Креолка. На острове любви

УРОКИ ДИПЛОМАТИИ

Стоял чудесный день, когда один из рабов Мервиля прибежал из Риголе и сообщил, что Голо умирает. Произошел несчастный случай, Хозяина просили сразу прийти. Поль-Арман послал раба к католическому священнику и, вскочив на коня, приказал дворецкому Лемеру и Лори следовать за собой — тоже верхом. Лори подчинилась без возражений, следуя за Лемером и избегая смотреть на мужчину, которого ненавидела.

Солнце нещадно палило голову хозяина даже через шляпу. Он заметил, что поля пересохли, ибо летние дожди в последнее время шли все реже. Машинально отметив это, он задумался о Голо. Во время последнего визита в Риголе он с удивлением узнал, что жизнь Голо изменилась: Мервиль оказался нестрогим надсмотрщиком, и Голо, вместо того чтобы предаться лености, развил бурную деятельность. Он замыслил грандиозный проект — соорудить мельничное колесо под скалой, где река падала вниз рядом с заводом. Воды здесь было не так много, как внизу «Каскадов» и во вращающуюся дробилку тростника на заводе приходилось впрягать волов. Но Голо вообразил, что дробилка будет работать и без них. Увидев, что проект почти закончен, Поль-Арман признал: он сулит неплохие перспективы.

Поль-Арман увидел все в ином свете, когда Голо познакомил его с результатами своего труда. Они вместе осмотрели дамбу, сооруженную вверх по течению реки. Она должна была регулировать поток воды и систему передач гигантского колеса. Поль-Арман вспомнил совет тестя и одобрительно кивнул, слушая рекомендации Голо. Так что Голо уже пять месяцев был сам себе хозяином. Теперь все это завершилось.

Когда они прибыли в крестьянский двор, к хозяину подбежала Марго. Не успел он спешиться, как она вцепилась в его сапог и безмолвно уставилась на него. Марго плакала. Спрыгнув с лошади, он крепко обнял ее, и они пошли к дому: Марго всегда плакала в тяжелые минуты. Мервиль встретил их на веранде. Он сохранил ясную голову, несмотря на печальное событие, но встревоженно посмотрел на Поля-Армана.

Хозяин отпустил Марго, поцеловав в щеку, и сказал ее мужу:

— Лучше оставайся с ней здесь. Наверное, мне следует пойти на завод?

— Река. Все там. Мы сделали все, что могли, но…

Поль-Арман обошел дом вместе с Лемером, за ними следовала Лори. Взгляд хозяина машинально скользнул по аккуратному садику перед кухней, по новым горшкам с овощами. И тут он увидел толпу у реки. Все домочадцы и полевые работники были там. Мерле, с которой Голо сблизился в Риголе, убежала во фруктовый сад и, обхватив грушевое дерево, громко плакала.

Эта связь стала неожиданностью: Голо хорошо обращался с девушкой.

Услышав шум, Поль-Арман остановился. Этот низкий, монотонный звук напоминал работу механизмов. Однако он знал: звук исходит от живого существа и, приближаясь, понял, что его источник находится в самом центре растерянной толпы.

Голо лежал на спине. Лори протиснулась сквозь толпу и встала перед ним на колени. Она положила руку на тяжело вздымавшуюся грудь Голо, который исторгал хриплые стоны. Поль-Арман замер.

Кто-то сказал:

— Они пустили воду из плотины, месье, и когда она хлынула на колесо, одна из опор не выдержала. Колесо сорвалось, месье. Мы не знаем, почему он бежал к нему. Колесо ударило его.

Хозяин посмотрел на берег реки и увидел, что одна из опор оси ушла в песок. Колесо сползло с оси и теперь лежало в воде в нескольких ярдах под холмом. Устремившись вниз, колесо срезало верхушку черепа Голо. Глаза Голо были открыты, но он не видел и не чувствовал прикосновения рук Лори к своей груди. Рот у него широко раскрылся, и из него вырывались звуки, похожие на те, что издает агонизирующее животное. Взгляды Поля-Армана и Лори встретились. Она покачала головой. Хозяин оставался на месте, и все ждали.

Если бы это существо было волом, который упал со скалы в прошлом сезоне дождей и рычал, сломав позвоночник на скалах, Поль-Арман пристрелил бы его, как поступил тогда. Он пришел с оружием, и Лемер тоже. Они все замерли, думая об этом; никто не вымолвил ни слова. Только Лори вполголоса что-то напевала Голо. Она была сурова с новорожденным и нежна с умирающим, поэтому хозяин и привел ее сюда.

К тому времени, когда священник поднялся в гору на муле, Голо почти не дышал. Отец Огюст опустился на колени перед Голо, который уже затих. Христиане, стоявшие в толпе, перекрестились, а Мерле подошла и, рыдая, упала на колени.

Поль-Арман снял шляпу, когда Голо причастили, и закрыл глаза от жгучего солнца. Никто не догадался, что Голо умер, пока Лори не бросилась в сторону. Это вывело толпу из оцепенения. Священник вошел в дом поговорить с Мерле и Марго. Поль-Арман велел накрыть тело саваном и положить на коня Лемера. Сказав, чтобы все удалились, он опустился на землю рядом с Лори.

Лори съежилась, прижалась лбом к земле. Поль-Арман сидел в двух ярдах от того места, где лежало тело, и заметил, что лужа крови уже ушла в землю. Лори села на корточки; ее лицо покрывала пыль, под ногтями чернела грязь. Слезы струились по ее щекам и падали на платье. Рука Лори дрожала, когда Поль-Арман поднял ее, но ей все же удалось дойти до дома.

Белая как мел Марго стояла на веранде, глядя в пространство.

— Ты не войдешь в дом?

Он покачал головой. Отец Огюст вышел из салона и спустился по ступенькам с елейным выражением лица. Поль-Арман сердито взглянул на священника. Тот, уже привыкший к этому взгляду, забрался на мула, благословил их и удалился рысью.

Поль-Арман послал Лемера вслед за телом и велел рабу привести ему скакуна.

— Я пойду пешком, — сказала Лори.

— Тебе нельзя. Садись в седло и держись крепко. — Она смущенно взглянула на него, ее жесткие глаза блестели от слез. — Делай, как тебе велят. — Поль-Арман протянул ей руку. Лори нерешительно забралась в седло, он прижал ее руки к луке и повел коня. Пока они спускались с холма, лошадь пару раз поскользнулась, но удержалась на ногах. Поль-Арман, положив руку на круп животного, ощутил его крепкие мышцы. Люди по сравнению с конем слабы, но все существа из плоти и крови уязвимы. Когда кусок металла пролетает на расстоянии дюйма, человек либо выживает, либо превращается в страдающую плоть, как это случилось с Голо. Поль-Арман размышлял над жестоким концом Голо: в этой смерти некого винить, кроме песка, сместившегося на дне реки.

От прогулки хозяину стало легче: ему хотелось лишь двигаться. Однако через некоторое время у него закололо под ребрами, и он сел на бревно у тропинки, ожидая, когда утихнет боль. Конь щипал траву, а Лори молча сидела в седле. Поль-Арман глубоко дышал, держась за бок. Хозяин всегда пытался избавиться от мысли, что Голо — его сын. Сейчас было бы глупо так думать. Однако он знал: Лори считает, будто этот день приблизил их обоих к роковой черте. Айша предназначалась для Риголе и Голо, но они потеряли ее. Здесь Лори снова испытала те же горькие чувства. Взявшись за уздечку, Поль-Арман сказал:

— Я бы многое отдал, чтобы вернуть Айшу.

— Откуда? — резко спросила она. — Со дна залива?

Он покачал головой:

— Я пришел к мысли, что ее взяли на борт флибустьеры и она отплыла во Францию. Я слышал, что ее видели в Нанте.

Лори испуганно взглянула на него:

— Что ты такое говоришь? Разве Айша не мертва? Она во Франции?

После случайно оброненной Жервезом фразы Поль-Арман написал губернатору Гваделупы и получил отчет о некоем месье Шарле, очень напоминавшем Айшу. Тогда он написал братьям Бертранам, но те уже не были его банкирами, поэтому не ответили ему.

— Пока я больше ничего не знаю, но в следующий раз, когда буду во Франции, без труда найду ее.

— Откуда мне знать, что это правда? — простонала Лори.

— Разве я когда-нибудь врал тебе? — холодно спросил он. — Неужели я теперь стану врать?

Лори снова заплакала. Поль-Арман отвернулся, и они молча завершили долгий путь.

Вечером он сидел в беседке с Лилианой. Она вышивала, пользуясь фонарем, чтобы разглядеть тонкие стежки, а Поль-Арман сидел в тени и пил коньяк. Похороны были назначены на следующий день. Голо положат в освященную землю, поскольку его недавно крестили. В деревне шли обычные мрачные приготовления, но похороны рабов, независимо от того, к какой конфессии они принадлежали, проходили спокойно. Однако Поль-Арман никогда не присутствовал на них. Он вспомнил своих соседей. Один из них — Эдуард Милло. Тот наплодил десять бастардов и делил ночи то с черной экономкой, от которой и прижил их, то с женой, подарившей ему двоих сыновей. Другой, Луи Блонден, не пропустил ни одной горничной и никогда не скрывал своих чернокожих отпрысков от жены, друзей или редких гостей. Такое поведение, в высшей степени вульгарное, считалось почти нормой. Поль-Арман не понимал, как мужчина, любящий жену, вел подобный образ жизни. Представив себе, что его окружает многочисленное темнокожее потомство, он вздрогнул и налил еще одну рюмку.

Наконец он нарушил молчание:

— Лилиан! — Она подняла голову и, отстранив фонарь, взглянула на него. — Не пойти ли мне завтра на похороны? Но только с твоего разрешения.

— Конечно, — спокойно откликнулась она, — тебе следует пойти.

— Как ты добра!

Она улыбнулась, но больше не взглянула на него. Ему были приятны ее молчание, сумерки и коньяк, согревавший нутро. Решение пойти на похороны избавило Поля-Армана от тупой боли, беспокоившей его с самого обеда. Лилиана, лучше, чем он сам, понимавшая его побуждения, задумала позднее, перед рассветом, оставить дверь открытой. Возможно, Поль-Арман придет искать утешения от печали в ее постели.

В сентябре 1755 года по Парижу ходили упорные слухи о близкой войне. Стычки происходили весь год, и в последние дни лета ожидали чего-то решающего. Система европейских альянсов, видимо, могла претерпеть изменения еще до наступления осени; однако было трудно предсказать, какой она станет.

В марте императрица Австрии Мария-Терезия, враг Франции, получила просьбу из Англии предоставить Нидерландам дополнительные войска. Императрица согласилась выполнить эту просьбу лишь в том случае, если Англия пообещает вновь завладеть Силезией, захваченной Фридрихом Прусским в 1741 году.

В апреле Фридрих предложил своей союзнице Франции в случае войны предпринять наступление на Ганновер. Министр иностранных дел Руйе одобрил этот план и пригласил Пруссию принять в нем участие. Однако Фридрих, помимо всего прочего обеспокоенный тем, что Англия оплачивает шестидесятитысячное русское войско, стоящее на его границе, благоразумно отказался.

В мае опасения Франции, связанные с действиями Англии за рубежом, усилились. Двадцать семь вооруженных кораблей с тысячами солдат на борту готовились в июне отчалить в Канаду.

В июле этот флот был атакован недалеко от Ньюфаундленда; англичане захватили два корабля и восемьсот солдат. Герцог де Мирепуа, сообщивший об этом из Лондона, предложил маршалу де Бель-Иль немедленно напасть на Нидерланды, захватить Брюссель и Намюр. Дипломатические отношения с Англией были разорваны.

Каждый день августа во дворец короля, в министерства и салоны Парижа приходили новые противоречивые вести. Аббат де Берни, покинув пост посла в Венеции, был назначен в Мадрид, но ему приказали, как кое-кто утверждал, по рекомендации мадам де Помпадур, остаться в Версале советником по внешней политике и, вероятно, вести секретные переговоры. Если верить слухам, принц Кауниц, первый министр Марии-Терезии, отправил письмо мадам де Помпадур, желая наладить контакт с королем Людовиком XV, но никто не знал, о чем говорилось в этом письме. Между тем военный договор с Фридрихом Прусским, подписанный в Экс-ла-Шапель в 1749 году, предстояло продлить в начале 1756 года, и Фридрих выжидал. Его устраивал не слишком обязывающий оборонительный договор, и он не спешил подписывать его.