Любовь на уме

Глава 22

Я не знаю, как провела ночь после прочтения письма. Все как в тумане. Проходят часы, и я плачу. Я дышу. Я пытаюсь понять, что это за беспорядок. Я чувствую себя злой, потрясенной, избитой, одинокой, грустной.

Леви звонит мне дважды, но я вспоминаю одинокую слезу Росио, блестевшую на ее щеке, и чувствую себя слишком грязной и запятнанной, чтобы заставить себя взять трубку. Что бы сказал Леви, если бы узнал? Поверит ли он мне? Как он может поверить, если у STC есть мое настоящее имя? Я уже не уверена, что поверила бы себе.

На следующий день, чтобы сосредоточиться на работе, мне потребовались все мои навыки компартментализации, а их не так уж и много. Выталкивание вещей из головы — не один из моих талантов, но я справляюсь со своей задачей довольно хорошо. Леви снова звонит утром, и снова я не отвечаю, но пишу ему, что была завалена BLINK (ужасное оправдание, поскольку мы работаем вместе) и что я занята встречей Тревора в аэропорту (не оправдание, но такое же ужасное).

— Крамер не смог приехать — что-то с симпозиумом ВОЗ — но он очень счастлив, — говорит Тревор вместо «Привет», «Как дела?» или других слов, с которых нормальные, порядочные люди начинают разговор. — И знаешь, что происходит, когда Крамер счастлив?

Он дает мне лабораторию далеко от себя. По крайней мере, по коридору, возможно, на другом этаже, в идеале — в другом здании. Если у меня вообще есть будущее в академических кругах. Если меня не раскроют как лицемерного рэкетира. — Нет.

— Он переправляет средства в нашу лабораторию, вот что. Когда будут готовы костюмы?

Я закатываю глаза, выезжая из «Прибытия». — Это шлемы. Теоретически прототип уже готов. Нужно будет внести некоторые коррективы для каждого отдельного астронавта.

— Верно, ты упоминала об этом в одном из отчетов. — Я говорю об этом во всех отчетах, но понимание прочитанного никогда не было сильной стороной Тревора. — Парень Уорда, тот, кто выступает на стороне NASA? Должно быть, чертов гений, раз так быстро все провернул.

Я медленно выдыхаю. У меня и так дерьмовый день, и я, наверное, не должна усложнять его, говоря своему боссу, что он — пирожное из писсуара. Но с другой стороны, раз у меня такой дерьмовый день, я не могу удержаться от того, чтобы не сказать ему, что он таков. Вот это проблема. — Уорд и я — со-руководители, — говорю я, мой тон жестче, чем когда-либо был с Тревором. Он, должно быть, понимает, потому что бросает на меня раздраженный взгляд.

— Да, но…

— Но?

Он смотрит в окно, укоряя меня. — Ничего.

Лучше бы так и было.

Тревор — самый маленький из присутствующих больших шишек. Здесь два техасских конгрессмена, по крайней мере три босса Бориса и множество сотрудников Космического центра, которые не имеют прямого отношения к BLINK. Меня представили всем, но я не запомнила ничьих имен. Здесь много слов «впечатляет», «не терпится увидеть шлемы в действии» и «это уже история», что заставляет меня нервничать и опасаться, но я говорю себе, что все будет хорошо. Сейчас моя работа — это единственное, что я держу под контролем — спасибо доктору Кюри за это.

Цель демонстрации — показать, что шлем улучшает внимание Ги во время симуляции полета. Гости будут наблюдать за происходящим на большом экране из соседнего конференц-зала, а Леви, основная команда инженеров и я будем находиться в комнате управления и следить за тем, чтобы все шло гладко. Я думаю о том, чтобы уделить пять минут наедине с Гаем, чтобы признаться ему в том, что касается брака, но толпа и хаос делают это невозможным.

Я перепроверяю свои протоколы, когда входит Леви и направляется ко мне. — Привет. — Его глаза серьезные. Темно-зеленые. Красивые, как подлесок в лесу. Он придвигает стул рядом с моим, расстояние между нами стирает грань между коллегами и чем-то большим. Я должна отодвинуться, но никто не смотрит на нас, и его вид все равно переполняет меня: как будто все те таинственные муки, возведенные в ранг десятых. Я понимаю, что прошлая ночь была первой, которую мы провели порознь с тех пор… с тех пор, как произошло то, чем мы являемся, и что быть с ним снова — это как…

Нет. Это не похоже на дом. Дом — это что-то другое. Дом — это новая лаборатория, которую я получу благодаря этой работе. Дом — это публикации, о которых я буду писать сегодня. Дом — это сообщество женщин в STEM, которое я создала для себя и за которое мне придется как-то бороться. Это дом, а не Леви.

— Привет, — говорю я, отводя глаза.

— Ты в порядке?

— Нервничаю. А ты?

— Нормально. — Не похоже, что он в порядке. Должно быть, я передаю это, потому что он добавляет: — Там беспорядок. Это не связано с работой — я объясню позже.

Я киваю, и на какую-то дикую, безрассудную секунду у меня возникает странный импульс рассказать ему о своем беспорядке. Я должна, не так ли? Рано или поздно мое имя станет известным. Если я расскажу ему сейчас, он…

Поверит, что Мари — а значит, и я — мошенник. Как и все остальные, кроме Шмака. Нет, я не могу ему сказать. Ему все равно будет все равно.

— У меня есть кое-что для тебя, — говорит он, уголок его губ изгибается в небольшой улыбке. Тыльная сторона его руки касается моей, и мое сердце сжимается. Со стороны это, вероятно, кажется случайностью. Но это не так.

— Да?

— Я покажу его тебе позже. Это связано с твоим воображаемым котом.

Я слабо улыбаюсь. — Не могу дождаться, когда Фелисетта стошнит на твою клавиатуру.

Он пожимает плечами. — Воображаемая рвота — мой любимый вид. — Он прижимает свое колено к моему и встает, останавливаясь на полпути, чтобы прошептать мне на ухо: — Я скучал по тебе прошлой ночью.

Я дрожу. Он уходит прежде, чем я успеваю ответить.

— Одиночество убивает меня, и я должен признаться, я все еще верю.

И снова все в комнате управления смеются над воплями Гая. Ситуация в конференц-зале, вероятно, такая же.

— Это было прекрасно. Спасибо, — весело бормочет Леви в микрофон. Мы обмениваемся короткими взглядами. Мое сердце трепещет. Я чувствую себя так, будто собираюсь выйти на сцену для школьной пьесы, которую репетировала весь год. Но я взрослый человек, и на кону стоят мои профессиональные надежды и мечты. А это, напоминаю я себе, единственные надежды и мечты, которые я допускаю. — Готов начать?

— Я родился готовым, детка. — Парень поднимает одну бровь под козырьком шлема. — Ну. После родов, которые моя мать часто называет самыми томительными сорока тремя часами в своей жизни.

— Бедная леди. — Леви покачал головой, улыбаясь. — Ты знаешь, что делать, но вот что произойдет. Мы начнем задание на внимание на экране.

— Мне платят за то, что я играю в видеоигры. Отлично.

— Затем мы активируем шлем, когда будем готовы, и измерим твою производительность в обоих условиях, на время реакции и точность.

— Понял.

— Тогда начинаем через несколько секунд. — Леви выключает микрофон. Мы с ним обмениваемся еще одним взглядом, на этот раз затяжным.

Вот и все.

Мы сделали это.

Ты и я.

Вместе.

Затем Леви поворачивается и кивает Ламару, чтобы тот начинал процедуру. Мне почти ничего не нужно делать, поскольку протоколы уже запрограммированы и готовы к работе. Я откидываюсь назад, смотрю на монитор, фиксируя взгляд на сидящей форме Гая.

Надо будет купить ему подарок, думаю я. Бутылку чего-нибудь дорогого. Билеты на концерт Бритни. За то, что был так терпелив, когда я продолжала стрелять тета-всплесками в его мозг. За то, что был таким милым. За то, что лгала ему. Затем задание загружается, и я слишком занята наблюдением, чтобы думать о чем-либо.

Все начинается как обычно. Задача парня — распознавать стимулы, когда они появляются на экране. Он астронавт, и на базовом уровне работает в десять миллионов раз лучше, чем я, обычный повседневный слабак, когда-либо могла бы. Через несколько минут Леви подает еще один сигнал, и активируется протокол стимуляции мозга, который я написала.

Проходит десять секунд. Двадцать. Тридцать. Я смотрю на оценки показателей эффективности — ничего не происходит. Точность и время реакции колеблются около тех же значений, что и раньше.

Черт. Что происходит? Я нервно ерзаю на своем месте. Задержка между началом стимуляции и улучшением показателей обычно уже позади. Я смотрю на Леви с обеспокоенным выражением лица, но он спокоен, сидит в своем кресле, сложив руки на груди, и попеременно смотрит то на Гая, то на показатели. Единственный признак нетерпения — его пальцы, барабанящие по бицепсу. Он делает это, когда сосредоточен. Леви. Мой Леви.

Я стимулирую дорсальную премоторную кору Гая — почему, черт возьми, он не совершенствуется?

Внезапно, цифры начинают меняться. Точность подскакивает с 83 процентов до 94. Среднее время реакции уменьшается на десятки миллисекунд. Новые значения колеблются, а затем становятся стабильными. Клянусь, вся комната в унисон вздыхает от облегчения.

— Мило, — пробормотал кто-то.

— Мило? — спрашивает Ламар. — Это эпично.

Я поворачиваюсь, чтобы ухмыльнуться Леви, и вижу, что он уже смотрит на меня со счастливым, не поддающимся расшифровке выражением лица. По крайней мере, все идет отлично. Вся моя жизнь — дерьмо, но это работает. Мы сделали что-то хорошее, полезное и просто крутое.

Я же говорила тебе, не так ли? Что надежно, и заслуживает доверия, и никогда, никогда не бросит доктора Кюри? Наука. Наука — это то, что нужно.

Пока не перестанет.

Я первая поняла, что что-то не так. Большинство инженеров переговариваются между собой, а глаза Леви все еще смотрят на меня с любопытным, серьезным выражением. Но и значения, и мониторы находятся в поле моего зрения, поэтому я замечаю, как цифры меняются до значений, которых мы никогда раньше не видели. И то, как судорожно дергается локоть Гая.

— Что… — Я указываю на него. Леви тут же поворачивается. — Он в порядке?

— Рука? — Брови Леви сходятся. — Я никогда не видел ничего подобного.

— Это похоже на то, что произошло бы, если бы мы стимулировали его моторную кору, но мы определенно не… Вау. — Подергивания становятся значительно больше. Все тело парня начинает дрожать.

Леви включает микрофон. — Гай. Там все в порядке?

Ответа нет.

— Гай? Ты меня слышишь?

Тишина. И Леви все больше хмурится.

— Гай, ты…

Парень падает со стула с громким стуком, его тело одновременно жесткое и вялое. В комнате управления начинается хаос — все стоят, полдюжины стульев скребут по полу.

— Остановите протокол! — кричит Леви, и через секунду он уже выходит из комнаты в лабораторию. Я вижу, как он появляется на мониторе, опускается на колени рядом со спазмирующим телом Гая и берет его на руки. Он поворачивает его на бок и очищает пол от близлежащих предметов.

Припадок. У Гая припадок.

В комнату врываются другие люди — врачи NASA, инженеры — и задают Леви вопросы о протоколе стимуляции. Он отвечает как может, продолжая держать Гая на руках, пока врачи работают вокруг них.

Это все из-за Пенни. Леви знает, что делать, благодаря Пенни.

Повсюду царит хаос. Люди бегают по коридорам, входят и выходят из комнаты управления, кричат, ругаются, задают вопросы, на которые нет ответов. Некоторые из них адресованы мне, но я не могу ответить, не могу ничего сделать, кроме как смотреть на лицо Гая, на то, как Леви обнимает его. Я падаю обратно в кресло. Через минуту или час мои глаза отводятся.