Седьмой лорд

Хэлянь И рассмеялся.

Все дети любили красивых людей. Лишь взглянув вокруг, Цзян Сюэ тут же поняла, что никто здесь не выглядел лучше, чем «самый настоящий князь», и решила пристроиться к нему. Она не знала, кто такой «князь», лишь однажды слышала от Лян Цзюсяо, что это «крупный чиновник, важнее, чем ее папа». Придвинувшись ближе, она громко чмокнула Цзин Ци в щеку (размазав слюну по его лицу) и снова достала свои конфеты, чтобы предложить ему.

Как и ожидалось, князь и наследный принц были одинаково тактичны – оба сказали, что они уже взрослые и не могут есть детские сладости – потому Цзян Сюэ радостно съела еще одну конфету.

Цзин Ци очень проникся этой девчушкой и без устали носил ее на руках по двору, иногда останавливаясь, чтобы поиграть.

В конце концов он, намеренно или нет, сказал:

– Малышка Сюэ, ты будешь моей дочкой, м?

Улыбка на лице Хэлянь И застыла. Встретившись с пристальным взглядом Цзин Ци, он понял, что тот имел в виду, покачал головой и рассмеялся, словно это было шуткой:

– Разве ты достаточно взрослый для того, чтобы быть приемным отцом? Разве это не поставит господина Цзяна на одно поколение ниже? Не говори ерунды.

Цзин Ци опустил глаза, не зная, смеяться ему или нет. Промолчав, он сел, спустил Цзян Сюэ на пол и сказал ей пойти поискать чего-нибудь вкусного.

Цзян Сюэ, однако, упрямо встала перед ним.

– Я не буду твоей дочерью, – сказала она абсолютно серьезно.

Все растерялись, решив послушать, что она скажет дальше.

– Когда я вырасту, я возьму тебя в жены!

Она родилась у семьи Цзян поздно. Все ужасно баловали ее и чересчур оберегали, поэтому никто не говорил ей о подобных вещах; Цзян Сюэ даже не различала мужчин и женщин. Хэлянь И так рассмеялся, что у него заболел живот, а Цзин Ци долгое время был подавлен, после чего наклонился и подул ей на нос:

– Что ты такое говоришь, девчушка? Скорее это я возьму тебя в жены.

Цзян Сюэ серьезно это обдумала и покачала головой.

– Так не получится. Мой старший братец говорит, что красивые люди – это жены. Жена брата выглядит красивей его, поэтому она его жена, а ты выглядишь красивей меня… – она несколько грустно ущипнула себя за крошечную ручку. – Еще он говорит, что я толстая маленькая свинка!

Цзин Ци мягко засмеялся.

Никто не заметил, как У Си оказался позади него и вдруг положил руку на его плечо.

– Он не может быть твоей женой, – сказал он Цзян Сюэ.

Цзин Ци повернулся, чтобы посмотреть на него, пытаясь вспомнить, в какой момент этот негодник вообще присоединился к веселью, чтобы поддразнить ребенка, но оказался застигнут врасплох, когда У Си обнял его за шею и сказал таким же серьезным тоном, как и Цзян Сюэ:

– Он станет моей женой.

Глава 56. «Знать государя – доверять государю»

Когда эти слова слетели с уст У Си, сам он пришел в смятение. Он никогда не стал бы спорить с Цзян Сюэ, четырехлетней малышкой, которая не отличала мужчин от женщин. Он сказал это только для того, чтобы услышали Цзин Ци и наследный принц.

Несколько дней назад он получил письмо от Великого Шамана. Тот был уже не молод и сильно скучал по нему, желая в будущем передать У Си правление Наньцзяном. Если посчитать, то получится, что У Си провел в столице почти девять лет. Великая Цин и Наньцзян после войны, приняв во внимание возраст Великого Шамана, подписали договор, согласно которому юный шаман должен был провести в заложниках десять лет. Теперь же он стал очень хорош в боевых искусствах и неплох в остальных науках. Близился день, когда У Си покинет это опасное место.

Поэтому он не боялся Хэлянь И.

Цзин Ци объяснил ему, что такой человек, как Хэлянь И, не сделает ничего, что угрожало бы безопасности его семьи и государства, и не позволит Великой Цин и Наньцзяну снова развязать войну, только чтобы разозлить единственного наследника земель, на три тысячи ли покрытых ядовитыми испарениями.

Его беспокоила только реакция Цзин Ци.

У Си знал, что в этой ситуации своими громкими словами оказывал давление на него. Он не хотел так делать, но его время в Великой Цин подходило к концу. Если бы у него был выбор, он не стал бы с таким упрямством убеждать Цзин Ци.

Несмотря на то, что Цзин Ци, казалось, плыл по течению – выглядел довольным кем и чем угодно, со всеми соглашался и делал вид, что практикует тайцзицюань [1], когда чего-то не хотел – У Си интуитивно понимал, что с ним нельзя переступать границы дозволенного. Он не знал, где пролегали пределы Цзин Ци, потому крайне беспокоился.

[1] Один из видов боевых искусств, оздоровительная гимнастика.

Из-за этого беспокойства он жил в постоянном страхе потерять.

В отличие он шокированного Хэлянь И, Цзин Ци даже не моргнул. Будто играя, он убрал руку со своего плеча, слегка похлопал по ней и улыбнулся:

– Какие глупости. Будешь вводить эту юную госпожу в заблуждение – господин Цзян снимет твою голову.

Потом он наклонился, поднял Цзян Сюэ, взял носовой платок у ожидающей служанки, достал кусочек сладкого печенья и накормил им девчушку:

– Не слушай глупости этого старшего брата, маленькая госпожа. Ты говоришь про одну только женитьбу, но что же ты будешь делать, если в будущем не выйдешь замуж?

Он недавно сказал, что хотел бы сделать ее названой дочерью, а теперь У Си уже превратился в «старшего брата». Хэлянь И опустил глаза и с преспокойным видом поднял чашку, не сказав ни слова.

Он расстроился, заметив выражение лица У Си, но это никак не проявилось внешне. Увидев же – намеренное или нет – поведение Цзин Ци, Хэлянь И почувствовал еще большую уверенность.

Он знал о соглашении между Великой Цин и Наньцзяном, знал, что юный шаман через год вернется домой. Хэлянь И мысленно усмехнулся: этот южный варвар положил глаз на Бэйюаня, но чем это отличалось от попытки выловить луну из реки?

Самой большой головной болью Хэлянь И всегда были ежедневные беспорядки, которые устраивал Цзин Ци, и его временами распутный нрав. Теперь, однако, он был даже несколько доволен. Он считал, что этот человек по своей природе должен жить роскошной жизнью на родной земле, охватывая взглядом всю Поднебесную. Какое еще место в этом суетном бренном мире, кроме берегов реки Ванъюэ, простирающихся на тридцать ли, может обеспечить ему полную жизнь?

Варвар оставался варваром, даже мечтать о подобном было бессмысленно.

Лицо У Си ничего не выражало. Он всегда был немногословен и спокоен, потому просто молча потер то место, где Цзин Ци коснулся его руки. Так и не произнеся больше ни слова, он сел обратно и принялся наблюдать, как Цзин Ци счастливо играет с Цзян Сюэ, а Хэлянь И время от времени поддразнивает их.

Он словно превратился в неподвижную, молчаливую, неулыбчивую статую.

Он недолго пребывал в напряжении, но недооценил способность Цзин Ци ходить вокруг да около – пределы князя Наньнина были неприкосновенны, но он обладал талантом не позволять людям к ним прикасаться.

Когда солнце склонилось к закату, прибыл Чжоу Цзышу с угрюмым Лян Цзюсяо, чтобы лично забрать Цзян Сюэ и отвезти домой. Голова Лян Цзюсяо поникла, он напоминал баклажан, принесенный с мороза, обиженно закатывая глаза за спиной Чжоу Цзышу. Цзян Сюэ была измотана игрой и не хотела идти. Она успокоилась в объятиях Чжоу Цзышу, лежа животом на его плече и корча глупые рожи Лян Цзюсяо.

Хэлянь И тоже ушел.

Цзин Ци всех проводил, а затем вернулся во двор и наткнулся на взгляд выпрямившегося по струнке У Си.

Сначала Цзин Ци лишь чувствовал боль в руке там, где ее сжимала толстая маленькая девочка, но при виде такого У Си у него разболелась еще и голова. Он почувствовал грусть ученого, что столкнулся с солдатом.

Князю следовало бы привыкнуть. Он всегда думал, что есть некоторые слова, на которые достаточно намекнуть, и все поймут, что происходит. Оставив их при себе, можно и наступать, и отступать – так зачем же говорить их вслух и перекрывать себе все пути?

Цзин Ци несколько расстроился, подумав, что долгие годы толкований книг прошли, как об стенку горох.

Не успел он ничего сказать, как заговорил У Си:

– В чем я недостаточно хорош? Скажи мне, и я сделаю все, что ты хочешь.

Он круглый год занимался боевыми искусствами, был высоким, широкоплечим, с узкой талией – в общем, очень выдающимся. Черты его лица изменились, лишившись юношеской незрелости, стали более глубокими, четкими и острыми, словно вырезанные ножом. Он был чрезвычайно красивым молодым человеком.

Цзин Ци прислонился к иве, скрестив руки на груди, и покачал головой.

У Си шагнул вперед, несколько встревоженно спросив:

– Скажи правду. Я изменю все, что скажешь… Или я отвратителен тебе?

Цзин Ци снова молча покачал головой.

– Тогда почему ты не хочешь меня?

Цзин Ци слегка усмехнулся.

– С того момента, как Пань-гу создал небо и землю, со времен трех властителей и пяти императоров, мужчины возделывали землю, а женщины ткали, инь и ян пребывали в гармонии, – беспечно ответил он. – Это небесный закон нормальных отношений между людьми. Я столько всего тебе объяснил, неужели напрасно?

Цзин Ци слегка опустил взгляд вниз с отстраненным и холодным выражением на лице.

– Не заговаривай мне зубы, – сказал У Си. – Перед императором ты совершенно четко сказал, что тебе нравятся мужчины…

– Я? – Цзин Ци приподнял бровь, притворно улыбнувшись. – В этой жизни мне приходится полагаться на нелепости, чтобы выжить. Даже если бы я сказал императору, что мне нравятся кошки и собаки и я всю жизни хочу провести с животными, он бы обрадовался, не говоря уже об увлечении мужчинами… Разве мы с тобой одинаковы?

Не дожидаясь ответа У Си, он махнул рукавом и развернулся.

– Мои способности скромны, а знания поверхностны. Я столько времени обучал тебя, но зря. Юному шаману больше не нужно приходить сюда. Найди кого-нибудь более сведущего.

У Си молниеносно сделал несколько шагов вперед, чтобы удержать его, но не осмелился коснуться, лишь кончиками пальцев легонько ухватил за широкий рукав. Он приложил огромные усилия, чтобы смириться и убрать бурю чувств со своего лица. Долгое время спустя он взял эмоции под контроль, но в душе остался опустошен и не смог ничего сказать.

Казалось, прошла вечность, когда из его горла наконец вырвалось несколько слов:

– Не… сердись.

Цзин Ци безучастно взглянул на него.

– Не сердись, – тихо продолжил У Си. – Я перестану быть таким. Не… отказывайся от встреч со мной…

Он сильно волновался, боясь, что Цзин Ци ударит его одним безжалостным словом, и ничего нельзя будет изменить. Никогда еще он не испытывал такого огорчения и сожаления.

В юности его сердце впервые забилось сильнее. В юности прошли годы, когда он всячески просил и не получал. В юности другой человек ущипнул его нежные сердечные струны, легким движением причинив такую боль, что жить перехотелось.

Но с годами его сердце покрылось коконом, и мысли, изнуряющие душу, исчезли. Познав большую любовь, он перестал размениваться на мелкие чувства.

Захочу ли безумств иль притянет вино?

Пить, буянить, горланить – по мне все равно.