Алая Корона

Ничего не произошло.

Он не пошевелился, а я всё ещё была здесь.

Я закрыла глаза и заплакала. Я всё держала и держала его. Не знаю, чего я ожидала. Я по-прежнему не могла понять, смогла ли я коснуться его, потому что он был мёртв, или потому что я была избранной, но я всё равно продолжала прижимать его к себе.

Я не знала, как долго я так сидела и плакала, поливая его пальцы слезами и держа его руку у своего лица, но в помещении как будто стало светлее.

Я открыла глаза и с удивлением обнаружила, что сфера начала светиться всё ярче и ярче. Её свет всё также был мягким, но его интенсивность увеличилась. Наконец свечение стало таким ярким, что я уже не могла разглядеть сферу, а грязь на полу из чёрной сделалась белой. Камеру осветили золотые лучи, которые начали стирать всё вокруг, пока не осталось ничего кроме меня и Мора.

Не убирая его руки от своего лица, я огляделась. Мы больше не находились в помещении, свет вокруг нас распространялся во все стороны. Мне не было страшно находиться в этом месте. Здесь было комфортно. Как… дома.

Я умерла. Должно быть, я умерла. Но это не было похоже на Обливион.

Неожиданно пальцы Мора прижались к моей коже.

Я ахнула и посмотрела на него.

Его веки дрогнули.

О, мой Бог!

— Этого не может быть, — прошептала я.

— И не говори, — сказал он, уставившись на свою голую руку, которая касалась моей кожи. — Как это возможно?

Я покачала головой.

— Не знаю. Мы умерли?

Он улыбнулся мне слабой улыбкой.

— Разве это имеет значение?

Я улыбнулась ему в ответ. Это действительно не имело значения. Если это была смерть, если мы оказались с ним вдвоём посреди этого умиротворяющего света, тогда я не знала, почему я должна бояться. Может быть, это и была смерть, смерть за пределами города и звёзд? Может быть, это была смерть для богов?

— Мы живы, — сказала я, и по моей щеке покатилась слеза.

Слеза счастья и облегчения.

— Может быть, — сказал он. — Я мало что помню. Я просто перестал существовать… и вот я снова здесь.

Он нахмурился, пытаясь вспомнить.

— Но я знаю, что со мной произошло.

— Прости, — сказала я ему. — Я всё провалила. Я не смогла остановиться…

— Ш-ш-ш, — сказал он, приложив палец, покрытый кожаной тканью, к моим губам.

Затем он нахмурился, сорвал перчатку и выкинул ее прочь. Перчатка исчезла в свете. Он провёл голым пальцем по моим губам. Его глаза удовлетворенно блеснули.

— Всегда хотел это сделать.

— Ты можешь сделать гораздо больше, — сказала я ему.

Я забралась на него сверху, оседлав его, и, стянув с себя прожжённое платье, осталась полностью голой. Он не стал задавать вопросом о том, почему оно было прожжённым, он вообще мало говорил. Думаю, сейчас, в этой новой реальности, слова были не нужны.

Мы просто существовали.

И мы хотели быть друг с другом.

Туони начал водить обнажёнными руками по всему моему телу так, словно он впервые увидел свет после того, как его долгое время держали в темноте. Медленно, нежно, впитывая каждый сантиметр моего тела. Он делал это так, словно пытался запомнить каждый участок моей кожи.

— Это больше, чем Амарант, — прошептал он мне низким голосом, полным благоговения. — Я никогда не думал, что это возможно. Это самый драгоценный подарок.

— Мы мертвы? — снова спросила я, когда он провёл руками по моим грудям и сосредоточился теперь на том, чтобы доставить мне удовольствие.

— Разве это имеет значение? — повторил он, одарив меня коварной улыбкой, после чего сунул руку меж моих бёдер. — Трахни меня, Ханна, — сказал он нежно. — Моя жена.

Ему не надо было просить дважды. Несмотря на то, что мы сейчас лежали в белом сияющем пространстве, где больше ничего не было, я расстегнула его штаны и, обнаружив, что его член уже был твёрдым, направила его внутрь себя.

Я застонала, ахнула и начала двигать бёдрами, после чего постепенно поймала нужный мне медленный и нежный ритм.

— Я люблю тебя, — тихо сказала я, и мои слова были похожи на капли дождя в пустыне. — Я знаю, что мы, вероятно, умерли, но я должна сказать тебе, что я тебя люблю.

Какое-то время он ничего не говорил, но мне было всё равно. Ему было нелегко влюбиться. Мне надо было заслужить его любовь. Мне не представилось этой возможности, пока я была жива, но он заслужил мою любовь. А любовь есть любовь. Если ты любишь, только это и имеет значение. Иногда мне казалось чудом, что нам вообще предоставляли шанс на любовь.

— Я услышал тебя, ещё тогда, — сказал он, наконец.

Я засмеялась, а он врезался в меня. Своими прекрасными обнажёнными руками он схватил меня за бёдра.

— Ты мог бы проснуться и пораньше.

— Я ждал, — сказал он. — Хотел посмотреть, в кого ты превратишься.

— Что ты имеешь в виду? — я посмотрела на него сквозь прядь волос, упавшую на моё лицо. — Ты не был мёртв?

— Я был мёртв. Ты вернула меня к жизни.

Он сжал мои бёдра ещё сильнее и продолжил двигаться во мне.

— Трахай меня, — снова сказал он. — Позволь себе почувствовать, птичка. Расправь свои крылья.

Я закрыла глаза, запрокинула голову и позволила себе почувствовать всё. Я опускалась на него, синхронно двигаясь вместе с ним. Казалось, что мы стали единым целым, что мы слились друг с другом, срослись кожей, и я действительно не знала, где заканчивался один и начинался другой.

И я почувствовала, как посреди всех этих частых вдохов, внутри наших сердец — которые, как я знала, бились в унисон — в этом слиянии тел и душ, начало собираться тепло. Это не было вожделением — которое и так уже горело внутри нас — это было нечто иное. Что-то чистое и мощное. Я чувствовала это и раньше, но не могла понять, когда это началось. И когда я пыталась определить, что это было, это чувство ускользало от меня.

Оно переместилось из области живота в область груди, а затем на спину в область лопаток. И в то время, пока это тепло курсировало по моему телу, Мор врезался в меня, а я двигалась, сидя на нём. Реальный мир вокруг нас снова перестал существовать, хотя это и не было похоже на реальный мир.

— Туони, — выдохнула я, испустив дрожащий вздох.

Мои глаза всё ещё были закрыты, но в то же самое время, мне казалось, что они были открыты. Словно свет снаружи проник сквозь мои веки, и теперь я видела всё по-настоящему.

Я кончила, мягко и мощно одновременно, и меня унесло течением прямиком в небо. И пока я кричала и выкрикивала имя своего Бога, моего мужа, моего любимого, я почувствовала, как у меня за спиной выросли крылья. Это были золотые крылья, которые унесли меня в небеса, прямо на поверхность солнца.

— Ханна, — проговорил Мор голосом, наполненным пылким трепетом. — Ханна, посмотри на себя.

Я открыла глаза.

Всё вокруг стало ещё более ярким.

Я стала ещё более яркой.

И так же, как в тот раз, когда я увидела Випунена, я вся сияла, словно проглотила солнце, а его лучи светили сквозь меня.

— Что? — с трудом проговорила я. — Что происходит?

— Ты отрастила крылья, птичка.

Выражение его лица было одновременно ошеломлённым и торжествующим.

Я выгнула спину и увидела над головой пару золотых изгибающихся крыльев, которые сверкали, излучая непрерывный поток света.

Я уставилась на них, а Туони протянул руку и потянул за кончики сияющих металлических перьев.

Я ахнула.

Я почувствовала его прикосновение.

Это было похоже на то, как если бы он потянул меня за руку.

Что за чёрт?

— Я не понимаю, — сказала я, покачав головой и уставившись на них.

Я могла двигать ими туда-сюда, вверх и вниз.

— Я не понимаю. Почему у меня выросли крылья?

Я замолчала и посмотрела на него сверху вниз.

— Я ангел?

Я не хотела, чтобы мой голос прозвучал испуганно, но не смогла сдержаться.

Он рассмеялся.

— Нет. Ты точно не ангел, феечка.

Свет, окружавший нас, начал наконец-то медленно затухать. Словно кто-то покрутил ручку регулировки яркости. Он затухал и затухал, пока сквозь него не начала проникать темнота, и тут я увидела, где мы находились.

Мы снова оказались в тюремной камере, в подземелье Хляби.

Единственным источником света был солнечно-лунный камень.

Мои крылья исчезли.

Похоже, они сложились или растворились, как тот свет. Совсем недавно у меня за спиной были чудесные сверкающие крылья, и вот они исчезли, как и тепло внутри меня.

Меня резко накрыло ощущением реальности происходящего.

Мы не умерли.

И Туони был жив.

Но умиротворение, которое подарил нам золотой свет, исчезло, и мы снова оказались запертыми в Аду.

Я уставилась на Мора. Его рука неподвижно лежала у меня на бедре.

Я не умерла.

Он по-прежнему мог меня касаться.

— Я — часть пророчества, — прошептала я. — Именно я должна объединить эти земли вместе с тобой.

— А знаешь, кто ты ещё? — сказал он мне.

— Кто? — спросила я, наклонившись к нему.

Он приподнялся и провёл пальцами по моему лицу, заставив мои веки дрогнуть.

— Ты Ханна Хейккинен, — сказал он. — Феечка, птичка. И дочь Солнца.

Дочь Солнца.

Конец… почти.