Седьмой лорд

Глава 51. «Герои всех дорог»

Сначала Цзин Ци было несколько некомфортно под чужим ясным, пристальным взглядом. Затем он вспомнил, что все эти дни были полны холода и страданий, повсюду царили интриги, и не было ни изысканных блюд, ни алкоголя, ни песен. Все его кости тут же заломило.

Тогда он поднялся, потянулся и сказал У Си:

– Пойдем потренируемся во дворе, разогреем мышцы.

У Си все еще размышлял, как увезти его с собой в Наньцзян, и сначала не отреагировал. Отвлекшись, он бессознательно честно сказал:

– Я не буду драться с тобой. Твои навыки боевых искусств не очень хороши, я боюсь причинить тебе боль.

Как только эти слова слетели с его губ, У Си тут же пожалел о них, хоть это и было правдой. И действительно, Цзин Ци остановился на полпути, пристально взглянул на него с суровым выражением на лице, а потом вдруг мрачно улыбнулся, схватил его за воротник и потащил прочь из кабинета.

– Хороши они или нет – ты узнаешь на своей шкуре. Конечно, если выдержишь хоть пару ударов, сопляк.

У Си даже не думал сопротивляться, лишь недоуменно спросив:

– Может, мне лучше позвать Ну Аха прийти сразиться с тобой?

Ну Аха был для него кем-то вроде управляющего: он лучше умел разговаривать с людьми, лучше распознавал чужие выражения лиц, но хоть и выглядел высоким и сильным, в боевых искусствах сильно уступал У Си. Ходили слухи, что даже когда он уже достиг совершеннолетия, его девятилетний брат все еще мог уложить его на лопатки. Цзин Ци смерил его взглядом:

– Если ты сегодня не узнаешь, что такое настоящая сила, ты никогда не узнаешь и того, сколько глаз у принца Ма [1].

[1] Принц Ма (马王爷 – mǎwángyé) – трехглазый бог-покровитель лошадей в китайской мифологии.

Он мог бы сказать, что его тренировал именитый учитель, но «именитым учителем» был генерал Фэн. Учитывая все случившееся между ним и Наньцзяном, упоминать о нем в присутствии У Си было неуместно.

В поместье была комната, которую использовали специально для тренировок боевых искусств, но на протяжении нескольких лет Цзин Ци заботился исключительно о развлечениях, когда бездельничал, и исключительно о делах, когда был занят, поэтому ей никто не пользовался. Пин Ань, так и не поняв, по какой причине господин опять сходит с ума, спешно приказал слугам все вымыть, зажег камин и расстелил на полу ковер, чтобы тот не ушибся, в итоге превратив все вокруг в полный беспорядок, который можно было описать лишь словом «избалованность».

У Си никогда не встречал подобного мастера боевых искусств. Чувствуя одновременно веселье и раздражение, он не смог сдержать смешка:

– Пф-ф…

Лицо Цзин Ци застыло, и он сухо прокашлялся, невозмутимо отругав слуг:

– Для чего вы делаете все это? Это просто тренировка. Достаточно будет и спуститься во двор для нескольких упражнений.

Пин Ань, побледнев от испуга, заворчал:

– Что вы такое говорите, князь? В такой холодный день на земле нет даже травы. Если вы упадете или ударитесь, все ли будет в порядке? Сейчас ветер дует с северо-запада… если вы вспотеете и вас продует, вы можете заболеть снова…

– Пин Ань, выброси-ка кое-что отсюда, – безэмоционально оборвал его Цзин Ци.

– Ах, что в этой комнате вам не нравится, господин?

– Ты, – без промедления ответил Цзин Ци.

Пин Ань кивнул.

– Хорошо, тогда мы это выкинем…

Посреди предложения он понял, что что-то пошло не так. Поджав губы и прищурив свои маленькие глазки, он с обидой посмотрел на Цзин Ци.

– Зачем вы так говорите? Ведь… этот слуга не хотел докучать вам, но вы совершенно не знаете, как о себе позаботиться…

Цзин Ци еще раз посмотрел на него, и Пин Ань наконец удрученно замолкнул и ушел.

Буквально в следующий момент из кабинета прибежал Цзи Сян с мантией в руках.

– Господин, почему вы с шаманом стоите снаружи в такой холод? Быстрее, наденьте…

Оставшаяся крупица героического духа Цзин Ци, который еще недавно хотел биться до изнеможения, почти полностью погасла.

Теперь У Си понял. Другие люди тренировались в любую погоду, даже в самые холодные зимние дни и самые жаркие летние; как бы сложно это ни было, в итоге они развивали свое тело, затрачивая половину усилий для достижения двойной эффективности. Этот же… вероятно, двигал руками и ногами лишь в тренировочном зале, где восемьдесят человек одновременно прислуживали ему, и делал это только теплой весной, в пору цветения природы, и когда дул осенний ветер – таков был образ принца Великой Цин.

Затем он вспомнил, что в личной беседе обычно развязный и мужиковатый Ну Аха вдруг принял благочестивый вид и сказал:

– Князь – хороший человек. Он вежливый, дружелюбный и красиво выглядит, но ему действительно… будет сложно угодить.

У Си был согласен с ним, этого парня действительно будет сложно содержать. Если он собрался уговорить его уехать с ним в Наньцзян, следовало бы накопить некоторую сумму, чтобы позволить ему жить в роскоши.

Он тут же стал обдумывать недавнее предложение Чжоу Цзышу. Тот знал, как и кому продавать лекарства и яды из Наньцзяна, а У Си мог дать ему чуть больше власти в цзянху за пределами Великой Цин. Если в будущем Великая Цин и Наньцзян станут враждовать, об этом стоило позаботиться заранее.

Он тут же решил, что обязан вернуться домой и хорошо подготовиться.

– Бэйюань, – сказал он. – Я вспомнил, что у меня есть незаконченные дела в поместье. Можно я приду поиграть с тобой завтра?

Услышав тон, которым обычно уговаривают детей, Цзин Ци раздраженно спросил:

– Чем же ты так занят?

– Хочу обзавестись некоторым имуществом, чтобы точно суметь обеспечить тебя в будущем, – на полном серьезе ответил У Си.

Это застигло Цзин Ци врасплох. С трудом вздохнув и чуть было не закашлявшись, он с позеленевшим лицом мог лишь указывать на У Си, бесконечно повторяя:

– Ты…

Не в силах больше вымолвить ни слова, он холодно фыркнул, взмахнул рукавом и ушел прочь; через мгновение громко хлопнула дверь.

Услышав это, Пин Ань не удержался и высунул голову, чтобы посмотреть. Осторожно похлопав себя по груди, он спросил У Си:

– Это господин сейчас хлопнул дверью?

У Си невинно посмотрел на него и кивнул.

– Ничего страшного, не опускайтесь до его уровня, юный шаман, – прошептал Пин Ань. – Сейчас пост, нельзя ни пить алкоголь, ни веселиться. Вы знаете, что господин живет, целыми днями смотря собачьи бои и участвуя в конных прогулках. Но этот пост был его идеей, и теперь ему даже не на ком выместить свой гнев. Это душит его, но он будет в порядке, как только пост подойдет к концу.

– Кажется, я просто сказал что-то не то сегодня и расстроил его.

Пин Ань отмахнулся.

– Расстроили? Он лишь немного недоволен и сделал вид, что воспользовался возможностью уйти в гневе, а на самом деле не принял ничего близко к сердцу. К завтрашнему дню он уже забудет обо всем… этот слуга рядом с ним с детства, и за все эти годы я не видел его действительно злым больше пары раз.

У Си все понял. Оказывается, Цзин Ци просто капризничает. Подумав так, он попрощался с Пин Анем и ушел в хорошем настроении.

Той же ночью молодой евнух, что ранее получил милость Цзин Ци, поручил кому-то передать новости за пределы дворца: он заявил, что император ночью отправился навестить Второе Высочество. Его Величество оставил прислугу за дверьми, поэтому никто не знал, о чем говорили отец с сыном.

Но «не слышать» не значит «не мочь догадаться»: действия Хэлянь Пэя более-менее понимал каждый, кто хорошо его знал – например, Хэлянь И и Цзин Ци, потому эти новости нисколько их не удивили.

Министерство по делами двора начало разбирательство на следующий день. Факты не могли быть еще более очевидными, но все служащие в министрестве были старыми умудренными опытом обманщиками и тянули со всем день за днем. Очевидно, многое можно было прояснить за секунду, но они упрямо возились в течение нескольких месяцев.

Они тоже ждали, в какую сторону подует ветер.

Через несколько дней Лу Шэнь представил императору доклад, где обвинил начальника цензората, Цзян Чжэна, в служебном проступке. Хотя обвинения были очень неоднозначными, в его сторону не прозвучало избитых фраз вроде «создание фракции во имя достижения своекорыстных целей» или «клевета на члена императорского рода». Он обвинялся только в пренебрежении служебными обязанностями.

Сердца благородных господ стремились к собственным целям. Несмотря на мысль о том, что внезапное падение Второго Высочества как-то связано с наследным принцем, они также считали, что последний сейчас показал, что находится в одинаковом положении с отцом и братьями, и лишь наблюдали, как Лу Шэнь горячо ругал Цзян Чжэна на все лады:

– На своей должности он не способен решать вопросы управления, не способен контролировать чиновников, не поддерживает политические основы, всегда ищет способы польстить и выслужиться перед теми, кто выше его, и ни в малейшей степени не заинтересован в тех, кто ниже его…

Сейчас все согласились, что господину Цзян просто не повезло.

Император не нашел способа придраться к нему, поэтому господин Лу сам мудро и тактично указал ему на дверь.

Однако, вопреки ожиданиям, Хэлянь Пэй выслушал речь Лу Шэня полностью, задумался на некоторое время, но затем не только не ответил ему с присущей драматичностью, но еще и помедлил, в итоге спустив все на тормозах:

– Господин Лу сказал более чем достаточно.

Таким образом, он отбросил это дело, не став поднимать вопрос.

Это ошеломило каждого, кто находился в зале, заставив широко распахнуть глаза и внутренне занервничать. Они не знали, что значило для императора «стать мудрым правителем», но кое-кто в душе уже выстроил предположения. Независимо от того, действительно ли император собирался наказать Второе Высочество, прихвостни Хэлянь Ци сначала слегка встревожились, но затем успокоились и начали строить планы, повсюду используя свои связи.

Даже Хэ Юньсин, который с самого начала был встревожен и боялся причинить вред господину Цзян, удивленно прищелкнул языком. У наследного принца действительно был талант; эта речь была действительно хороша. Заставив Лу Шэня написать подобный манифест, он лишил императора возможности выместить гнев на Цзян Чжэне. Кроме того, это позволяло подданным понять определенную логику в его мыслях, а поскольку все они привыкли приспосабливаться к ситуации, никто больше не осмелился бы опрометчиво отправить другой манифест. Даже если бы когда-нибудь император действительно захотел бы предъявить Цзян Чжэну какие-либо обвинения, у него, скорее всего, не было бы для этого никакого основания.

По этой причине Хэ Юньсин внутренне восхитился, подумав, что в этот раз господин Цзян будет в безопасности.

По-правде говоря, благодаря манифесту Лу Шэня, независимо от того, насколько Хэлянь Пэй был зол на Цзян Чжэна за то, что тот стал причиной всех беспорядков, он больше не смог бы использовать это как основание для обвинения. Причина этого была проста – именно император был тем, кто повысил его до этой должности, и Цзян Чжэн был единственным чиновником, который заслуживал уважения в глазах этого «несказанного могущественного мудреца», что сидел на троне.