Бессильная

Я встаю во весь рост прямо за ним и молча поднимаю камень, намереваясь соединить его с черепом...

Не повезло.

Он поворачивается, и его черные глаза впиваются в мои. Когда он обращает внимание на меня, его хватка на незнакомца ослабевает, и я слышу, как он задыхается на земле.

Глушитель поднимает свою тонкую руку в мою сторону, его волосы длиной до плеч развеваются на ветру. Он пытается заставить меня замолчать.

Я почти улыбаюсь.

Но не получается.

Конечно, ничего не происходит, поскольку у меня нет силы, которую он мог бы задушить. Он смотрит на свою руку, потом снова на меня, в замешательстве. Зрелище почти комичное, и эта доля секунды колебаний — все, что мне нужно.

Я хватаю его за запястье, выкручиваю руку под странным углом, а затем бью коленом ему в живот. Я слышу, как воздух вырывается из его легких, когда он прижимает руку к телу. И в этот момент мой адреналин всколыхнулся, предвкушая драку.

Это напомнило мне все те поздние ночи и ранние утра с моим отцом. Многочасовые тренировки на импровизированном грунтовом ринге за нашим домом. — И разум, и тело нужно тренировать. Улучшать, — говорил он, пока я уворачивалась от его ударов, отвечая на десятки вопросов, проверявших мою наблюдательность. Я владела любым оружием, которое попадалось под руку, а отец тренировал каждую часть моего существа — мой разум, мое тело, мои экстрасенсорные способности.

Пока однажды он не перестал меня тренировать. Он больше не защищал меня. Не был рядом, чтобы продолжать учить меня, как защитить себя.

Глушитель быстро приходит в себя, наносит удар своей рукой и выводит меня из задумчивости. Я уворачиваюсь от удара и наношу правый хук в челюсть. Его предплечье взмывает вверх, блокируя удар, заставляя мою руку опуститься, а затем перехватывает ее и поворачивает меня так, что моя спина оказывается прижатой к его груди. И тут же другая его рука захватывает меня в удушающий захват.

Я задыхаюсь, пытаясь сохранить спокойствие. Я борюсь с желанием бесполезно царапать руку, сдавливающую мое горло, и вместо этого откидываю голову назад, соединяя череп с его носом и вызывая тошнотворный треск, за которым следует звук булькающей крови.

Кровь.

Ее было так много на полу нашего маленького дома, стоящего между улицами Мерчант и Элм. Кровь залила меня, моего отца. Я не возвращалась с той ночи, когда бежала. В ту ночь король вонзил меч в грудь моего отца.

Глушитель ослабляет хватку на моей шее и отступает назад, зажимая нос. Но я еще не закончила. Даже близко.

Я снимаю кольцо с большого пальца и надеваю его на средний, а затем впечатываю кулак в щеку Глушителя, не обращая внимания на жжение в руке. Уронив руки от заложенного носа, он снова замахивается на меня, но я уже знала, что это произойдет.

Он всегда делает шаг левой ногой перед ударом.

Я блокирую удар и хватаю его за плечи, снова нанося удар коленом в живот. Не успел он перевести дыхание, как я уже держу его голову в своих руках, вбивая его уже сломанный нос в мое колено.

В каждый удар я вкладываю всю свою ярость.

Ярость на короля, который пробрался в кабинет моего отца, где тот сидел в мягком кресле и читал до поздней ночи.

Еще один удар правой в челюсть Глушителя.

Я с яростью вспоминаю крик отца, когда меч пронзил его грудь, вырвав меня из сна.

Я посылаю удар ногой в пах Глушителя.

Моя ярость, когда я увидела, как отец выскользнул из своего любимого кресла и упал на пол, поскользнувшись в своей крови.

Я падаю и разворачиваю ногу по широкой дуге, сбивая Глушителя на землю.

Моя ярость, когда я держала отца за руку, крича и умоляя его очнуться.

Я просидела там всю ночь, штаны пропитались кровью, пытаясь понять, что может оправдать его убийство. Но королю не нужна причина для убийства, ему нужна причина, чтобы оставить людей в живых.

Я била по Глушителю, почти не осознавая, что делаю, так как мысли разбегались.

Я оцепенела. Моя рука обхватила холодную руку отца и держала ее, пока я раскачивалась взад-вперед, рыдания сотрясали мое тело. Я убирала его каштановые волосы с глаз, поправляла его окровавленную одежду, шептала о всех наших общих воспоминаниях, умоляя его вернуться ко мне, чтобы мы могли сделать еще больше.

Я была совершенно и абсолютно одинока в этом мире.

И когда солнечный свет проникал в окна, освещая жуткую сцену, мне было невыносимо находиться в собственном доме — не то чтобы я могла позволить себе содержать дом в тринадцать лет.

Я пыталась похоронить его. Я так старалась вытащить его на улицу и попрощаться с ним, отдать ему почести, которые он заслуживал. Но я была такой маленькой, а он таким большим, таким тяжелым, таким мертвым. Я скользила и скользила в луже крови отца, не в силах сдвинуть его тело с места. Тогда я сорвала с его пальца обручальное кольцо, надела его на большой палец и побежала.

То самое кольцо, которое я сейчас использую, чтобы вонзиться в щеку Глушителя.

Если бы отец видел меня сейчас...

Я нависла над ним, моя ярость наконец-то начала утихать, когда его черные глаза расширились. Кровь хлещет из его рта, носа и других порезов, которые я нанесла ему. Я вынимаю кинжал из сапога, и тут в его глазах что-то мелькает.

Страх.

Он боится того, что не может контролировать.

И в этот самый момент то, что он не может контролировать, — это я.

Я с силой ударяю рукоятью кинжала в висок, лишая его сознания. Приседая над ним, я нахожу взгляд седого, устремленный на меня. На лице незнакомца промелькнули эмоции, когда он понял, что я сделал. На его лице мелькают шок, благоговение, растерянность и веселье. Я отвожу от него взгляд и возвращаю нож в сапог, когда в толпе раздается изумленный ропот. Я поворачиваюсь, ошеломленный тем, что на меня смотрит масса людей. Купцы, женщины и дети глазеют на эту сцену, все перешептываются и показывают пальцем. Вдруг сквозь толпу протискиваются трое Имперцев, поспешно отбрасывая людей со своего пути.

Я напрягаюсь, готовясь к какому-то наказанию. Может быть, еще несколько ударов по спине.

Но они проносятся мимо меня, мимо бессознательного Глушителя и падают на колени перед незнакомцем.

Это... интересно.

И, видимо, не я одна так думаю. Шепот в толпе становится громче, и я улавливаю обрывки их тихих разговоров.

— …Глушитель здесь, в Илье...

— …Это принц Кай, который отбился от четырех человек...

— …Сразилась с Глушителем без использования силы!

Я замираю, сердце колотится, я едва дышу.

Принц Кай.

Я никогда не видела этого человека. И никогда не думала, что увижу.

Никогда не думала, что буду воровать у него.

Но я достаточно наслышана о его репутации. О том, что он якобы сильнейший Элит за последние десятилетия. О том, что он — будущий Энфорсер, говорят, что он черствый и расчетливый, но харизматичный и обаятельный, когда хочет — когда хочет играть роль.

Я слышала, что он — редкий и могущественный Заклинатель, способный чувствовать силу другого и использовать ее сам, если только он находится достаточно близко к нему.

Его называют Поставщиком смерти.

Принц обычно не выходит из своего уютного дворца, поэтому, скорее всего, никто не принял незнакомца за кого-то важного. А когда он покидает замок, то, как правило, люди, которых он посещает, не доживают до этого момента.

Я медленно поворачиваюсь к Имперцам, сгрудившимся вокруг принца, и наблюдаю, как он протискивается мимо них, раздраженный тем, что их душат. Он отдает приказ отвести Глушителя в подземелья и убрать толпу с улицы. Принц излучает власть и могущество каждым своим шагом, каждым словом. Имперцы спешат повиноваться ему, собирая толпу людей и выталкивая их обратно на Лут.

Его глаза находят мои.

Несмотря на свои бесчисленные травмы, он шагает ко мне, стараясь не прихрамывать при ходьбе. Хищник, преследующий свою жертву.

И это моя реплика.

Я пытаюсь проскользнуть в толпу незамеченной, надеясь, что меня смоет потоком тел. Надеюсь, он забудет, что я его спасла, и позволит мне спокойно уйти.

Не повезло.

Мозолистая рука хватает меня за руку и, развернув, прижимает к стене переулка. Сильными руками он прижимает оба моих запястья к кирпичу, а затем наклоняется ко мне.

Я извиваюсь в его хватке, но он не отступает. Не знаю, чего я ожидала от него, но точно не этого. Может быть, вежливой благодарности, но не допроса у мрачной стены.

Я бы никогда не спасла его, если бы знала, кто он такой. Что он из себя представляет. Что он делает.

Я раздраженно вздыхаю, и серебристые волосы лезут мне в глаза, закрывая обзор его пронзительного взгляда. — Ты так относишься ко всем людям, которые спасают тебе жизнь, или это что-то новенькое для тебя? — Я выдавливаю слова сквозь стиснутые зубы, насмехаясь над его первыми действиями в мой адрес.

— Не знаю, ведь меня еще никто не спасал. — На его лице появляется призрак ухмылки, давая мне возможность взглянуть на эту раздражающую ямочку.

— Что ж, позволь тебя просветить. Когда кто-то спасает тебе жизнь, достаточно вежливого «спасибо».

— Может быть, — вздыхает он и наклоняется ближе, — но не для тех, кто меня обкрадывает.

Кажется, мое сердце перестает биться. Принц знает, что я украла у него.

Принц. Будущий Энфорсер. Поставщик смерти.

Я Чума как мертва.

Но мой страх быстро сменяется гораздо более желанной эмоцией — злостью. Я злюсь на себя за то, что помогаю принцу, который убивает, как будто это пустяк, и исполняет желания отца, как будто он — все. Я злюсь на себя за то, что не нахожу его отталкивающим, ведь королевство, которому он так предан, вызывает у меня отвращение своими извращенными ценностями и убеждениями. Он — будущий Энфорсер, палач невинных, Обыкновенных, таких, как я.

Чувствуя себя безрассудно и довольно смело, когда смерть всего в нескольких шагах, я говорю: — Значит, он симпатичный и у него есть мозги. Ты должен нравиться дамам. — Улыбка, которой я его одариваю, совсем не милая. — Знаешь, из тебя мог бы получиться хороший вор, если бы не тот факт, что тебя так легко одурачить.

Парень улыбается. Забавно. Высокомерно, как всегда. — Ты ведь понимаешь, с кем разговариваешь?

— Наглым ублюдком? — невинно говорю я, а потом прикусываю язык.

Мне явно хочется умереть.

Но, к моему удивлению, он откидывает голову назад и разражается искренним смехом, насыщенным, как шоколад, который я иногда ворую, и глубоким, как Мелководное море.

— Меня называли и похуже, — бормочет он, успокоившись, его руки по-прежнему сжимают мои запястья. Затем веселье исчезает из его глаз, быстро сменяясь холодным вниманием. — Несмотря на то, что ты меня ограбила, полагаю, я должен поблагодарить тебя за помощь.

Я почти смеюсь над этим. Видимо, спасение его жизни сравнимо с простой помощью.

— Хотя мне интересно, почему Глушитель не смог заглушить твою силу. А также почему я не могу почувствовать ее от тебя. Он смотрит на меня, как тогда, в переулке, когда я его обокрала. Как будто я — головоломка, которую он пытается собрать.