Тёмная Вестница

Желание организовать новый грохот, чтобы получить ещё одну вспышку страха, выло во мне волком, я мечтала об этом, какая-то ненасытная тварь внутри меня визжала и билась в истерике, требуя продолжать немедленно, делать что угодно, только бы ещё глоток, ещё бокал...

«Зависимость? Во мне? Нет, спасибо.»

Я мысленно сжала эту тварь в кулаке, сдавливая всё сильнее, пока она не лопнула, внутри стало тихо, как всегда, и я обратила внимание наружу.

В аудитории тоже было тихо, судя по аурам в коридоре, звонок уже прозвенел, почти все ушли, вокруг Алана было шестеро студентов, одна из них Никси. Он рассказывал что-то ровным голосом, прощался с уходящими, потом совершенно другим тоном сказал Никси:

– Куда ты дела последние страницы?

Я не поняла, о чём он, поэтому стала прислушиваться внимательнее, Никси ответила очень тихо, Алан повторил громче и гораздо злее:

– Куда ты дела чёртовы отрезанные листы, коварная маленькая дрянь?

Я удивилась – это было очень грубо, что же она должна была сделать, чтобы так его разозлить?

«Она не могла, это не в её силах. Проблема в нём. У него нет сил на вежливость, потому что ему... больно?»

Я опять нырнула в ауры, настолько глубоко, насколько смогла, и с удивлением увидела на месте Алана какую-то тёмную воронку, которая с огромной силой втягивала его, сминая и скручивая, как будто его ауру зажёвывало в мясорубку.

«Это дефицит. Кошмарно выглядит. Надо срочно...»

Я открыла глаза и села, обернулась – Никси выходила из аудитории гордая и самодовольная, с настолько задранным носом, что вообще ничего вокруг себя не видела, а Алан стоял возле её парты, ровно и неподвижно, внешне вообще никак нельзя было догадаться, насколько ему плохо.

С усилием поднявшись, я пошла к нему, качаясь на непослушных ногах, колени подгибались, меня заносило, как будто я несла на плечах что-то огромное и тяжёлое, пришлось держаться за парты, чтобы не упасть. Добравшись до Алана, я схватилась за его руку, он не пошевелился и даже не посмотрел на меня, я сказала шёпотом:

– Возьми у меня силы, у меня море. Алан? – он меня как будто не слышал, и руки моей не чувствовал, и не понимал, что я говорю, как будто все его силы уходили на контроль того безумия, что в нём творится.

«Ночью в отеле он сказал поцеловать его, чтобы он мог поделиться силой. В обратную сторону тоже сработает? Надо проверить.»

Я опёрлась на его плечи двумя руками, встала коленом на парту, приподнялась и прижалась губами к его губам, закрыв глаза и внимательно следя за воронкой у него внутри – она дотянулась через него до меня, но мне это пошло на пользу – ощущение огромного груза ослабло, воронка уменьшилась, сжавшись до точки, а потом начала разворачиваться фонтаном в другую сторону, медленно набирая цвет, оранжевый. Три лепестка в его груди тоже постепенно налились силой, вся его аура возвращалась в прежнее состояние снизу вверх, последним засиял эдельвейс над головой, я открыла глаза и отстранилась, стала внимательно изучать его лицо – он выглядел плохо, бледный, напряжённый и с закрытыми глазами.

Мягко тронув его висок, я ещё раз просканировала ауру – лучше, не так великолепно, как в начале пары, но всё же неплохо. Погладила по щеке и позвала:

– Алан, ты в порядке?

Он открыл глаза, с удивлением улыбнулся и обнял меня, прижимая к себе и шепча:

– Слава богу, это ты. Я боялся, что Деймонова цыплёнка сожрал, – он тихо рассмеялся, потом отстранился и опять поцеловал меня, я с готовностью закрыла глаза и прижалась к нему, позволяя тянуть из меня силу – мне от этого становилось лучше, ему тоже. Это не было похоже на поцелуй в поезде, который доказывал, что «демоны тоже люди», это было похоже на рукопожатие, я не могла с уверенностью сказать, разочарована ли.

Он отстранился и шёпотом спросил:

– Откуда в тебе столько силы?

Я открыла глаза и ответила:

– Страх. Когда ты... Что это было, кстати? Я всё прослушала. Когда ты это сделал, все испугались. И я впитала их страх.

Он усмехнулся как прожжённый старый циник, шепнул:

– Классно было?

– Да. Но слишком много. Бери ещё.

– Нет, хватит, – он как-то грустно улыбнулся, погладил меня по щеке и прижался губами к виску, я ощутила его влияние внутри, похожее на слабое прохладное дуновение, которое остудило голову, прошлось свежим дыханием гор по шее и груди, что-то подправило внутри, расслабляя и согревая, как опытный массажист, возвращающий подвижность парой нажатий в нужных местах. Только когда во мне всё так ощутимо встало на место, я поняла, как тяжело и криво было до этого, шёпотом сказала:

– Спасибо. Что со мной было?

Он тоже ответил шёпотом, продолжая касаться губами моего виска:

– Это последствия твоего обращения в демона и сегодняшней нагрузки. Ауру тоже можно перетрудить, как мышцы, оно бы со временем само восстановилось, но я ускорил процесс.

– Спасибо.

– Тебе спасибо. Если бы не ты, мне пришлось бы вызывать брата и опять отъедать от него кусок, а он был бы этому не рад, учитывая, что я наорал на его цыплёночка. Такая бестолочь, господи, что он в ней нашёл?

– Не надо, она очень милая и добрая девушка.

– Эта сука порезала мою книгу.

Я отстранилась, чтобы посмотреть на него, он выглядел страшно раздосадованным.

– Какую книгу?

– Мою. Которую я подарил тебе, а ты подарила ей, а она отдала Деймону, а я у него забрал. Она хотела отомстить Деймону за то, что не дал ей дочитать, и отрезала эпилог, последние пять страниц, чтобы он не мог дочитать тоже. И кто она после этого? В каком, мать его, самом задрипанном из Миров считается, что резать книги – это не сучий поступок?

Я не знала, что ему возразить, отвела глаза и сказала шёпотом:

– Извини, мне не стоило дарить ей эту книгу. Я была уверена, что мы больше никогда не увидимся, и не хотела лишний раз тебя вспоминать, видя её на полке.

Он молчал, я смотрела в сторону, потом улыбнулась и подняла глаза:

– Ты её дочитаешь, я знаю, как. Найди меня после следующей пары, я тебе отдам последние пять страниц.

– Попросишь у неё?

– Нет, она меня не жалует с тех пор, как я ей «случайно» показала фотографию Деймона, ужинающего со мной в «Диаманте». Я сама напишу, там не много. – Он смотрел на меня недоверчиво, я улыбнулась и призналась: – У меня абсолютная память на печатный текст, я помню всё прочитанное дословно. За третью пару я напишу тебе эпилог по памяти.

– Охренеть, – усмехнулся Алан, впечатлённо качнул головой, – я знал, что такое существует, но пока не встречал лично. Ты правда помнишь всё, что прочитала, за всю жизнь?

– Правда.

Он усмехнулся, достал блокнот и отвернулся от меня, шутливо буркнув через плечо:

– Не подсматривай! – я отвела глаза, он что-то написал и вырвал лист, повернулся ко мне с многозначительным и загадочным видом, протянул сложенный пополам листок и улыбнулся: – Запомни это хорошо.

Я взяла, он наклонился и быстро поцеловал меня в щёку, улыбнулся с таким хитрым и довольным видом, как будто совершил восхитительную шалость, сделал шаг назад и исчез.

«Он владеет телепортацией? Ничего себе. Неужели во мне было столько силы, что я тоже смогла бы? Надо же.

Нужно будет повторить высокоуровневые заклинания, а то я их всегда учила невнимательно, точно зная, что мне они никогда не пригодятся. А они могут.»

Разворачивать листок было страшно. Тот самый будоражащий страх, который давал силы и провоцировал на действия, сейчас нравился мне сам по себе, его хотелось продлить. Но надолго меня не хватило, я развернула листок и прочитала: «Принцесса Лея лучше всех. Алан Иссадор».

«Всего-то.»

Я пыталась себя убедить, что это «всего-то».

Он писал на древнем эльфийском, слова выглядели гораздо сложнее и намного красивее, чем на упрощённом, моё имя приобретало новые смыслы. Я поняла, почему тогда в поезде он прочитал его неправильно – на самом деле, это было правильно, просто при моей жизни так уже не говорили. В древней письменности были фонетические акценты, которые углубляли смысл каждого слова, избавляя от необходимости использовать больше слов, чем нужно. На упрощённом эльфийском «лейа» значило «ночь», а на древнем он написал «лея» как «ночь не для сна», праздничная или ритуальная, какая-то особенная ночь, в которую не спят.

«Алан» тоже оброс акцентами, и я впервые задумалась о том, что у его имени тоже есть перевод. На древнем эльфийском оно читалось как «самая высокая гора, ориентир».

«Зря я надеялась, что избавившись от книги, смогу тебя забыть. Вряд ли я смогу. Даже если захочу, очень вряд ли, а я ещё и не захочу. Зачем? Такое прекрасное воспоминание. Ни за что.»

Я аккуратно сложила листок и пошла собираться на третью пару.

Конец