Наша толпа. Великие еврейские семьи Нью-Йорка

Для великого пропагандиста дела Союза письма Джозефа в первые годы войны странно мрачны и пессимистичны в отношении шансов Союза на победу. В 1863 г. он признался своему другу Вольфу Гудхарту, что ему безразлично, какая сторона выиграет войну; он просто хочет, чтобы она закончилась, и он смог открыть свой банкирский дом. Будучи сторонником американского кредита за рубежом, он так высказался в письме к своему брату Уильяму: «Как я уже не раз говорил, богатство страны сокращается, и люди богаты только в воображении. Калифорния — единственное исключение до сих пор. Вопрос в том, как долго это будет продолжаться даже там?» (Чтобы поддержать свой падающий боевой дух, Уильям Селигман поспешно написал в ответ: «Кал. капитал вырос до 900 000 долл.»).

В один из оптимистических моментов Джозеф купил несколько облигаций Союза для собственного портфеля, но затем быстро разочаровался в их перспективах и написал: «Я почти склонен перепродать акции США, которые я купил, и держать руки подальше от нынешней деградирующей американской расы». Его брат Джеймс был настроен более оптимистично и написал письмо, в котором предложил братьям купить ценные бумаги Union на 100 тыс. долл. для собственных нужд. Джозеф отказал ему. «Не бойся, — ответил он, — что после 1 июня правительству больше не понадобятся деньги — даже если Юг будет так сильно избит, что предложит заключить мир, правительству еще понадобятся сотни, если не тысячи миллионов, чтобы оплатить всевозможные претензии и эмансипировать негров».

От денег письма Джозефа времен Гражданской войны переходят к домашним семейным делам: «Надеюсь, Ида брата Вма полностью оправилась от своего недомогания. Абрм благополучно добрался до Нью-Йорка и, если он не найдет подходящей пары, я поеду с ним в Браутшау в Германию. До сих пор я еще не нашел подходящей статьи».

О Гранте он почти не упоминает. Правда, Грант был больше другом Джесси и Генри, чем Джозефа. И Джозеф существенно умолчал об одной новости, которая, должно быть, дошла до него из Америки — о знаменитом приказе Гранта № 11, изгнавшем евреев из тыла Союза, — действии, которое так и не получило удовлетворительного объяснения. Однако в 1863 г., когда некоторые республиканцы выступали против переизбрания Линкольна и предлагали Гранта в качестве замены, Джозеф гневно заметил: «Я вижу, что «Д-Д Геральд» выдвигает кандидатуру Гранта. Вероятно, это делается для того, чтобы вызвать раскол между Линкольном и Грантом».

Однако о том, что Джозеф продавал облигации Союза, известно не так много. В начале второй администрации Линкольна, в 1865 г., Уильям Фессенден, сменивший Чейза на посту министра финансов, объявил о выпуске новых государственных облигаций на сумму 400 млн. долл. Джозеф Селигман возглавил группу немецких банкиров в Нью-Йорке, которые хотели выступить гарантами выпуска этих облигаций на сумму 50 млн. долларов, но министр не принял условия синдиката. После этого братья Селигманы приняли активное участие в продаже этих федеральных ценных бумаг и, по имеющимся данным, реализовали их на сумму более 60 млн. долл.

Но это, конечно, было уже в другой части леса Гражданской войны: ход войны уже повернулся против Юга, финансовый климат Союза улучшился как на Севере, так и в Европе, и это был уже другой выпуск облигаций.

Для Майера, Лемана из Монтгомери, война означала, что его хлопковый бизнес должен быть изменен, чтобы выжить. Часть хлопка все еще можно было поставлять на север. Периодически появлялись бреши в блокаде, и через них можно было протащить небольшие партии. Хлопок также можно было отправлять в Нью-Йорк, но дорого, через Англию. Но главная потребность заключалась в складах, где южный хлопок мог бы храниться в течение всей войны. Майер обратился к торговцу Джону Уэсли Дюрру, партнеру фирмы, владевшей складом в Алабаме. Майер и Дюрр образовали партнерство под названием Lehman, Durr & Company и купили склад в Алабаме.

Среди близких друзей Майера Лемана были такие знаменитости Конфедерации, как Томас Хилл Уоттс, губернатор Алабамы военного времени и некоторое время генеральный прокурор при президенте Джефферсоне Дэвисе (Уоттс называл Майера Лемана «одним из лучших патриотов Юга»). Другим другом был политический лидер Конфедерации Хилари А. Герберт (в честь которого Майер назовет своего младшего сына Гербертом Х. Леманом). Как и Джозеф Селигман на Севере, Майер предложил свои услуги Конфедерации «для оказания всяческой помощи».

В 1864 г. Юг был взбудоражен сообщениями о том, что пленных солдат морили голодом и подвергали жестокому обращению в тюрьмах Союза (аналогичные слухи о варварстве конфедератов будоражили Север), и законодательное собрание Алабамы уполномочило губернатора Уоттса потратить полмиллиона долларов на помощь пленным алабамцам. Был разработан план. Партия хлопка должна была быть отправлена через вражеские границы в Нью-Йорк в сопровождении агента. В Нью-Йорке хлопок будет продан, а агент, вычтя свои комиссионные, на вырученные деньги купит и раздаст пленным одеяла, медикаменты и провизию. Майер Леман, которому не терпелось узнать, как обстоят дела у его брата на Севере, предложил стать этим агентом, несмотря на «чрезвычайную опасность» операции. Уоттс согласился и написал президенту Дэвису, сказав о Майере следующее: «Он иностранец, но находится здесь уже пятнадцать лет и полностью идентифицирован с нами. Ему необходимо будет пройти через линии фронта. Я прошу выдать ему соответствующие паспорта и заверить их у Вас как у представителя штата Алабама». Джефферсон Дэвис выполнил просьбу, оформил необходимые документы, и около 15 сотен тюков хлопка были отправлены в Мобил, где ожидали разрешения Союза на их провоз через границу вместе с Майером.

То, что этот план, который сегодня кажется задуманным с удивительной невинностью, потерпел неудачу, неудивительно. Тем не менее, в январе 1865 г. Майер Леман пишет вежливое письмо командующему армиями Союза генералу Гранту с просьбой обеспечить безопасный проход через линию фронта и заявляет: «Мы хорошо знаем, что должен чувствовать доблестный солдат к тем храбрецам, которые по воле судьбы оказались в плену, подвергаясь суровым климатическим условиям, к которым они не привыкли, и суровость которых усугубляется лишениями, неизбежно сопутствующими их положению». Это письмо не могло быть более дипломатичным. Но Грант, должно быть, считал всю эту затею совершенно пунктирной — или, возможно, «рыбной». Почему Майера Лемана, одного из ведущих торговцев хлопком на Юге, должны волновать дрожащие заключенные и северная погода? Насколько мог судить Грант, все, что хотел сделать Леман, — это продать свой хлопок на северном рынке. Как бы то ни было, Грант не ответил на письмо Майера. Через две недели Майер написал еще раз, приложив копию первоначального сообщения. На него также не было получено ответа.

Тем временем Вашингтон, о чем Майер никак не мог знать, начал проводить жесткую политику истощения Юга, призванную измотать мятежников и быстро закончить войну. В апреле последовала капитуляция Ли, и перед вступлением федеральных войск в Монтгомери было сожжено более 88 тыс. тюков хлопка, включая все запасы Алабамской складской компании.

Эмануэль Леман на Севере, пережив первый удар блокады Линкольна, смог продолжать свой бизнес в течение всей войны, но в ограниченных масштабах. Он продавал тот хлопок, который удалось провезти через блокаду из Майера, и занимался посредничеством в поставках из Англии, которую он посетил несколько раз. В Лондоне он нашел атмосферу, более благоприятную для его южных симпатий, чем в Нью-Йорке. Майер написал ему туда, предложив, чтобы Эмануэль, благодаря связям с такими людьми, как Уоттс и Герберт, стал агентом по продаже облигаций Конфедерации. Эмануэль обнаружил, что европейский рынок для ценных бумаг южан — по крайней мере, на ранних этапах войны — был значительно лучше, чем для северян.

В Лондоне Эмануэль Леман и Джозеф Селигман встретились друг с другом, каждый со своим запасом облигаций, два продавца для двух враждующих держав. Их отношение друг к другу было прохладным, сдержанным. Несмотря на то, что оба они были верны своему делу в «нечестивом мятеже», как его называли, они не занимались ведением войны. Они занимались тем, что делали деньги.

До начала войны Август Бельмонт был финансовым советником президента США. В первые месяцы войны Линкольн опирался на Бельмонта в поисках денег Ротшильдов так же сильно, как Гиттерман и Квартермейстерский корпус опирались на Селигманов в поставках обмундирования. Это поставило Бельмона в неловкое положение. Отражая общее настроение в Европе, Ротшильды сильно сомневались в шансах Севера на победу и оказывали Бельмону и Казначейству США лишь вялую и нерешительную поддержку. Собиратели средств Линкольна были вынуждены искать новые источники снабжения и нашли их в продаже облигаций таких людей, как Джозеф Селигман. По мере того как война продолжалась, влияние Бельмонта в Вашингтоне падало, а уважение к Селигману росло. К концу войны, хотя он, возможно, и не выиграл войну, Джозеф Селигман был очень дорог сердцу Вашингтона.

Очевидно, настал момент, когда Джозеф смог воплотить в жизнь свой великий план. Уже через несколько часов после капитуляции Ли Джозеф созвал своих братьев для организации международного банкирского дома Селигмана. Дом должен был охватить весь американский континент и охватить всю Европу. Каждому брату будет поручено задание, соответствующее его темпераменту и талантам. Уильям Селигман, купивший громадную швейную фабрику и любивший хорошую еду и вино, должен был отвечать за Париж. Генрих, который дольше всех из братьев оставался в Германии, получил Франкфурт. Исаак, первый Селигман, встретившийся с президентом, был назначен в Лондон и получил указание сделать все возможное для встречи с Ротшильдами. Джозеф, Джеймс и Джесси, чей старый друг Грант был американским героем того времени, должны были остаться в Нью-Йорке. Авраам и Леопольд, которого Джозеф, как он уже знал, считал наименее компетентным из своих братьев, были направлены в Сан-Франциско — город, который теперь, когда великая золотая волна пошла на убыль, приобрел меньшее значение. Дом Селигмана был откровенной копией дома Ротшильдов, и Джозеф это признавал. В конце концов, какие еще были модели?

Компания J. & W. Seligman & Company, World Bankers, официально появилась на свет. Но еще более значимый момент произошел несколько дней спустя, когда Джозеф шел по Нассау-стрит. С противоположной стороны, прихрамывая от старой дуэльной раны, ставшей его визитной карточкой, шел сам великий человек — Август Бельмонт. Приблизившись, Бельмонт посмотрел на Джозефа, слегка улыбнулся, прикоснулся к своей шелковой шляпе, сказал: «Привет, Селигман» и, прихрамывая, пошел дальше. Джозеф понял, что он приехал.

Вечером Джозеф купил жене подарок. Следует помнить, что 1860-е годы не были периодом высокого вкуса. Это была эпоха всяких штучек, статуэток, антимакассаров, каучуковых фабрик и рояля, знойно поблескивающего под испанской шалью. Подарок Иосифа Бабету считался одним из декоративных «must have» того времени — позолоченная скалка, призванная показать, что ее обладательница «уже не печет хлеб сама, а может выдержать финансовую нагрузку, покупая готовые буханки в бакалее».