказала? Или это была ложь, призванная успокоить его? Ему вдруг захотелось лечь рядом и обнять ее, но он удержался, опасаясь причинить ей боль – и увидеть истинный масштаб ущерба тоже.

Он поерзал в кресле, прокашлялся и принялся вертеть головой по сторонам в попытках на что-нибудь отвлечься. Его нога задела что-то стоявшее рядом с кроватью; это была большая корзина c крышкой, сплетенная из ротанга. Хава держала там свое шитье. Джинн поднял ее с пола и поставил к себе на колени, но в темноте разглядеть что-либо было невозможно. Он нашел на прикроватной тумбочке ночник и щелкнул пальцами у фитилька. Он уже начинал скучать по недавней обостренности всех чувств, по тому, как выпукло и многогранно выглядели в дыму малейшие проявления цвета и формы. Неужели именно так он и видел мир до своего заточения в кувшине, а потом просто позабыл об этом?

Она слабо пошевелилась под плащом.

– Что ты там делаешь?

– Роюсь в твоей швейной корзине.

– Зачем?

– За неимением других развлечений.

Она умолкла, потом раздраженно вздохнула и снова пошевелилась, словно пытаясь найти более удобное положение.

Швейная корзина, словно волшебная шкатулка из сказки, была полна других, меньших по размеру шкатулочек, в каждой из которых находились еще меньшие. Он по одной доставал их и внимательно изучал содержимое. В них были пуговицы, иголки и десятки катушек с нитками: черными, белыми, цвета слоновой кости, различных оттенков серого, темно-синими, нескольких оттенков желтого и зеленого и одна, но поразительного цвета фуксии. В другой шкатулке лежали обрезки тесьмы, лент и кружева, перья и цветы для украшения шляп. Следующей была рабочая шкатулка: в ней обнаружились маленькая металлическая линейка с бегунком, игольница, аккуратно утыканная булавками, полупрозрачный портновский мелок и изящная пара позолоченных ножниц в форме аиста. Лапы аиста плавно переходили в кольца, длинная шея служила полотном, а острые лезвия – клювом. Джинн взял их в руки и залюбовался в свете ночника, изумленный тем, что у Хавы могла обнаружиться подобная вещица.

На дне корзины лежали сложенные квадратики полупрозрачного муслина. Джинн выбрал один из них, потом взял иголку и катушку темных ниток. Отмотав кусочек, он отрезал его ножницами.

С кровати вновь послышался слабый шорох.

– Ахмад, что ты там теперь делаешь?

– Практикуюсь в шитье.

Он завязал кончик нити узелком и, не особенно задумываясь, принялся как попало вышивать на муслине крестики и зигзаги. Но нитка оказалась слишком толстой, и тонкая ткань быстро начала морщить и пошла сборками. Джинн аккуратно распустил вышитое, выбрал нитку потоньше и начал все заново.

– Поговори со мной, – попросила она неожиданно. – Пожалуйста.

– О чем?

– О чем угодно. Мне просто хочется слышать твой голос.

«Ты будешь рада узнать, что та девочка спаслась». Он едва не произнес это вслух – но в самый последний момент прикусил язык, не будучи уверен в том, что в его голосе не прозвучит горечь. Она едва не погубила себя, и ради чего? Девочка осталась в живых без ее участия. Поэтому он сказал:

– Тогда я расскажу тебе историю про гору Каф.

Он некоторое время молчал, удивленный собственными словами. С чего вдруг он вспомнил об этом? Наверное, это все запах горелой земли: он выбил Джинна из колеи и перенес в прошлое.

Она не спросила: «Что это еще за гора такая?» – а просто молча лежала в ожидании. Джинн кашлянул, прочищая горло.

– В легендах джиннов, – начал он, – гора Каф – это изумрудная гора, которая опоясывает наш мир и подпирает небо. Это край изумительной красоты, где все цветы и деревья растут сами собой, не нуждаясь в дожде. Лишь на горе Каф Рух, царица всех птиц, позволяет себе коснуться когтями земли. На протяжении сотен поколений гора Каф была домом для всех племен джиннов. Тогда между нами не было вражды, ибо мы ни в чем не знали недостатка и были довольны и счастливы. Но однажды джинны были изгнаны оттуда – все до последнего гуля и ифрита. Никто не знает почему. Нас просто изгнали.

Хава не пошевельнулась, но теперь ее молчание было полно напряженного внимания. Джинн открыл шкатулку с лентами и тесьмой, выбрал катушку с золоченым шнуром. Некоторое время он рассматривал его, потом сказал: