Рождественское чудо герцога

Но он больше не был тем мальчиком. Он был взрослым мужчиной, герцогом.

Он расправил плечи, испытывая необъяснимое чувство, будто идет в бой. “Вдовствующая герцогиня наняла ее в качестве компаньонки. Она тоже будет на балу”.

“Я понимаю”.

Маркус ожидал чего-то большего. Его дядя был не из тех, кто хранит молчание в вопросах, которые он не одобрял.

Но мужчина ничего не сказал, вместо этого поставил свой бокал и встал.

“Ну что ж, - сказал его дядя, - не переодеться ли нам к вечеру?”

Внезапно почувствовав необъяснимое напряжение, Маркус, тем не менее, вывел дядю Эдгара из кабинета на поиски дворецкого. Но вскоре, когда он остался один в своих комнатах, предвкушение и нервозность заглушили все остальное. Скоро он увидит Поппи. И узнает, должно ли его будущее стать их будущим.

* * *

Переодевание заняло у Поппи гораздо больше времени, чем обычно. Она могла бы извинить это тем, что не привыкла к платью. Но она знала, глядя, как дрожат ее руки, когда она укладывала заплетенные волосы в корону на голове, что дело совсем не в этом.

Это должен был быть ее последний день в Холлитоне. Она была так уверена, что уедет после "Двенадцатой ночи", была так непреклонна с Маркусом, что вернется в Лондон и к своей жизни.

Но после их признаний друг другу и того, как он любил ее тело прошлой ночью, после целого дня, когда они обменивались взглядами, зная, что его сердце было так же переплетено с ней, как и ее с ним, это решение больше не казалось правильным. Она бросила взгляд в окно, на солнце, которое опускалось за горизонт, последние лучи сверкали, как бриллианты, на снегу и освещали расчищенные дорожки, которые были ей уже так знакомы. Ее сердце болезненно сжалось. Впервые в жизни она почувствовала себя желанной гостьей, как будто она была своей. Она полюбила это место и его людей. Вдовствующая герцогиня стала ей так дорога, как только может быть дорога любая бабушка. Ей даже понравилась вспыльчивая леди Теш.

И Маркус…

Она прикусила губу, чтобы не расплакаться, ее сердце казалось разорванным надвое, грудь так сдавило, что она не могла дышать. Ей нужен был воздух, чтобы очистить голову от тумана тоски, который застилал ее. Она схватила красивый плащ, на принятии которого они настояли, накинула его на плечи, распахнула дверь и выбежала из комнаты. Обеими руками сжимая мягкие бархатные юбки своего платья цвета слоновой кости, она бежала по дому, не обращая внимания на суетящихся слуг, делающих последние приготовления, полностью сосредоточившись на поиске выхода. Наконец она нашла его и, спотыкаясь, вышла на каменный балкон с видом на сад.

Она большими глотками вдыхала морозный воздух, его острота проникала в легкие, приводя ее в чувство. Времени на увиливания не было. Она должна была решить, что делать перед балом, прежде чем на нее повлияет магия ночи.

Но, глядя на пейзаж, она понимала только одну истину. Она любила Маркуса всем сердцем. И каким-то чудом он чувствовал то же самое. Разве не было бы величайшим преступлением отвернуться от него?

Она замерла, ее рука нащупала холодный камень перил, удерживающий ее на ногах, когда она могла упасть от силы этой простой и неоспоримой истины. Каковы были шансы на то, что они снова найдут друг друга спустя столько времени? Она вспомнила все пути, которыми шла, все планы, от которых отказалась из-за отсутствия собственного выбора, чтобы попасть в это место. Если бы она не потеряла все эти должности без рекомендаций, если бы она не была без работы и в отчаянии в Лондоне, если бы она не проигнорировала свои сомнения по поводу того, почему ей предложили работу горничной, если бы сэра Реджинальда и мисс Линли не пригласили в Холлитон…Казалось невероятным, что это произошло. И все же она была здесь, в доме Маркуса. И он любил ее и хотел построить с ней жизнь.

Она прижала руку к груди, на ее лице появилась улыбка, надежда ярко вспыхнула в ней, как никогда раньше. Конечно, им все еще нужно было кое-что обсудить. Ей нужно было рассказать ему правду о ее рождении и предоставить выбор, может ли он все еще любить ее после того, как узнал об этом…Она запнулась, страх поднялся на дыбы и почти заставил ее убежать обратно в свою комнату. В следующее мгновение, однако, ей удалось подавить это, в животе у нее закипело. Нет, ему нужно было сказать. Ей следовало сказать ему давным-давно, вместо того, чтобы позволять страху управлять ею.

И она расскажет ему об этом сейчас.

Одновременно испуганная и радостная, она развернулась, стремясь найти его. Однако при виде мужчины в открытом дверном проеме у нее перехватило дыхание, передо ней был призрак из прошлого, постаревший на десять лет, но все такой же суровый, благопристойный джентльмен, каким он был.

И поскольку дядя Маркуса продолжал стоять у нее на пути, устремив на нее холодный взгляд, она почувствовала себя так, словно снова стала той юной девушкой, у ног которой рушился мир.

Он прищурился, оглядывая ее с головы до ног. “Мисс Тилберн, не так ли?” Его губы скривились, когда она промолчала. “Прошло некоторое время, но я узнал бы эти яркие волосы где угодно”.

У Поппи перехватило дыхание от жестокости. После стольких дней доброго и достойного обращения оскорбление было намного сильнее.

“Мистер Праути”, - выдавила она бескровными губами, поплотнее запахиваясь в плащ, как будто это могло защитить ее от него. Затем, зная, что она должна избежать присутствия этого человека, иначе рискует потерять то самообладание, которое ей удалось сохранить, она присела в неглубоком реверансе и попыталась проскочить мимо него в безопасное место в доме.

Но будет ли это безопасно теперь, когда дядя Маркуса здесь?

Мужчина, однако, случайно встал у нее на пути. Свет ламп в комнате позади него был подобен жестокой насмешке, показывая ей то, чего она не могла надеяться достичь, даже когда быстро темнеющий сад, казалось, засасывал ее обратно в холодные тени.

“Я знаю, что вы планируете, но это же невозможно вы же это знаете”.

Ей следовало бы игнорировать его. Но она была не в силах оторвать от него взгляда, словно она была лисой, загнанной в угол, которой некуда деться.

Он уже был одет для бала, заметила она, когда он небрежно поправил свои безупречные манжеты, каждая деталь его гардероба, без сомнения, была выбрана для того, чтобы подчеркнуть его значимость и богатство. “Очень удобно, что вы внезапно вернулись в жизнь Маркуса как раз в тот момент, когда он взошел на престол герцогства. Действительно, очень удобно”.

Она ошеломленно уставилась на него. “Клянусь, это было полное совпадение”.

Его губы скривились. “Пойдемте, моя дорогая немного поговорим. Я не так наивен, как мой племянник. Я узнаю охотника за приданым, когда вижу его ”.

“Нет—”

Он властно поднял руку. “Спорить с вами - пустая трата моего времени. Тем более, что мы уже обсуждали это раньше. Или вы забыли?”

Она побледнела, чувствуя, как кровь отхлынула от ее лица. То, как его губы скривились от отвращения, когда он оглядел ее с головы до ног, заставило ее почувствовать себя нечистой, как будто он увидел под красивой одеждой, которую она надела с такой надеждой и заботой, разоблачение мошенницы, которой она была. “Нет”, - хрипло прошептала она. “Я не забыла”.

“Что ж, ” сказал он ровным тоном, не скрывавшим скрытой враждебности, - вы, должно быть, удачно забыли, насколько пагубно было бы для Холлитона быть связанным с вами. Тем более, что он не просто джентри, а герцог со всем сопутствующим статусом. Если только вы не ожидаете, что он откажется от своих обязанностей, повернется спиной к тем, кто на него полагается?”

“Нет”, - выдавила она онемевшими губами. Однако ужасный холод ощущали не только ее губы; все ее тело промерзло до костей. Как он мог стоять там без пальто, которое могло бы согреть его? Хотя, с горечью подумала она, его холодное сердце, должно быть, подготовило его к такой обстановке.

“Однако, ” задумчиво произнес он, - похоже, что, в отличие от десятилетней давности, сейчас стало больше тех, кому ваше присутствие повредило бы. Герцогиня, например, наверняка пришла бы в ярость, узнав, что наняла такого человека. И репутация молодых леди, с которыми вы общались в последние недели, без сомнения, была бы безнадежно испорчена. ”

Ах, боже, он был прав. У нее скрутило живот, и она прижала руку ко рту. Она была настолько захвачена радостью от того, что к ней относились как к равной, что не подумала о последствиях для окружающих, если бы ее происхождение стало известно.

Его глаза сузились, как будто он предчувствовал победу, как ястреб, увидевший свою добычу. “Я вижу, теперь вы понимаете. И поэтому вы также поймете, что я сделаю все, чтобы Холлитон не был осквернен скандальной женщиной, которая не принесет ему ничего, кроме разорения. Я не позволил своей собственной сестре развратить его; я, конечно, не позволю какой-то шлюхе, которая думает, что надевание дорогой одежды и использование прекрасных манер изменит то, кем она является ”.

Поппи могла только смотреть на него, ошеломленная его яростной враждебностью. Это выходило за рамки ее происхождения, за рамки простой заботы о его племяннике. Зачем упоминать мать Маркуса? Что—то — инстинкт, или предчувствие, или осознание - начало щекотать в глубине ее сознания, преодолевая оцепенение от шока.

Однако, прежде чем она успела осознать это, он продолжил елейным голосом: “Если только у вас нет на примете другой должности. Решили присоединиться к семейному бизнесу, мисс Тилберн?”

Она почувствовала себя так, словно получила пощечину. Но это вывело ее из ступора. Она выпрямилась во весь рост, высоко подняв голову, и посмотрела на него со всем достоинством, на которое была способна.

“Я думаю, ” сказала она ровным голосом, - с меня хватит ваших оскорблений, мистер Праути. Если позволите.”

Она смотрела на него свысока, ожидая, когда он отойдет в сторону, чтобы она могла вернуться в дом. Он стоял там долгую минуту с непроницаемым выражением лица. Наконец, отвесив насмешливый поклон, он отступил в сторону.

Подобрав юбки, Поппи вошла в комнату вслед за ним. Однако, как только она добралась до холла, яркий свет и суета заставили реальность обрушиться на нее. Ее бравада мгновенно покинула ее. Ноги подкашивались, дыхание становилось тяжелым и учащенным, она знала, что никогда не доберется до своей комнаты, пока окончательно не сломается. Бросив быстрый взгляд по сторонам, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает — и что мистера Праути поблизости нет, — она быстро нырнула в маленькую боковую комнату, закрыв за собой дверь.

Слезы хлынули потоком. Она соскользнула на пол, обхватив себя руками за талию, как будто пыталась удержать себя в руках усилием воли. Но рыдания, вырывавшиеся из ее груди, были такими сильными, что сотрясали все ее тело, остановить было невозможно. Как она могла забыть, кто она такая, кем была ее мать? Но нет, она не забыла; она помнила все это время. Однако на короткое время она позволила просочиться надежде, что, возможно, только возможно, она сможет обрести счастье и любовь в своей жизни, несмотря на это. Что рождественское чудо действительно может произойти, и что они с Маркусом могут построить совместную жизнь.