Наша толпа. Великие еврейские семьи Нью-Йорка

5. М-С ГАЛОШИ РЭНКИНА

Магазин предоставил Селигманам склад для хранения товаров. Они могли расширить свой ассортимент за счет более крупных, тяжелых и универсальных товаров — сапог и калош, метел, сухарей, скобяных изделий, мешков с кормом. Из пеших разносчиков они превращались в купцов небольшого города.

Джозеф был перфекционистом, требовал точности и не терпел ничего, что напоминало бы лишние движения. Он был энергичен как бык, и все, кто был менее энергичен, приводили его в ярость. Но когда он стал бизнесменом, а это важный товар — место работы, в нем произошли изменения. Он стал вести себя с достоинством. Он обрел присутствие. Он гладко выбрил лицо, зачесал назад мелкой волной шелковистые светло-коричневые волосы, обнажив тонкий высокий лоб. От него пахло мылом, помадой и сигарами лучшей марки. Когда он был оборванным разносчиком, сующим свой товар в руки скептически настроенным женам фермеров, он был навязчивым улыбчивым человеком. Теперь он улыбался меньше, а его выражение лица в глазах окружающих стало мудрым, по-отечески терпимым. Его присутствие не вдохновляло на близость, да оно и не предназначалось для этого. Оно должно было внушать доверие и вызывать уважение.

Уильям, следующий по возрасту за Джозефом, был умным, но полноватым и довольно ленивым человеком. Он любил поесть и, к вящему неудовольствию Джозефа, любил вино. Он также проявлял склонность к барышням; Джозеф же по-прежнему считал женщин пустой тратой времени и денег. Уильям считал себя остроумным и постоянно отпускал шуточки, которые не забавляли Джозефа. (Ни одна из известных «шуток» Уильяма не записана, и, возможно, это к лучшему; одна из его проделок заключалась в том, что он подкрадывался к братьям в магазине и игриво давал им пинка под зад). Как бизнесмен Уильям был в некоторой степени дьявольски осторожен. Джозеф проверял счета Уильяма с большим вниманием, чем обычно. В последующие годы это оказалось мудрым решением.

Третий брат, Джеймс, не очень хорошо разбирался в цифрах. В счетах Джеймса обнаруживались небольшие расхождения — не по хитрости, а по недосмотру. Но Джеймс был красив, самый симпатичный из мальчиков, приветлив и прирожденный торговец. Он хвастался, что может продавать зонтики в пустыне Гоби, и, хотя вел плохой бухгалтерский учет, любил чувствовать и звенеть деньги в своих карманах. В результате его доходы от торговли часто превышали доходы других мальчиков, даже самого Джозефа, что ставило Джеймса в один ряд с Джозефом. Хотя Джеймс был еще подростком (по мнению Джозефа, слишком юным для таких интересов), у него были подруги в Ланкастере, с которыми он общался. Джозеф ругал Уильяма за его интерес к женщинам, но прощал его Джеймсу.

В отличие от Джеймса, Джесси хорошо разбирался в цифрах. Джесси, хотя ему не исполнилось и четырнадцати лет, имел наглость указывать на мелкие ошибки в бухгалтерском учете Джозефа. Как бы Иосиф ни старался создать из братьев эффективную рабочую единицу, они все равно проводили определенное время в ссорах и криках друг на друга. Джозеф, любитель поработать и вести бухгалтерию, часто обвинял трех других братьев в том, что они не относятся к бизнесу и к себе так же серьезно, как он.

Вскоре после открытия магазина в Ланкастере молодой Джеймс пришел к Джозефу с идеей продажи. Пенсильвании грозило перенасыщение. Джеймсу нужны были деньги, чтобы купить лошадь и повозку, которые могли бы перевозить больше товаров и везти его дальше на Юг, где, как он слышал по виноградной лозе, дела обстоят гораздо лучше, где люди кричат «Хлопок — король!», а рабовладельческая экономика делает людей богатыми.

Джозеф, который, как правило, автоматически сопротивлялся предложениям младших мальчиков, ответил: «А что я скажу? Я говорю — дерзайте! Лошадь и повозка! Для чего тебе ноги?».

Джеймс продолжал настаивать. Лошадь и повозка, по его словам, дадут селигманам «походный магазин».

Иосиф был непреклонен. Иаков, может быть, и хороший продавец, но ему нужно еще набраться опыта в продажах, прежде чем пускаться в такое предприятие. Пока они с Джозефом спорили, вспоминал позже Джеймс, в магазин зашла некая миссис Ранкин, жена местного бакалейщика. Появление миссис Рэнкин стало поворотным событием в истории бизнеса Селигманов.

Стоял теплый и прекрасный летний день. Джеймс отозвал Джозефа в сторону и шепнул ему: «Если я смогу продать ей пару зимних галош, ты меня отпустишь?».

Джозеф, которому было трудно отказаться от пари, заколебался, потом пожал плечами и кивнул. Джеймс поспешил на улицу, чтобы подождать миссис Рэнкин, которая искала несколько ярдов хлопчатобумажной ткани.

«Надвигается сильная гроза, миссис Рэнкин, — сказал Джеймс. «Вам понадобится пара теплых галош».

«Шторм?» — спросила она. «Правда, Джим? Откуда ты знаешь?»

«Я чувствую это своими костями, миссис Рэнкин. Мои кости никогда не лгут. Сильная буря — снег и снег. Вам понадобятся галоши».

«Снег и мокрый снег? В июне?» She laughed. «О, Джим, ты меня разыгрываешь!»

Он одарил ее своей лучшей улыбкой и сказал: «Но ведь вам понадобятся хорошие галоши, когда наступит зима, не так ли, миссис Рэнкин? Позвольте мне продать вам хорошую пару».

«О, хорошо!» — рассмеялась она. «Джим Селигман, вы — предостережение!»

«В течение недели они будут у вас», — сказал он.

Когда миссис Рэнкин ушла, Джозеф был суров. «Джеймс, — сказал он, — я хочу, чтобы ты запомнил: никогда не вводи в заблуждение, чтобы совершить продажу. То, что ты сделал, было умно и забавно, но не заходи слишком далеко. Мы хотим сохранить репутацию честного партнера».

Однако спустя годы Джеймс Селигман даст такой совет своим сыновьям и внукам: «Продать то, что у тебя есть, тому, кто этого хочет, — это не бизнес. А вот продать то, чего у тебя нет, тому, кто этого не хочет, — это бизнес!».

Как первый мобилизованный Селигман, Джеймс отправился в широкое турне по американскому Югу. Через удивительно короткое время он вернулся и разложил на столе перед удивленными глазами братьев свою прибыль — 1000 долларов, или, как вспоминал Джеймс позже, «больше, чем заработал любой из моих братьев». Однако Джесси, просмотрев цифры, заметил, что Джеймс забыл вычесть стоимость лошади и повозки, в результате чего прибыль составила всего около 800 долларов. Тем не менее, это была внушительная сумма. Как писал позже Джесси: «Мы решили последовать совету этого кошелькового набоба, что, переехав в эту часть страны, мы улучшим свое положение».

Осенью 1841 г. четверо парней остановились в Ланкастере и с товарами на сумму 5000 долларов, на которые ушел почти весь их совместный капитал, отправились в Нью-Йорк, где сели на шхуну, идущую в Мобил. Путешествие заняло шесть недель и едва не стоило им жизни. Во время шторма судно едва не затонуло — несколько дней официально считалось потерянным, но когда ребята добрались до Мобила, они были достаточно здоровы, чтобы установить палатку под открытым небом для демонстрации своих товаров.

Но вскоре они снова начали ссориться. Джеймс, указывая на новую прибыль, занял вполне объяснимую позицию «я тебе говорю». Почувствовав, что он «открыл» Юг, он стал утверждать, что именно он должен руководить южными операциями Селигманов, что не устраивало Джозефа, который жаловался, что прибыль оказалась не такой, как он ожидал. Казалось, что маленькая организация Джозефа находится на грани развала.

Затем пришло письмо из Байерсдорфа. Умерла незабвенная Фанни. Со скорбью старый Дэвид сообщил также, что его шерстяной бизнес находится в таком состоянии, что он больше не может позволить себе содержать семерых оставшихся без матери детей в Германии.

Иосиф быстро взял дело в свои руки. Они должны привезти оставшихся Селигманов в Америку. Ребята объединили свои средства, отправили Байерсдорфу 2000 долларов, и в начале 1842 года небольшая группа селигманцев отправилась через Атлантику. Во главе с двадцатилетней Бабеттой и пятнадцатилетней Розали отправились десятилетний Леопольд, восьмилетний Авраам, семилетний Исаак и малышка Сара, которой было два года. Старый Давид, с ужасом наблюдавший за тем, как один за другим уезжают его старшие сыновья, с покорностью смотрел на отъезд этих шестерых. Он выбрал последнего сына, тринадцатилетнего Генриха, чтобы тот остался его помощником. Джеймс отправился на север, чтобы встретиться с братьями и сестрами в Нью-Йорке, найти для них комнаты на Гранд-стрит и проследить, чтобы младших записали в школу для изучения английского языка — обязательное условие для любого американского предприятия. Когда из Байерсдорфа пришло известие о полном крахе шерстяного бизнеса старого Давида, Джозеф написал ответное письмо, в котором заверил кредиторов отца, что его долги в конце концов будут выплачены. Последними Селигманами, прибывшими на эти берега в 1843 году, были старые Давид и Генри.

Давид Селигман, казалось, был ошеломлен Новым Светом и не понимал, чем занимаются его сыновья. Он пытался проследить за их далекими странствиями по крошечным алабамским городкам со странными названиями — Фриско-Сити, Госпорт, Саггсвилл, Гис-Бенд. Ему казалось очевидным, что они стали бродягами или, что еще хуже, нищими. Хотя ребята регулярно посылали деньги в Нью-Йорк, Дэвид не мог поверить, что они зарабатывают их честным путем. Дэвид умер в Нью-Йорке, едва прошло два года после его приезда, уверенный, что селигменцы Байерсдорф прошли долгий путь в этом мире.

Сегодня кости Давида покоятся в мавзолее Селигманов на кладбище Салем Филдс при храме Эману-Эль в Бруклине. Мавзолей, представляющий собой огромное мраморное сооружение в византийском стиле, сегодня является домом для более чем сорока Селигманов, чьи имена занимают разные места в американской финансовой, филантропической и социальной истории, и которые, несмотря на свои разногласия, сейчас покоятся вместе и, предположительно, в мире. Рядом стоит мавзолей Гуггенхайма, который больше (некоторые говорят «показушнее»), но, как отмечают селигмановцы, мавзолей Селигмана открывает более прекрасный вид. А поскольку эти мавзолеи содержатся трастами, контролирующими значительные средства, Селигманы говорят: «Наш мавзолей обычно продается немного лучше».