Praecellentissimus Rex. Одоакр в истории и историографии

Заключение

Тринадцать лет правления Одоакра были для Италии периодом относительного спокойствия. Осознавая налагаемые обстоятельствами ограничения, руководствуясь глубоким здравым смыслом и провозглашённой умеренностью, rex gentium смог восстановить атмосферу мира после судорожных событий, которыми была отмечена сумеречная фаза Западной империи. Он вошёл в историю как определивший структурные преобразования институтов, устранив фигуру императора посредством низложения Ромула Августула. Однако Августул был нелегитимным императором, как и многие, предшествовавшие ему на императорском престоле и непризнанные на Востоке. Его положение было отражением того времени, символом ненадёжности, пронизывавшей повседневную жизнь, учреждения, союзы с разными варварскими группами и с фракциями аристократии, всё ещё пытавшимися задавать ритмы и правила политики.

Одоакр, который был провозглашён rex, вероятно, потому, что оказался в состоянии уловить и воплотить настроения многонациональных войск, находящихся в Италии, и контролировать их невоздержанность мудрым и умеренным распределением тех земель, которых они так жаждали, выкроил политическое пространство, допустимое для варвара в столь драматические и переменчивые времена. Он, однако, избегал движения по колее, проложенной предшествовавшими ему другими варварскими magistri militum; он не избрал марионеточного императора, чтобы управлять им из-за кулис, но переправил императорские инсигнии в Константинополь. Как у всякого уважающего себя политика, первоочередной задачей стал поиск консенсуса: он попытался добиться своей легитимации в Константинополе после того, как проявил почтение к правилам и традициям, но получил в ответ только слова и дипломатическое рукопожатие. Зенон и в самом деле был из тех, кто в любом случае выживает в бурях, и предпочитал скорее действовать вслед за событиями, чем вступать в ясные союзы и программы. Одоакр искал поддержки римской аристократии и прилагал усилия к тому, чтобы использовать тот орган, который при упадке всех институтов казался уцелевшим, по крайней мере, виртуально — сенат. Лишённый военной силы, которая позволяла бы ему иметь сильные позиции в отношениях с сопредельными варварскими государствами, он избегал конфликтов и использовал дипломатическое оружие, добиваясь ощутимых результатов, как, например, при возвращении Сицилии, уступленной ему вандалами. Неизбежно, что в источниках остаётся очень мало следов одобрительного отношения к его правлению: damnatio memoriae[938] готского королевства попыталось стереть и выскоблить их. Однако оставшиеся из них следует читать, вглядываясь между строк. Он назван человеком доброй воли, несмотря на склонность к арианству (Anon. Val. II), наделённым неоспоримыми военными талантами и политической мудростью, et arte et sapientia gravis (Auct. Havn.), обладающим πολιτικὴ σύνεσις (Малх). Святой поборник католической ортодоксии из страдавших от ежедневного насилия варваров городов Норика предсказал его политическое возвышение и поддерживал с ним контакты посредством переписки. Эти положительные отзывы, избежавшие интерпретации событий в том направлении, которое задавалось проготской и византийской историографией, восстанавливают, пожалуй, наиболее аутентичный образ этого непростого персонажа, «не недостойного того высокого положения, до которого его возвысили удача и доблесть», согласно лестной оценке Э. Гиббона.

Лишь когда стало ясно, что с господством остроготов Запад вступил на путь, не имеющий возврата, и юстиниановские фанфары должны были оправдать массированное применение силы для реализации проекта по воссоединению империи, был сделан акцент на деконструкции западных институтов, и в низложении Ромула Августула, мальчика, незаконно возведённого на трон собственным отцом, зафиксирован тот момент, в который завершилось их окончательное крушение. Но по сути история конца Западной империи была хроникой предвещённой смерти. Долгое время колеблющаяся между светом и тенью полутьма заката римской цивилизации размывала её институты, подтачивала её vires[939] и проникала в сознание. Однако не могло быть объявлено, что её конец наступил из-за внутреннего истощения. Необходимо было найти виновного. Поэтому Одоакру — несмотря на его «удачу» и «доблесть» — и была отведена эта роль.