Путь океана: зов глубин

* * *

Чума опустошила улицы Вердены, когда-то — одного из красивейших прибрежных городов Лавраза.

Казалось, он покинул его много лет назад.

Впрочем так и было, если судить по сбитым часам внутренней жизни Витала.

Дома, на которых после бесконечных акваторий отдыхал взгляд, посерели и словно съежились. Улицы вымерли.

Порт же жил.

Дым от погребальных костров и летающий в небе пепел превратили Вердену в город смерти. На домах осел толстый слой копоти с палец толщиной. Но запах гари был не самым худшим в этом пропитанном смрадом месте.

Сильнее всего Витал возненавидел трупное зловоние. Даже с центральных улиц уже никто не убирал тела, замотанные в тряпьё.

Выжившие тощие горожане, одетые в тусклое платье, бесцельно ходили по опустевшим улицам, в углах которых копился мусор и спали сытые бродячие собаки. Больные сидели вдоль стен и просили подаяние. Казалось, они дремали.

Или были мертвы.

Носатая страшная маска доктора вдруг повернулась на него и замерла.

Витал оглянулся на товарища.

Джу шёл от него в отдалении и вид имел самый беззаботный. Если конечно таковым следовало считать его плосконосое лицо с опущенными уголками толстых губ и полуприкрытые глаза. Впрочем, глаза Джу покинула прежняя тяжесть.

Дыхание жизни носили только дети, которые шмыгали под ногами и выпрашивали «дядь, дай монетку». Гурьба подростков даже намеревалась его ограбить, но скоренько перебежала на другую сторону улицы, едва заглянув ему в лицо, когда он с ними поравнялся. Он только сдвинул треуголку на глаза.

Витал слышал, что помимо мореходов, чума не трогает детей и юнцов, поражая, в первую очередь, стариков и людей старше тридцати, и тихо порадовался, что его рисовальщики оказались крепкими.

Очередное из уцелевших злачных местечек, куда словно тысячу лет назад он изредка заходил проведать знакомых контрабандистов, находилось у порта.

При должной сноровке полулегальный товар проходил через него за считанные часы.

По памяти он нашёл неприметную дверь, у которой охранник, верзила с глубокими оспинами на рыхлом лице, дымил слишком вычурной для простолюдина трубкой. Полы истёртого кожаного плаща непонятного цвета топорщились, ненавязчиво сообщая посетителям, что под ними пара рукоятей пистолетов и короткий ятаган. Придирчивый взгляд мутных серых глаз смерил гостя сверху донизу.

— Доставка из «Чай, кофе и другие колонiальные товары», — сказал Витал и приподнял треуголку, не сводя взгляда с лица постового.

Здоровяк едва заметно кивнул и сделал шаг в сторону, пропуская внутрь.

Витал сбежал вниз по скрипучей лестнице.

Ему открылся Чёрный Рынок Вердены.

Вопреки запустению на поверхности, под землёй шла бойкая торговля.

Прилавки ломились от разнообразного товара: замусоленные не больше пристойного колоды краплёных карт, концентрированные яды для разведения и легальной перепродажи, отмычки — от самых ломких, до самых непобедимых, ножи и кинжалы, включая статусные монашеские мизерикордии, модифицированные в обход международных пактов мушкеты, и так далее, и так далее…

Помимо карманников, бретёров, бандитов всех мастей, разной сволочи и даже пиратов, здесь отоваривались и приличные господа: налоговые разницы по заключённым контрактам напрямую устремлялись по карманам дельцов и миновали казну.

Участники сделок дорожили репутацией продавца и покупателя, а потому все и всегда оставались довольны.

Внимание Витала привлекли ряды с живописью.

Опытный глаз сразу подметил огрехи в копиях известных полотен, которые конечно же писались не с оригиналов. Однако в домах внезапно разбогатевших торгашей или заядлых картёжников они смотрелись вполне прилично, какое бы недоумение ни вызывал к примеру пронзительно-замогильный Рембранди или Каровадзи с его экстатическим надрывом, завуалированным в светотени, в гостиной бывшего лавочника. Однако по счастью публика этого сорта выбирала мастеров поярче и пожизнерадостнее, наподобие Тобасса.

Витал внимательно изучал прилавок. Копии картин были выполнены терпимо, однако по-настоящему качественных работ на наблюдалось. А значит, ниша для его замысла пустовала.

К нему подошёл вихрастый рыжий парнишка и заворожённо уставился в покрытое татуировками лицо.

— Чего вам, милейший?

— Позови хозяина.

— Так я — он и есть. Батя почил третьего дня как.

Витал вздохнул.

— Значит так. Мне велели передать в твою лавку за новую партию. Рыжий Морис работал по дорогому картону с прежним поставщиком по прозвищу Моряк. И всегда брал задаток не менее трети.

— Ща.

Подросток вытащил из-под прилавка замусоленный журнал и начал возить по исписанным страницам ногтем с чёрной каймой.

— А кого давал?

— Виттан, Клаус Хед, ван Дейерн, Рубино… Бенталетто тоже посмотри.

Видя замешательство неопытного дельца, он подсказал:

— Смотри в девицах с амурами в парках, в натюрмортах с едой… городские пейзажи, и чтобы обязательно с водой… и хм. Дородных дам.

— А!

Показались закладки со словами «девки», «жопастые девки», «хавчик» и «города». Парнишка близоруко сверился с ценниками, яростно закивал и умчался куда-то в застенки.

Джу с интересом наблюдал за переговорами.

Вопреки обыкновению, Витал не стал ждать у прилавка и двинулся дальше по рядам.

В прежней жизни он ни за что бы не решился идти вглубь места, где прямо на коленке над засаленной тряпкой выскабливали золото из монет.

Высвободившуюся пустоту заливали свинцом, который плавили тут же, в ложке над свечой. Так, за один золотой выходило по двадцать серебряных. Недурно, но… Но не теперь.

Дурнота гнала его с места.

Витал дошел до фальшивомонетчика, рядом с которым толклись неприметные шулеры. Мимо флегматичного рябого торгаша то и дело проходили подозрительные, слишком хорошо одетые посетители. Не составило труда понять, что именно здесь, за ширмой поддельных денег, кроется нечто большее — оружие.

В обычной развязно-мореходской манере он велел «покажи товар», но заметив новое лицо, да ещё и морехода, хозяин отказался. Когда же к ним подошёл Джу и со значением посмотрел на несговорчивого хозяина, продавец со вздохом сдвинул хлипкую деревянную стену. За ней открылся огнестрельный арсенал, по углам которого стояли постовые.

У Витала глаза разбежались.

На потемневших от времени оружейных стойках, мерцая инкрустацией и матовым сиянием драгоценных пород древесины, располагались дульнозарядные ружья, многоствольные колесцовые пистолеты и даже двуствольный карабин.

Здесь же он заметил и диковинного морехода, сосредоточенно выбирающего между трех- и шестиствольным пистолетами. При всём видимом спокойствии, руки его нервно поигрывали складным ножом.

С виду он выглядел вполне обычно: гражданский неброско расшитый камзол, подбитый толстой пунцовой кожей грубой выделки, вышитые соцветия с поблёкшей позолотой на сине-зелёных рукавах, тонущих в высоких перчатках…

Треуголку с затёртой кокардой он держал под мышкой, и оттого в глаза сильнее бросилась его голова: вьющиеся светлые волосы были собраны в подвязанный чёрной лентой хвост. Часть прядей падала на жёсткое лицо, но не скрывала, а только привлекала к нему внимание: скулы с вязью тёмных татуировок были перечёркнуты толстыми белыми полосами шрамов, как если бы мореход, стоя у зеркала, правил собственное лицо, прокладывая новые кровавые дороги вопреки пройденным во имя Гильдии путям.

Перед Виталом стоял самый настоящий, матёрый пират.

Не в силах отвести взгляд, капитан всё смотрел на шрамы на изрезанном лице, и в горле его всё рос и наливался болью ком.

Он вспоминал, как требовательно разъяснял своему татуировщику всю ценность непрерывной линии поверх самых неприметных шрамов, когда после всех ранений кожа его зажила, и как аккуратно, в несколько слоёв, перекрывали малейшие разрывы узоров.

Сглотнув, Витал представил, как стоит после трибунала перед зеркалом, и рукоять ножа в его кулаке такая липкая, и лицо его стянуто почерневшей кровавой коростой, по которой алыми бороздами зияет его новая судьба, и пятна на груди его бушлата такие тёмные, а белки его глаз такие белые…

— У тебя проблемы, капитан первого ранга?

Он вздрогнул от неожиданности. Пират обращался прямо к нему.

— Я?.. нет, я…

— Да нет, братан, проблемы как раз кончились. Мы только после приговора, пришли на корабле торговцев чёрным деревом, — Джу чуть кивнул в приветствии и как бы невзначай потёр шею, демонстрируя следы от колодок на запястье. — Осматриваемся…

Витала передёрнуло. При всём знании криминальных кругов, которые проходил по касательной, для него было совершенно неприемлемо вываливать вот так всю биографию первому встречному. Да ещё и пирату…

На удивление, мореход водрузил на голову треуголку и почтительно поцокал языком.

— В таком случае, братан, могу только пожелать тебе удачи шальной. Разыщи Вдову, коли нужда в работе будет.

Верность и любовь к Гильдии проросли в нём в нечто настолько кошмарное, что превратили его изрезанное лицо в месиво застывшей слепой ненависти. Витал рассеянно смотрел в спину выходящему из арсенала головорезу.

Головорезу, который мог бы запросто всадить ему нож в спину.

Головорезу, который, если уж себя так изувечил, был способен на подлинные зверства в сторону любого неугодного.

Головорезу, который говорил с ним на равных.