Подземелье Иркаллы

— Проси, о чём желаешь.

— Неужто не отпустишь меня?

— Куда же ты поедешь? — Мирослав даже не пытался разыграть изумление. — В Архее бушует война, и ты на ногах не стоишь.

— Но как быть с моим долгом целительницы? Война уносит жизни тех, кого ещё можно спасти, — разыграв послушание, отвечала девушка.

— Долг свой ты можешь исполнить и здесь. Верне нужны целители. У Цесперия есть помощники, но они не учились в Орне.

«Чтоб тебя!»

— Не могу понять, как ты оказалась в Куре, — пробормотал Мирослав. — Пока мы путешествовали по землям Полнхольда, коцитцы напали на нас, да схватили нашего Элея. Но, пока мы добрались до Кура, он был уже мёртв. За ним пришли мы, привезли же вас. Сатаро мы и вовсе уже не надеялись увидеть снова.

«Он меня не отпустит. Я сгнию здесь заживо».

Танец вскоре закончился, и повелитель Верны вместе с эрсавийской целительницей вернулись на свои места.

На вопросы о Куре Акме отвечала крайне неохотно и, несмотря на разыгранное добродушие, в ход пускать начала неприкрытое раздражение. Августа погрустнела, и даже Реция более не могла развеселить девочку угощениями.

— Полагаю, на сегодня достаточно расспросов, — холодно заметил Цере, строгим взглядом хлестнув безмерно любопытных гостей. — Если вам столь любопытен Кур, предлагаю вам съездить туда и все увидеть своими глазами. Я видел однажды, и мне хватило.

— Если госпоже Акме Рин посчастливилось посетить его, отчего бы и с нами впечатлениями не поделиться? — усмехнулась Каталина, и была тотчас награждена строгими взглядами повелителя, Цере и Цесперия.

— Если Мирослав позволит, отвезу тебя туда завтра же, — заявил Сакрум, люто поглядев на Каталину, и та прикусила язык. — Боюсь, тебе там не понравится.

В душе Акме поднялась волна негодования, и она ядовита бросила любовнице Мирослава:

— Ты точно придёшься им по вкусу. А знаешь ли ты, как они любят развлекаться с такими смазливыми жертвами, как ты? Кто-нибудь из дикарей выберет тебя и насильно сделает своей женой. Если ты будешь сопротивляться, они оприходуют тебя целой группою. После, если не сможешь ты родить им сына, начнутся пытки: они переломают тебе кости, изуродуют кожу, при этом непременно начнут с лица. Постригут налысо и выжгут глаза. Позже, если, все же, завоюешь ты их милость, они перережут тебе горло на одном из сотен столбов Кура. Страшнее всего то, что я и земляки твои видели одну такую жертву. Полагаю, она так и осталась висеть на том столбе…

Каталина молчала, глядя на Акме и злыми, и испуганными глазами.

Глухой низкий, преисполненный нездоровой угрозы, голос девушки, все ещё надломленной, не пришедшей в себя, опустил на стол напряженную тишину. Никто вслух не осудил её, но Акме быстро пожалела о своих словах, ибо от наигранного ореола наивности и лёгкой беспечности не осталось ничего. Они коснулись её истинной натуры. И обратно Акме уже не могла перевоплотиться. Гаральд так и не научил её играть.

Перед нею вновь вставали недавние картины, от которых она всячески старалась скрыться. Она боялась вспоминать их, порою, боялась засыпать, ибо жертвы и их губители могли явиться ей во снах.

— Я отдам приказ вычистить горы Кура и Коцита, — заявил Сакрум. — Слишком много крови невинных было там пролито.

— Вы так великодушны, правитель, — процедила Акме. — Скорей бы все они попали в ад.

«Да и вы все вместе с ними, — от души пожелала девушка. — Убийцы!»

Вскоре Августа начала клевать носом, и девушка извинилась и сообщила, что отведёт Августу домой. И приплела, что без неё девочка не может заснуть. Сатаро с готовностью поднял девочку на руки.

Из-за стола одновременно вышли Мирослав и Сакрум.

— Жаль, что вы не можете долее остаться, — сказал Сакрум, глядя на Акме уже более просветлённым взглядом.

— Ей рано вставать, — заметил Цесперий. — Она пойдёт к больным вместе со мною.

Акме сделала реверанс, принятый при эрсавийском дворе, пожелала всем покойной ночи и направилась следом за Сатаро, который нёс дремавшую Августу. Удаляясь, она услышала их разговор.

— А я, пожалуй, останусь ещё, — заявил шамширец. — Слышал, вы поймали любопытного пленника.

— Стыдно сказать, но мы его даже не поймали, — хмыкнул Мирослав. — Он сам явился сюда.

— Он безумен?

— Нет. Силён, молод.

— Карнеоласец?

— Не похож. Отличительных знаков нет. Кинжал сильванский, меч нодримский. Ножи понапиханы везде.

Акме замедлила шаг и отошла подальше во тьму, прислушиваясь. Странное волнение стиснуло её нутро. Сердце затряслось и застучало набатом. Кровь грохотом отзывалась в ушах.

— Сейчас приведут. Развлечёмся.

Акме, сокрытая во тьме ночи, хотела подкрасться ближе, но с другой стороны послышался приглушённый стук шагов. На свет факелов вышла дюжина вооружённых саардцев. Под конвоем они вели высокого мужчину в белой, испачканной грязью и кровью рубашке, со связанными за спиной руками. Пленник шёл спокойно и быстро, и кровь в висках застучала громче, болезненнее, оглушительнее. Акме помнила эту походку. Когда свет факелов упал на избитое и окровавленное лицо мужчины, захотелось кричать во всё горло от отчаяния.

К Сакруму и Мирославу, двум самым лютым правителям Зараколахона, конвоиры вели Гаральда Алистера.