Третья грань реальности

– Ну, наконец-то! – всплеснул руками он, тут же отгоняя от чародея всех желающих пообщаться. – Сколько же можно тебя ждать?! Я уже думал, ты заблудился в трёх соснах, которые услужливо расставила на дорогах моя матушка, снись ей неладные сны! Зачем ты мне только запретил ехать с тобой?

Знакомец учителя мне не понравился сразу, а после непочтительных слов о матери впечатление испортилось окончательно.

– О! – внезапно заметил меня мужчина, и я поёжилась. Появилось нехорошее предчувствие. – Эта девочка с тобой?

Взгляд мужчины загорелся странным охотничьим блеском. Этот пугающий господин тут же без разрешения схватил мою руку и оставил на перчатке смачный слюнявый отпечаток губ. Резко высвободив руку, я юркнула за спину учителя в поисках защиты. Больных на голову людей я боялась.

– Какая красавица! – заверил новый знакомый, пытаясь придать голосу томность и романтичность, как соблазнитель из дешёвых бульварных пьес. Получилось мерзко, противно и как-то даже чересчур неискренне. Я бы постыдилась так притворяться, но он, с энтузиазмом продолжил. – Меня зовут Лавр…ентий! Вильфрид…

– Это моя ученица, – прояснил ситуацию чародей, не дав Лаврентию продолжить болтать. – Поэтому если ты вздумаешь к ней приставать, я оторву тебе всё, что только отрывается, друг мой.

– Ну, никакого уважения к богу, – недовольно пробурчал мужчина, вызывая недоумение и очередную порцию отвращения. Никогда не любила подобных типов.

– Эния, попроси у хозяйки комнату, тебе надо отдохнуть с дороги, – предложил Вильфрид, не поворачиваясь ко мне, но внимательно, словно за опасным зверем наблюдая за своим приятелем. – Она видела, что ты со мной, вопросов задавать не станет, а мы пока поговорим о делах.

– Хорошо, – согласилась я и торопливо сбежала от мужчин, не понимая, что можно обсуждать с таким типом? Какие дела?

Хозяйка расплылась в улыбке, узнав, что я ученица Вильфрида, пообещала ужин через час и проводила на второй этаж.

Конечно, это был не дворец, но постоялый двор явно не бедствовал, и недостатка в посетителях не имел. То и дело навстречу попадались люди, на окнах стояли горшки с цветами, а вдоль коридора висели масляные лампы – не дешёвое удовольствие, надо сказать. И что приятно, светлый коридор чистенький, опрятный.

Меня поселили в небольшую комнату с кроватью и письменным столом в углу. Я не спеша сняла дорожную шляпку, вытащила шпильки из причёски, устав от головной боли. Как же хорошо без них, свободно.

Чтобы не потерять, ссыпала их в кошель, и с усмешкой оглядела свои пожитки. Иконка Лаврового бога, у которого просили прощения грехи и награду за терпение, легла в ладонь. Последнее, что у меня осталось из прошлого. Интересно, могут ли чародеи молиться?

Стук в дверь меня удивил – я не ждала посетителей, а для ужина было рановато. На пороге оказался Вильфрид, уже без привычной мантии.

– Всё в порядке? – спросил чародей, разглядывая комнату за моей спиной.

– Да, конечно, – посторонилась я, жестом приглашая гостя пройти, но он только покачал головой. – Вы уже обсудили дела с этим скользким типом?

– Нет, – усмехнулся Вильфрид, глядя с ехидцей. Не знаю, позабавили его мои слова или что-то другое, но я почувствовала себя неловко. – Наши дела, скорее всего, займут всю ночь, поэтому не теряй меня. Если что-то понадобиться, просто скажи хозяйке. Чувствуй себя как дома.

– Хорошо, – кивнула я и, не сумев преодолеть любопытство, спросила: – А кто ваш знакомый? Он показался мне немного странным и хамоватым, а смотрелся вообще как попрошайка, наряженный в господскую одежду.

Чародей чуть не захлебнулся смехом, от души порадовав гоготом весь коридор. И что я такого сказала? Хорошо поблизости никого нет, а то он хохочет так бесстыдно.

– Если он об этом узнает, то у него сердце разобьётся!

– Мне совершенно всё равно, что будет с его сердцем, – обиженно поджала я губы.

– Если бы ты знала, кто он, может, остереглась такой жестокости.

– Отчего же? Это министр иностранных дел под прикрытием? – вздёрнула я бровь.

– Ты религиозный человек? – неожиданно спросил учитель.

– Монах в отставке? – предположила я, в очередной раз развеселив чародея.

– Теплее, но нет. Ещё версии есть? – спросил он с любопытством. У меня нашлись бы и другие варианты, но, судя по всему, Вильфрид собирался их потом озвучить Лаврентию, так что, подавив желание высказать самые гадостные, я отрицательно покачала головой. – Он бог.

– Какой? – опешила я.

– Наш.

– Чародейский, что ли? – раньше, я совершенно не допускала мысль о язычестве или многобожии, но этот вариант мне нравился больше других.

– Да нет, общий. Лавровый бог, Великий Бог непостоянства бытия, как его называют.

В коридоре и без того пустынном, повисла тишина. Я стояла, кажется, даже не моргая, а бестолково глядя перед собой. Чародей не торопил.

– Шутите? – осторожно спросила я, надеясь на это.

– Нет.

– Издеваетесь?

– Нет.

– Хотите сказать, что это правда?

– В каком-то роде да.

Опять замолчали. Я глупо переспросила:

– А вы точно меня не обманывайте?

– Эния, – печально выдохнул Вильфрид, уже устав потешаться, и протирая уголки глаз от невольно набежавших слезинок, – мне нет никакого смысла врать! Ты, когда начнёшь заниматься, и сама это поймёшь!

Я тяжело вздохнула. Прав он, придраться не к чему, а все равно какая-то ересь получается.

– Как-то… странно это, – буркнула я только.

– Ни капельки. Если есть иконка, можешь даже приглядеться – найдёшь много похожего! – посоветовал учитель дружелюбно. – Ну ладно, сейчас я должен идти к тому самому скользкому… До утра?

– До утра, – тихо согласилась я, закрывая дверь.

Единый Бог – Великий Лавровый Бог непостоянства бытия для нас как свет в окошке, единственная надежда. Его великодушным и высокодуховным заветам мы свято следовали. По всему миру возводились храмы в его честь, строились монастыри, в которых запирались благородные монахини, решившие посвятить себя богу. И Вильфрид хочет сказать, что тот мерзкий тип и есть наш великий бог?

Я подошла к столу, где оставила иконку. Снова взяла её в руки и принялась тщательно, с особым вниманием рассматривать, словно ища различия. Курносый нос, который я сегодня про себя нелестно окрестила шнобелем, невинные, но такие же широко распахнутые и голубые глаза, пухленькие щёки, гладко уложенные, а не всклокоченные волосы соломенного цвета, чуть отливавшие рыжиной. Как ни прискорбно, бог на иконе отличался от встреченного мною хама только возвышенным видом.

Я приоткрыла створку окна, всё ещё задумчиво разглядывая предмет, который считала единственной связью со старым миром. Замахнувшись, резко бросила икону куда-то вдаль, брезгливо вытерев руки.

Если Вильфрид наврал, то будем считать это окончательным расставанием с прошлым. А если всё окажется правдой… Вопросов, относительно своей судьбы, я больше не имею.