Волки

Вопрос задали на латыни. Явственно различался акцент, но не местный, не фракийский. Декуриону такой уже приходилось слышать. Тиберий, напряжённый, как натянутый лук, облегчённо выдохнул.

— Не идёт, а едет. Декурион эксплораторов Клавдий Максим, Вторая Паннонская ала.

— Назови пароль.

— «Минерва ведёт храбрейших», — сказал декурион.

— «Виктория благоволит Августу», — отозвался голос.

Из темноты навстречу шагнул человек, одетый почти так же, как и всадники.

— Паннонцы? Ну, здорово, разведка.

— И ты будь здоров, — сказал декурион, — назовись сам.

— Ульпий Анектомар, старший дозора, Первая когорта бриттов, — представился он и зачем-то добавил, — римские граждане.

Тиберий улыбнулся. Будучи сам римским гражданином в третьем поколении, он со снисходительной усмешкой смотрел на вчерашних варваров, которые не упускали случая горделиво заявить, что они теперь ровня римлянам. Этот Анектомар, судя по его имени, полученному от самого императора, был вместе со своими соотечественниками награждён за героизм, проявленный при штурме Сармизегетузы, столицы даков. Целая когорта Ульпиев.

— Я слышал, — сказал Тиберий, спешиваясь, — ваша когорта награждена титулом «Благочестивая и верная»?

— И ещё золотой цепью! — важно подтвердил Анектомар, словно бы даже ставший выше ростом.

— Что ж, рад приветствовать столь доблестных воинов.

— Вы откуда? — спросил Анектомар.

— Оттуда, — неопределённо мотнул головой декурион, пожирая глазами стоящих под навесом четырёх лошадей.

Бритт понял, что подробностей не будет и заткнулся.

— Слушай, — спросил декурион, — вы же пехота, откуда у вас лошади?

— Наш префект распорядился выдать всем дозорным. Мало ли… Срочную весть доставить.

— Вас четверо?

— Так точно.

Тиберий покусал губу, покосился на своих людей, которые знакомились с вынырнувшими из темноты бриттами, помолчал немного, и, наконец, сказал:

— Мне нужны твои лошади, Анектомар. Я спешу в Апул, а мои очень устали.

Анектомар нахмурился.

— Я не могу отдать лошадей без приказа, а ты мне не начальник.

— Я, вообще-то, декурион.

— Ты мне не начальник, — повторил Анектомар, набычившись.

— Послушай Ульпий, — Тиберий решил подкатить с приятной для бритта стороны, — я действительно очень спешу. Я везу императору важные вести. Тебе ничего не будет, если ты отдашь мне лошадей. Более того, я гарантирую, тебя ещё и наградят.

Анектомар покачал головой.

— Ну, ты же сам сказал, — раздражённо бросил Тиберий, — что лошадей тебе дали, чтобы срочную весть доставить. Вот как раз такой случай.

— Что за весть?

— Я не могу тебе сказать.

— Тогда не дам лошадей, — невозмутимо ответил Анектомар.

Тиберий заскрипел зубами. Из дома вышел ещё один бритт с большой деревянной ложкой, поднёс её к губам, попробовал похлёбку и что-то сказал старшему на непонятном языке.

Анектомар повернулся к нему и спросил на латыни:

— На них-то хватит?

Бритт лишь пожал плечами и скрылся в доме, откуда истекал дразнящий аромат.

Декурион непроизвольно сглотнул слюну. Одна половина Тиберия, чрезвычайно уставшая за время длительной скачки, умоляла об отдыхе, другая подпрыгивала, как на иголках, торопясь доложиться начальству. И предвкушала награду, чего уж там…

Дело, с которым отряд так спешил в ставку императора, тянуло на то, чтобы стать самым значительным событием в жизни декуриона. Прошлые заслуги с нынешним успехом не шли ни в какое сравнение и, может статься, что и в будущем Тиберию, обычному служаке, не хватающему звёзд с неба, не суждено было совершить ничего подобного.

Люди декуриона, разумеется, тоже рассчитывали на отличие, но не жаждали его столь страстно. Они очень устали и предвкушали отдых. Они добрались до римских постов, завтра уже будут в Апуле. Какой смысл гнать? Что изменят несколько часов? Другое дело, если бы торопились с вестью о внезапном наступлении неприятеля, так нет.

Встретив своих, ауксилларии совершенно расслабились, но Тиберий никак не мог последовать их примеру. Необъяснимая тревога лишь нарастала. Всю дорогу до Апула из селения Ранистор, лежащего к северо-востоку, он чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Ежеминутно ждал нападения даков, был уверен, что они непременно попытаются отбить бесценный трофей, который он вёз императору.

Бесс, догадывавшийся о его страхах, не раз и не два напомнил командиру, что решись варвары на драку, они не побросали бы оружие в Ранисторе.

«Будто оцепенели».

Умом Тиберий понимал, что Сальвий прав, но страх, поселившийся в душе, успешно отгонял доводы разума.

Декурион принял решение. Он здесь не останется. Пусть люди отдохнут, а он поедет. Сердце никак не унимается, бьётся, будто после драки. Надо избавиться от этого мешка, как можно скорее. Он успокоится, когда вручит его начальству. Ещё одна ночь посреди враждебной страны в компании с трофеем сведёт его с ума. Надо только убедить бритта помочь. Рассказать ему? Почему нет? Всё равно завтра вся армия узнает новости.

— Хорошо, Ульпий, — сказал декурион, — если я покажу тебе, что мы везём в Апул, дашь лошадей?

— Сначала покажи, — важно заявил новоиспечённый «римлянин».

«Ах ты, наглая рожа. Врезать бы тебе, да потом хлопот не оберёшься улаживать конфликт с этими обласканными Августом варварами».

— Ладно, — процедил Тиберий, — иди сюда, смотри.

Анектомар подошёл к декуриону. Тиберий отвязал от седла кожаный мешок, распустил завязки. Бритт заглянул внутрь.

— Что там? Не вижу.

— Огня, Сальвий.

Бесс приблизился с факелом.

— Голова? — удивлённо спросил бритт.

— Голова Децебала, — негромко ответил Тиберий.

На лице Анектомара проявилась гримаса — смесь удивления, восхищения и зависти. Он цокнул языком.

— Теперь понял, почему мы спешим? — спросил декурион с торжественными нотками в голове, — давай лошадей.

Анектомар пожевал губами.

— Всех?

— Разумеется, — ответил декурион, — ты хочешь, чтобы я один вёз такой трофей ночью по незнакомой местности? Мне нужны сопровождающие.

— Я отправлю с тобой двоих своих, — сказал Анектомар.

Декурион попытался возразить, но бритт отрезал:

— Два моих человека. Или иди пешком.

«Хочет примазаться к почестям?»

— Хорошо, — согласился Тиберий, — твои люди найдут дорогу в Апул ночью?

— Конечно, нет. Днём бы нашли, но не ночью.

«А ведь скажут, дескать, мы помогли, мы проводили».

— Сальвий? — повернулся декурион к Бессу.

Тот с досадой хлопнул ладонью по бедру.

— Ну что ты за человек, Тиберий? Ну что тебе дадут несколько часов?

— Это приказ.

— А-а… — обречённо махнул рукой Бесс и побрёл к коновязи.

— Мандос, — окликнул декурион, — ты остаёшься за старшего.

Примерно через час после того, как декурион, Бесс и двое бриттов уехали в ночь, ауксилларии дружною толпою ввалились в дом и энергично застучали ложками, уничтожая похлёбку. Хвалили.

— Нажористая. Колитесь, чего туда сыпанули?

Бритты скалили зубы и отвечали невнятно. Оставшийся с Анектомаром дозорный говорил на латыни с таким жутким выговором, что ни слова не разобрать. Тем не менее, общий язык был найден без труда. Там, где не хватало слов, помогали себе жестами. А когда пустили по рукам небольшой мех с вином, разговор потёк и того веселее. Благо, тема для беседы имелась неординарная.

— Мы их уже потеряли, — рассказывал Авл Скенобарб, главный соперник Бесса в искусстве почесать языком, — даже Сальвий руками разводил.

— И как нашли? — спросил Анектомар.

— Случайно. Въезжаем, значит, в какое-то село, даже названия его поначалу не знали, а там бородатых видимо-невидимо.

— И как они вас не перебили? — удивился бритт.

— Сами удивляемся.

— Они оторопели от неожиданности, — добавил другой паннонец, по имени Тестим.

— Ага, — кивнул Авл, — маленькая такая деревенька, домов семь-восемь, не больше. Мы из леса выезжаем, и, почитай, уже в воротах.

— Укреплённая что-ли?

— Да не, какое там… Плетень, по грудь высотой, всего-то. Навстречу баба с вёдрами идёт. К ручью, стало быть, неподалёку там. Увидала нас, как завизжит! Из домов бородатые посыпались, мы за мечи. И как-то они удачно под руку полезли. Мандос первого рассёк, аж рубины в воздухе заиграли.

Могучий Мандос, хранивший молчание, чуть скривил губу.

— Ты рубины-то хоть раз видел? — ткнул приятеля в бок Тестим.

Тот отмахнулся.

— Отстань.

— А дальше что? — спросил Анектомар.

— Дальше? Дальше они на нас навалились, а мы им от души вломили. Не ждали они нас. Брони не одели.

— А мы и спали в ней, — вставил Тестим, — и даже сра…

Не договорил. Теперь уже Авл боднул его плечом.

— Ага. А у них некоторые в одних штанах повыскакивали. Их больше было, да мы такой азарт уже словили, что не остановить. Вдруг Тиберий как заорёт: «Децебал»! Смотрим, муж среди них — рубаха золотом расшита, на шапке золотой ободок узорчатый. Сразу видать, не из простых. Важный.

— Царственный, — нарушил молчание Мандос.

— Во-во.

— А вы его прежде видели? — спросил Анектомар.

— Нет. Ну кому другому ещё там быть? Мы ведь с его людьми дней пятнадцать кружили друг вокруг друга. Знали, что здесь он где-то. Три наших турмы там по окрестностям шарили, а выйти на Децебала посчастливилось Тиберию. Теперь обласкан будет…

Турма — подразделение римской конницы, 30 человек.

Авл вздохнул.

— И тебе перепадёт, не переживай, — успокоил Мандос.

Авл замолчал.

— Ну? — поторопил его бритт.

— Что ну? Дальше стали к нему пробиваться. Мандос схватил одного за ногу, да как размахнётся им…

— Кончай заливать, — прогудел «Маленький конь».

— Бородатые окружили Децебала, спинами закрыли, — перебил Авла Тестим, — а он что-то крикнул им, кинжал достал и в грудь себе вонзил.

— Почему? — удивился Анектомар, — говорите, их больше было.

— Видать, не поняли они этого, — сказал Авл, — мы хороший шум подняли.

— А может, устал уже царь по горам бегать, — негромко проговорил Мандос, задумчиво глядя на языки пламени, подрагивающие в очаге.

Повисла пауза.

Тестим протёр слезящиеся глаза. Мазанка топилась по-чёрному, и сизый дым лениво утекал через устье под высокую крышу. Потрескивали поленья в круглой приземистой глинобитной печи с отверстием под горшок в куполе.

— Что потом-то? — спросил, наконец, Анектомар, — как царь закололся?

— Потом? Четырёх царских телохранителей, что его защищали, мы порубили. Остальные побросали оружие. Кто-то драпанул. Гнаться не стали. Оставшиеся словно оцепенели. Будто мы волю к жизни из них вырвали. Встали столбами, на царя мёртвого смотрят. Мы не стали ждать, пока они очнутся, согнали их по домам, вместе с местными. Двери подпёрли и…

Авл замолчал. Никто из паннонцев не продолжил его речь. Молчание затягивалось, слышно было, как снаружи завывала злая вьюга, заглушая почти все прочие звуки.

Почти все.

Мандос, лошадник, чуткий к конской натуре, вдруг поднял голову, насторожился.

— Чего ты? — спросил Тестим.

— Тише, — приказал Мандос, — слышите?

— Что?

— Лошади беспокоятся.

Тестим нахмурился, прислушиваясь. Авл, изрядно приложившийся к меху с вином, поднялся на ноги.