Седьмой лорд

Пусть одежда обвисла, не стоит жалеть, –

для тебя я готов умереть. [2]

[2] Строки из стихотворения «Бабочка, влюбленная в цветок» Лю Юна, перевод на русский – Торопцев С.А. Полная версия.

Взгляд У Си внезапно пробудил старые воспоминания, которые Цзин Ци хранил в глубине своего сердца в течение многих лет. Он вспомнил те свои тридцать два года, когда его душа разрывалась на части, и те сотни лет, что провел у моста между миром живых и мертвых, ослепленный любовью. Глубокая усталость, увлечение кем-то… никто не понимал этого лучше, чем он. Цзин Ци тихо вздохнул.

– Хватит, У Си, зачем все это?

Триста лет назад Чжоу Цзышу тоже был здесь поздно ночью и хмуро спросил: «Бэйюань, зачем тебе все это?»

Это чувство, которое не понять стороннему наблюдателю. Чтобы проявлять эмоции в обществе, нужно было восполнить недостаток человечности.

Он, живший триста лет назад, и тот он, что живет сейчас, вдруг слились воедино.

– Если… – необдуманно произнес Цзин Ци. – Если я смогу дожить до того дня, когда ты вернешься в Наньцзян, если в мире к тому моменту все будет спокойно и благоприятно, если я смогу покинуть столицу живым, то не будет ничего страшного в том, что я проведу с тобой несколько лет.

Глаза У Си расширились. Он уставился на него, будто понимал каждое слово, но не знал, что они означают, когда соединяются вместе. Долгое время спустя он дрожащим голосом произнес:

– Ты… ты… ты обещаешь мне…

Он сжимал рукав Цзин Ци и чувствовал, что сердце вот-вот выскочит из груди.

Цзин Ци горько улыбнулся.

– Если такой день настанет, я обязательно сдержу свое обещание.

Иметь возможность покинуть столицу живым в мирное время, уйти после победы – это было единственное, что он планировал все десять лет с момента своего перерождения здесь. Одним неосторожным движением он лишится своей никчемной жизни; как все может быть так просто?

Он не мог видеть, как сильно У Си переживает, но не хотел и утешать его пустыми словами.

Тем не менее, этого было достаточно, чтобы У Си радостно забыл, кто он такой, и покинул княжескую резиденцию, не чуя под собой ног.

Неизвестно, благодаря потеплению или чему-то еще, но состояние Хэлянь Пэя внезапно улучшилось, и он медленно пошел на поправку. Месяц спустя он не только вернул румянец на щеках, но и перестал принимать лекарства, и даже смог притвориться, что собирается на аудиенцию.

Все вздохнули с облегчением. Хэлянь Чжао, который больше всех ждал визита к покойному императору, несколько дней не хотел ничего делать, думая, что его старому отцу не доставало догадливости, раз он в своем возрасте еще не был мертв и лишь обманывал его ожидания. Никто не радовал его глаз; даже недавно приобретенная любимая наложница стала объектом его гнева, испугалась и потеряла двухмесячного ребенка. Это сделало его еще более несчастным.

Хэлянь Пэй снова ожил и почувствовал, что небеса благословили его. Гордый собой, он все еще помнил дело, которое не успел окончить, и не обрадовался, увидев Цзян Чжэна при дворе. Тогда он разыскал повод и выслал Цзян Чжэна из столицы, назначив его мелким чиновником в пограничном поселке недалеко от Наньцзяна. Это можно было считать особой милостью из уважения к его многолетнему упорному труду.

Климат той местности был пасмурным и влажным. Цзян Чжэну было уже больше пятидесяти, из-за постоянного страха его здоровье ухудшилось, а предстояло далекое путешествие в холодную страну, полную ядовитых испарений. Скорее всего, он откинет ноги еще до того, как туда доберется. Император желал ему другой жизни и сослал вместе с ним всю его семью.

Цзян Чжэн был абсолютно беспомощен и мог только поблагодарить императора за милость.

Другие не обратили внимания, но Лян Цзюсяо встревожился. Ему нравилась чертовски умная маленькая девочка, Цзян Сюэ, и он знал, что не только ему: молодому князю, дашисюну и даже наследному принцу она тоже нравилась.

Князь однажды в шутку сказал, что, наблюдая, как она скачет по двору, он чувствует себя немного счастливее упитанной собаки и пухлой служанки, охраняющих ворота. Семья, обладающая таким сокровищем, не променяла бы ее даже на гору золота. И все же этой пухленькой девочке придется последовать за своим отцом в такую даль и покинуть столицу. Где она найдет мягкие йогурты, сладкие пирожные и маленькие фигурки из теста?

Разве она не сильно похудеет?

За день до того, как Цзян Чжэн и его люди должны были покинуть столицу, Лян Цзюсяо с вялым видом пришел в поместье князя. Цзин Ци несколько удивился, не ожидая его прихода.

– Какие ветра занесли тебя сюда, герой Лян? – спросил он.

Лян Цзюсяо с глубоким вздохом сел.

– Мне не по себе, князь.

Цзин Ци на минуту замолчал.

– Никто не способен знать все случайности в жизни человека. Император уже проявил милосердие. В мире нет циновок, которые в конце концов не пришли бы в негодность. Возможно, это будет рай для господина Цзяна?

Лян Цзюсяо кивнул.

– В словах князя есть смысл, но мне все еще тяжело на душе.

Цзин Ци трудно было что-то говорить, поэтому он просто посидел с ним немного.

Лян Цзюсяо потребовалось много времени, чтобы приободриться.

– Мой шисюн сказал, что у князя есть несколько кувшинов хорошего вина, – улыбнулся он. – Он слишком занят, поэтому попросил меня прийти и попробовать вместо него. Я знаю… хе-хе.

Цзин Ци на мгновение замер, не понимая, что задумал Чжоу Цзышу.

Лян Цзюсяо уточнил:

– Айя, я знаю, что князь милосерден и всегда уделяет пристальное внимание хорошему вину, но не волнуйтесь, я не буду пить много. Завтра я должен проводить господина Цзян, я обещал малышке Сюэ. Дайте мне попробовать пару чашек, и я смогу вернуться и покрасоваться перед шисюном…

Теперь Цзин Ци понял, и его сердце вдруг упало в пятки. Выдавив улыбку, он сжал лапку соболя.

– Тогда тебе придется подождать. Вы не можете сосуществовать под одним небом. Если я не удержу его, твоя жизнь снова станет красочнее… Сначала я отнесу его к юному шаману.

С этими словами он встал и направился на выход.

Лян Цзюсяо легкомысленно цокнул языком.

– Этот шаман слишком высокомерен, раз князю нужно лично идти к нему из-за такого пустяка.

Не успел он закончить, как изначально послушный соболь, свернувшийся калачиком в объятиях Цзин Ци, обнажил свои клыки, напугав Лян Цзюсяо так, что он быстро заткнулся.

Цзин Ци даже не замедлил шаг.

Глава 57. «Разрушенный храм в глуши»

У Си собирался ужинать и немало удивился, увидев Цзин Ци в такой час.

Цзин Ци отпустил из рук соболя, отправив того поиграть во двор.

– Дай мне усыпляющий наркотик, который нельзя заметить в вине, – прямо сказал он, едва переступив порог.

У Си замер от изумления, но ничего не спросил, лишь сказав Ну Аха:

– Сходи и принеси его для князя.

Цзин Ци остановился и вдруг окликнул Ну Аха.

– У вас еще осталась «Жизнь во сне», что я нечаянно вдохнул тогда?

– Принеси его, – тут же приказал У Си.

Ну Аха не осмелился медлить и тотчас передал тому небольшую бутылочку. У Си взял ее, отдал Цзин Ци и тщательно проинструктировал его по дозировке. Цзин Ци выдавил улыбку, поблагодарил и собрался на выход, даже не присев.

Вдруг вспомнив что-то, У Си поднялся следом. Догнав Цзин Ци, он обхватил того за плечи и легко похлопал по ним.

– Не волнуйся. Это хороший наркотик. Люди, принявшие его, увидят во сне самое сокровенное. Пусть лишь в мечте, но они будут счастливы.

Цзин Ци слегка улыбнулся, покачал головой и ушел.

У Си так и остался смотреть на его удаляющуюся спину, словно задумавшись.

– Шаман, что это с князем? – невольно спросил Ну Аха. – Зачем ему понадобилась «Жизнь во сне»?

– Ему нужно сделать что-то плохое, – тихо ответил У Си. – Каждый раз, когда он собирается делать что-то плохое, его улыбка такая пустая.

Ну Аха удивился.

– Князь делает… плохие вещи?

У Си еще раз вздохнул и сел обратно.

– Он сделал много плохих вещей, но ни одну из них – по своей воле. Я верю в это, но лишь потому, что он мне нравится.

Нравится тебе кто-то, не нравится, жизнь без грез, жизнь во хмелю – все было расплывчато и запутанно. Иногда люди проживают свои жизни, руководствуясь лишь верой во что-то. Если они верят во что-то, значит, так и есть.

Хэлянь Пэй редко посещал свой кабинет. Возможно, прошло слишком много времени с его последнего визита и он просто забыл, как все здесь выглядит, но он чувствовал, словно что-то на его столе было не так. Он отпустил слуг, оставив рядом лишь евнуха Си.

– Иногда Нам кажется, что Мы сделали что-то неправильно, – вдруг проговорил он себе под нос.

Евнух Си заискивающе улыбнулся.

– С чего вам так говорить, Ваше Высочество?

Хэлянь Пэй поднял голову, неотрывно глядя на него с застывшим выражением на лице. В его волосах уже пробивалась седина. Цвет его лица был еще свеж, но кое-где виднелись морщины. Его руки были толстыми, но кожа свисала с них, создавая иллюзию истощения. Даже оправившись от болезни, он все еще оставался стар.

Если забыть о драконьей мантии на плечах, его неподвижное выражение лица было точно таким же, как у всех одиноких пожилых людей в стране – изможденным, безжизненным и полным какой-то душераздирающей пустой надежды.

Казалось, что все, что у него в итоге осталось, – эта мантия.

Это продолжалось, пока улыбка на лице евнуха Си окончательно не застыла; тогда Хэлянь Пэй медленно заговорил:

– Сановник Цзян служил при дворе так долго, тяжело трудился, но не получил ничего взамен. Завтра… завтра он уедет из столицы, и ты проводишь его. Не дай ему уехать в это сырое место ради одних лишь страданий. Его больше не будет в столице, поэтому не нужно пугать проводами всех остальных.

Евнух Си вздрогнул, подняв голову, чтобы посмотреть на Хэлянь Пэя, а затем поклонился.

– Этот слуга понял приказ.

Люди были словно пух, носимый ветром, их жизни – незначительными, словно трава: это было применимо даже для министров и глав палат, что уж говорить об обычных людях? Если кто-то не имел высокой должности, ему нужно было быть достаточно умным, достаточно бессердечным и достаточно проницательным, чтобы приспособиться к миру.

Просто чтобы выжить.

Этой ночью Лян Цзюсяо снился сон. Ему снился огромный сад, похожий на места, где он жил в детстве. Он располагался на полпути к вершине горы и был заполнен персиковыми деревьями, насколько хватало глаз. В пору густого цветения они, казалось, могли покрыть лепестками весь мир. Сад был окружен изгибами извилистых ручьев, тянувшихся до самого подножия горы; если смотреть вниз с вершины, они выглядели, как едва различимые ленты в море цветов.

На заднем склоне горы шумел водопад и били небольшие ключи. Под серебристым лунным светом, похожим на воду, вершина выглядела цветущей и величественной.

А еще… во сне был его дашисюн.

Он, что столько лет появлялся и исчезал, словно призрак, и всегда был занят чем-то, теперь расслабил вечно нахмуренные брови и легко улыбался. Он держал два сосуда бамбукового вина; из одного он выпил сам, а второй передал Лян Цзюсяо, сказав, что больше никуда не уйдет. Каждый год он будет возвращаться в этот сад по окончании зимы; когда зацветут персики, он будет брать его с собой в странствия по Цзянху.