Волки

I. Трофей

Обернись. Тенью стань. Растворись среди чёрных ветвей.

Поздней осенью эта тропа не для слабой души.

Но согреет не груз на плечах серой шкуры твоей,

А стремительный бег через сумерки. К ней. Поспеши.

Обернись. Что ты видишь там, помнишь? Лишь пепел и боль.

Заалеет по первому снегу цепочка следов…

Ночь укроет тебя — непроглядная вязкая смоль,

Лишь тебе открывая секрет потаённых ходов.

Ты решишь. От решения сердце сожмётся на миг.

Но прожить свою жизнь так как все, не позволила высь…

Разорвёт темноту то ли стон, то ли вой, то ли рык.

Из последних своих человеческих сил — обернись…

Все стихи в книге написаны Юлией Токтаевой

Дакия. Год консульства Луция Цейония и Секста Веттулена, 858-й от основания Города. Поздняя осень

От основания Рима. 106 год н. э.

Могильная плита накрыла Дакию. Солнце еле-еле угадывалось сквозь толщу свинцовых туч, поглотивших вершины гор. Гнетущее безмолвие предзимья нарушал лишь негромкий конский храп да шорох мелких камней под копытами.

Десять всадников двигались по наезженной горной тропе, петлявшей по северным отрогам хребта, что раскинулся меж долинами рек Алута и Марис. Ширина тропы такова, что пара повозок смогла бы разъехаться далеко не в любом её месте. Армия растянулась бы здесь в тонкую уязвимую ленту, но у небольшого конного отряда затруднений не возникло. Почти.

Алута — древнее название реки Олт. Марис — река Муреш (Румыния).

Две недели назад поливали дожди. Ноги людей и лошадей, колеса телег вязли в намытой со склонов жидкой грязи. Потом в воздухе появились снежные мухи, земля подмёрзла, застыла бесформенными буграми, заставлявшими лошадей спотыкаться. Тем не менее, всадники торопились, как могли. Ночь на носу, а до их цели, крепости Апул, стоявшей на берегу Мариса, оставалось ещё около десяти миль.

Римская миля — 1,48 километра.

В воздухе лениво пропархивали снежинки. Стремительно сгущались сумерки. Отряд замедлился, а вскоре, возле преградившей дорогу каменистой осыпи, и вовсе остановился.

— Это что ещё такое? — пробормотал командир, нащупывая рукоять меча.

Всадники осмотрелись.

— Дождями со склона смыло, — сказал один из них, — гляди, мелочь какую нанесло.

Он свесился с конской спины, держась рукой за рог галльского седла, зацепил горсть камешков и протянул командиру.

— Кто бы стал такое таскать, устраивая засаду?

— Тиберий, — позвал командира другой кавалерист, — надо вставать на ночлег. Ясно же, что не доберёмся засветло. Оглянуться не успеешь, как темно станет.

Командир отряда, декурион Тиберий Клавдий Максим, муж лет сорока на вид, крепко сбитый, темноволосый, заросший посеребрённой щетиной, поморщился.

Декурион — в римской кавалерии командир отряда из десяти человек. Кроме того, декурионом назывался член муниципального совета в колониях (обычно избиравшийся из числа вышедших в отставку ветеранов легиона).

— Немного осталось. Вон, уже Марис блестит.

— Это мы высоко стоим. Ещё спускаться будь здоров, — возразил второй.

— В темноте по этим колдобинам лошади ноги переломают, — добавил первый.

— Да и устали они, — поддакнул второй, — ты нас, Тиберий, который день гонишь без передыха, будто тебя сам Орк раскалённой иглой в задницу тычет.

Орк — бог подземного мира, владыка царства мёртвых в римской мифологии.

— Не Орк, а даки.

— Да не один ли хер? — отмахнулся второй.

— Какие тут даки? — первый удивлённо посмотрел на товарища, — вокруг Апула на день пути одни бабы с ребятишками да старичьё.

— Вот я от этих баб и ребятишек и жду ежеминутно стрелы в затылок, — раздражённо бросил декурион, — меня не Орк подгоняет. Мне этот мешок проклятый руки жжёт.

— Не боись, — бодро заявил первый, — здесь нам уже ничего не будет. Вот там, в Ранисторе, я, признаться, едва не обосрался. Ты видел, сколько их там было? По трое на брата. А все как будто в безвольную скотину разом обратились.

— Это потому, что боги за нас, — авторитетно добавил второй.

— Вот я и говорю, — заулыбался первый.

Тиберий мрачно покачал головой.

— Нет, Бесс, от какого-нибудь сопливого тирона я бы таким речам не удивился. Это дурачье, беспробудно дрыхнущее и дохнущее на постах, варвары едва в снопы не вязали. Но от тебя…

Тирон — новобранец.

Всадник, которого звали Бессом, дёрнул щекой, но ничего не возразил. Не первый раз его так одёргивали. Начальство немало настораживала его показная беспечность, казалось бы, совершенно невозможное качество для следопыта-эксплоратора. Однако во Второй Паннонской але Бесс числился лучшим разведчиком.

Ала — «крыло». Подразделение римской конницы. Изначально в але было 300 всадников, но в эпоху Принципата это число достигало 500 и даже 1000 человек.

Среди своих товарищей Марк Сальвий Бесс выделялся, словно селезень в стае уток, не только бесшабашной неунывающей натурой, но и мастью. Паннонцы были темноволосы, а Бесс красовался огненно-рыжей шевелюрой. Многие дивились, как человек с такой приметной внешностью и неподходящим характером попал в отряд Тиберия Максима, но объяснение тут простое — Сальвий Бесс был чрезвычайно наблюдателен и обладал прекрасной памятью.

«Варварская» часть его имени недвусмысленно указывала, что предки Сальвия происходили из фракийского племени бессов, однако сам он, как и все его сослуживцы, родился в Паннонии. Там, в год четырех императоров, при восшествии на престол Марка Сальвия Отона, отец Бесса получил римское гражданство, а вместе с ним, согласно традиции, личное и родовое имя императора.

В 69 году н. э., вскоре после смерти Нерона, в империи началась гражданская война, в которой сменилось четыре императора — Гальба, Отон, Вителлий и Веспасиан. Последний основал новую династию — Флавиев.

Бесс оскалился.

— Ты, Тиберий, зря стрелы в затылок боишься. Твоему могучему черепу даже от меча ничего не будет.

— Ты на что намекаешь, мерзавец? — беззлобно поинтересовался декурион, — поговори мне ещё!

Несколько всадников прыснули. Ещё один подъехал к Сальвию и, укоризненно покачав головой, сказал:

— А командир прав, ничего ещё не кончилось. Надо быть начеку.

Всадники были одеты в одинаковые серые шерстяные пенулы — плащи с капюшонами, из-под которых выставлялись козырьки бронзовых шлемов кавалеристов-ауксиллариев. В складках плащей тускло поблёскивали кольчуги. Носиться по горам в доспехах — удовольствие не из приятных, но иначе нельзя. Хотя император уже успел отдать приказ о начале чеканки монеты с памятной надписью «DACIA CAPTA», до реального покорения страны было ещё далеко. Во многих её уголках варвары продолжали сопротивление. Бессмысленное, безнадёжное, оно и не думало ослабевать. Расслабишься — и придётся товарищам сочинять, что написать на твоём надгробии. Все это понимали. Даже Сальвий, несмотря на показную браваду, не пытался избавиться от доспехов.

Ауксилларии — солдаты римских вспомогательных частей. Dacia Capta — «Дакия Покорённая».

— Ладно, хватит болтать без толку, — сказал Тиберий, — разжечь факелы.

Паннонцы спешились, достали из притороченных к сёдлам сумок факелы. Сальвий вытащил медную трутницу, достал кремень и кресало, высек искры. Пламя плотоядно заурчало, пожирая пропитанную смолой паклю.

Ауксилларии осторожно перевели лошадей через осыпь. Лошадь Сальвия споткнулась, он вполголоса выругался.

— Всё равно не видно ни хрена. Темно, как в орковой заднице. Хоть бы луна вылезла. Может, все же заночуем?

— А это что? — декурион ткнул рукой в небо.

В разрыве туч действительно показался большой серебряный денарий. Полная луна полюбопытствовала, что происходит внизу и, не увидев ничего интересного, снова спряталась за плотным покрывалом. Её краткого появления хватило лишь на то, чтобы Бесс успел злорадно свернуть зубами.

Откуда-то издалека донёсся протяжный вой.

— Ишь, распелись… — процедил кто-то.

— Им сейчас раздолье, — мрачно добавил Тиберий, — народу-то побитого, без погребения лежит — тьма.

— Ты не отвлекайся, — буркнул Бесс, — говори уже, что решил? Дальше едем?

— Едем, — подтвердил декурион.

Бесс шумно втянул воздух и повернулся к одному из своих товарищей.

— Мандос, скажи ему!

— Сальвий, я тебя терплю за светлую голову, но ты стал слишком много распускать язык в последнее время, — спокойно сказал Тиберий, — обсуждаешь приказы командира вместо того, чтобы их беспрекословно исполнять, подбиваешь товарищей на неповиновение. Спина без розог заскучала?

— Командир, лошади храпят, — пробасил суровый здоровенный воин, паннонское имя которого, Мандос, «Маленький конь», звучало, как насмешка, — совсем мы загнали лошадей. Погубим. Смотри, у Сальвия кобыла прихрамывает уже.

Тиберий подумал немного, коснулся рукой небольшого кожаного мешка, притороченного к седлу. Почесал колючий подбородок. Сказал, пересиливая себя:

— Ладно. Сходим с тропы и встаём на ночлег.

— А может, в доме переночуем? — попросил Сальвий.

— В каком ещё доме?

— Тут хутор заброшенный неподалёку. Неужто не помнишь? Ещё с прошлой войны пустует.

— Где это? — удивился декурион.

— Да рядом совсем, меньше полумили.

— Уверен?

Бесс цокнул языком и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая оскорблённое достоинство.

— Видишь вон ту скалу?

— Ну, вижу. Скала и скала. Что в ней такого?

— Если от неё свернуть строго во-он на тот пик… Видишь?

— Раздвоенный?

— Да. Короче, если от этой скалы на него идти, то выйдешь прямо на заброшенный хутор.

— Уверен? — теперь этот вопрос задал уже не декурион, а один из ауксиллариев.

— Да идите вы к воронам! — рассердился Бесс, — когда было, чтобы я не запомнил дорогу?

— Чего-то мне это не очень нравится, — сомневался декурион, — тут хоть дорога, а ты в какие-то кусты нас тащишь. Да и далеко.

— Ну, где «далеко»? Говорю же, меньше полумили! Поехали, а? Чего-то ветер усиливается, да и снег чаще пошёл. Хоть под крышей пересидим.

Один из всадников зябко поёжился.

— Верно он говорит, командир.

Декурион неохотно согласился.

— Ладно, поехали.

Бесс не обманул и вывел отряд точно к покосившейся мазанке с высокой соломенной крышей. Тиберий в очередной раз подивился, тому, как Сальвий умудряется ориентироваться в темноте. Сам он разглядел чёрный шатёр, на фоне серого неба, лишь когда до него оставалось шагов пятьдесят. Да и то потому, что дверь в дом была открыта, и наружу пробивалось тусклое рыжее свечение.

— Ты говорил, он заброшенный, — встревоженно сказал Тиберий, поглаживая рукоять длинного кавалерийского меча-спаты.

— Был заброшенный, — пожал плечами Сальвий.

— Всем быть начеку, — приказал декурион.

— Может, наши? — предположил Сальвий, — кто тут ещё теперь может быть?

— Бабы и ребятишки, — ответил Мандос, — со стрелами.

Всадники приблизились к хутору. Уже было видно, что рядом с домом стоит амбар, к крыше которого пристроен навес над коновязью. Под навесом стояли лошади.

— Стой, кто идёт? — раздался голос из тьмы, когда паннонцы подъехали совсем близко.