Soulmates Never Die

Тем не менее, Донхи так и не поняла, что любезно принявший её после встречи с Рейном врач был не обычным доктором. Да, Юнги тогда почти силой её отволок в больницу, но они с Джином ни словом, ни взглядом не выдали своего знакомства, общаясь в чисто деловом плане.

Намджун, конечно, понимает, что хён хочет ему рассказать, аккуратно подталкивая – шрамы он при осмотре точно заметил, выводы об их происхождении сделал и теперь беспокоится, но… Да, всегда это чёртово «но»: он хочет услышать о каждом сам. От Донхи. Хочет, чтобы она сидела рядышком, без любого страха обнажая кожу и рассказывая, что, как и зачем, а потом просто отпустила бы все переживания и разрыдалась на его плече.

Ага, размечтался.

- Хён, я приду в пятницу, - Сокджин мрачновато кивает, потому что он хороший друг и уважает чужие решения, - но если она согласится пойти со мной, то прошу тебя быть осторожным, ладно?

Он и правда хороший друг.

Он соглашается.

***

- Ты предлагаешь мне продать доверие нуны за еду? – Тэхён скептично поднимает бровь, но в предложенный бургер вгрызается сразу же. Намджун только хмыкает насмешливо (как же, рядом с этим пацаном он вечно корчит из себя взрослого) и уточняет:

- Я прошу тебя рассказать мне то, что может мне помочь понять её. Серьезно, я не могу понять абсолютно ни-че-го, потому что если сначала думал: «Чёрт, а вдруг родители больные, или она осталась сиротой, поэтому нужны деньги и четыре работы». Но, Тэхён-а, - мужчина доверительно протягивает студенту папку, - они живы и в порядке, хотя это и единственное, что я сумел найти.

Тэхён молча смотрит на фотографию трёхлетней давности, где Донхи – такая, какой он всегда её знал – улыбается, обнимая немолодых уже родителей. Проводит кончиком указательного пальца по длинным локонам, причудливо накрученным, вспоминает, как она просила посоветовать ей одежду для семейной фотографии, как доверчиво льнула в объятия, разрешая закрепить сзади на шее тонкую хитросплетенную цепочку.

- Прости, хён, - он закрывает папку, сам заталкивает её в Намджунов рюкзак между других, а сам хмурится, мрачнеет всё больше и больше с каждой секундой, - но я не могу сказать тебе абсолютно ничего. Она расскажет сама, сейчас или позже, или если её что-то напугает или смутит, но я – я не могу сделать этого.

- Понимаю. Но бургеры ешь, не стесняйся, их еще штук шесть есть.

Тэхён смешно морщит нос, но разрешает растрепать его выкрашенные в вишнёвый волосы.

***

«Что-то напугает или смутит». Намджун никак не может выбросить эту фразу из головы, всё же есть в ней что-то зловещее, что-то настолько темное, что хочется сгрести девушку в охапку и не выпускать из рук и своего дома, хочется уложить её в кровать, сорвать никому не нужные тряпки, проследить кончиками пальцев изгиб этих чёртовых ключиц и…

Намджун бьет себя папкой по голове: безопасность Донхи превыше всего. Тем не менее, до встречи с Джин-хёном и остальными осталось два дня, а он всю эту неделю только и делал, что мыкался по городу по работе, сумев выделить время только на разговор с Тэхёном. С Донхи и вовсе не было возможности сконтачиться: на все сообщения она отвечала поздно ночью и не совсем понятно, так что Намджун решил отстать и дать бедняге выспаться. Хоть немножко.

- Принесите счёт, пожалуйста, - юрист ловит юркую и веселую официанточку, заранее готовя ей чаевые отдельно от суммы заказа – после знакомства с Донхи он начал понимать, насколько тяжело трудиться на такой работе, так что и чаевые он пытается оставлять побольше, ему ведь не трудно с большой заработной платой, а студентка точно найдет куда эти деньги пристроить. Тем временем смешливая девчонка вприпрыжку возвращается назад, протягивает еще теплый чек и, заметив что-то за его спиной, шокировано ахает:

- Ой, мама, нужно вызвать полицию! Бедную девочку сейчас убьют!

Намджун взволнованно оборачивается, встает со стула…

И несется через дорогу, не обращая внимания на автомобили и крики водителей, совсем ни на что.

Потому что Донхи молча стоит, будто каменный утёс, пока пожилой мужчина отвешивает ей сильные пощечины, удерживая свободной рукой. Донхи молчит, только голова мотыляется от приложенной силы, и тело при каждом ударе содрогается от боли.

Боже, да она даже не плачет.

Намджунов кулак врезается аккурат в висок не ожидавшего подобного мужчины, он одним движением закрывает девушку собой и хватает нападающего за ворот пиджака.

- Я не знаю, чего ты хотел от моей принцессы, но если увижу еще раз, еще хоть один разочек тебя ближе к ней, чем на десять метров – тебе конец, аджосси.

Где-то за углом воют сирены полиции, Донхи всё также молчит, уставившись отсутствующим взглядом в асфальт, и Намджуну приходится сжать пальцами её ладонь, чтобы привлечь внимание.

- Хочешь остаться, пока не приедет полиция?

Он и так знает ответ. Донхи медленно качает головой, неуверенно осматривается по сторонам, будто и забыла совсем, где была и что делала, спотыкается взглядом о всё так же сидящего на земле нападавшего, содрогается и тихо, на грани слышности, просит:

- Уведи меня отсюда.

Намджун бы лучше подождал ребят в синей форме, описал произошедшее, обсудил возможны сроки наказания для того урода и отвез Донхи в больницу, где оставил под чутким руководством Сокджина залечивать все травмы - как физические, так и психологические. Сам бы в это время связался с парочкой знакомых прокуроров, аргументировал свой хук с левой как самозащиту, а после…

Донхи начинает мелко дрожать, сама того не понимая, и Намджун растеряно осматривается вокруг, у него ведь точно был с собой огромный теплый шарф и пиджак – хоть и апрель, но перестраховаться не помешает. Мужчина бездумно притягивает официантку (уборщицу/разносчицу/что же там еще было… а, курьер) поближе к себе, упорно не замечая её попыток освободиться, и ищет взглядом переход.

- Господин посетитель, вы забыли.

Намджун рефлекторно снова задвигает шипящую Донхи за спину, но это оказывается всего лишь та девчушка-официантка. Она протягивает его вещи, улыбаясь, и поверх аккуратно сложенного пиджака лежат те самые купюры на чаевые, которые он ей оставил. Когда Намджун только успел рассчитаться, даже и не помнит, но пиджак он быстро накидывает на плечи Донхи, шарфом закутывает её окровавленные ладони, а официантке упорно запихивает в карман деньги.

- Спасибо, что помогла.

- Нет, - упорно мотает головой, указывая на скручивающих мужчину полицейских, - я лишь вызвала полицию. Это мне стоит благодарить, что не оставили без внимания подобное происшествие.

Намджун правда не знает, что ответить.

***

Донхи даже и не сопротивляется. Парню уже даже немного страшно: осознает ли она вообще теперь, где она и с кем? Стоит ли вызвать Джин-хёна или плюнуть на её короткие «нет» и самому отвезти в больницу?

- Я в порядке.

- Да ничерта ты… - парень на мгновение прекращает выпутывать её из своих же вещей, поднимает ошарашено взгляд и с облегчением выдыхает. – Ты в порядке.

- Угу, - улыбается, а у самой губы в крови и почему-то ладони, точнее, кончики пальцев израненные. Юрист догадывается, что сначала она просто пыталась сбежать, царапала подушечками пальцев стены, но…

Он молча садится на пол перед ней, и хорошо, что в гостиной нормальное освещение, потому что смыть кровь, вымачивая полотенце в подготовленном тазу с теплой водой и анестетиком, перемотать измученные ладони, а кончики пальцев заклеить маленькими смешными пластырями со зверьками – для племяшек покупал. После подняться вверх, на измордованное лицо, проглотить вопрос об МРТ и рентгене – Донхи ни за что не согласится на это, хотя возможность травмы есть. Нанести мазь на уголки губ…

Намджун всё же не выдерживает.

- Почему это с тобой случилось?

Донхи смотрит на него… Чёрт возьми, он впервые видит настолько откровенное удивление на её лице. Она моргает, застывает в одном положении, пока Намджун легко касается её щеки.

- Ты правда хочешь знать?

- Я хочу всё о тебе знать, - вымученное, выстраданное, потому что он тоже не железный, потому что хочется такого же доверия…

- Это всё такая фигня, знаешь, - она улыбается болезненно, в уголках губ застыла кровь, а из брови всё еще сочится. – Это, блин, настолько же и грустно, насколько смешно.

- И что ты будешь делать с этим? – Намджун залепляет последнюю царапину широкой лентой пластыря, прикладывает лёд к наливающейся темной краской острой скуле, и Донхи шипит. Шипит, но смотрит с уверенностью. Впрочем, как и отвечает, смотря будто бы прямо в душу.

- Жить. Пока получится.

Пока Намджун моет руки в ванной, она исчезает.

***

- Выглядишь так, будто кого-то убил, - Сокджин – сама любезность, и снова в розовеньком свитерочке. Намджун молча тащит к себе пиво, но всё же не сдерживается – огрызается.

- Почти, и что?

За столом мгновенно застывает тишина, но парень не реагирует на это, у него заботы вовсе не те.

- Ты не привел её сегодня, - Сокджин осторожно придвигается, с другой стороны от юриста падает Юнги – и белозубо скалится.

- Сегодня была на работе, ей уже лучше, просила влепить тебе подзатыльник, чтобы прекратил терроризировать всех подряд. Правда, я против насилия, так что сегодня ты просто пьешь штрафную.

Намджун в одно мгновение расслабляется, растекается по столешнице амебой и устало выдыхает.

***

Она приходит сама. Капает весенним дождем на площадку перед дверью, смотрит взглядом погрызенного жизнью щенка, и Намджун не знает, чего желает больше: обнять и просушить чудушку волосы, влепить хёнский подзатыльник и уложить спать, или же отвести на кухню, чтобы долго и методично драть в мозг.

Донхи ему выбрать не дает.

- Покормишь? Директор Юнги влепил мне оплеуху и сказал, что уволит, если не пойду к тебе, так что я даже дома не была.

Намджуну дыхание перехватывает: раньше она его не просила. То есть, была какая-то фигня вроде «передай пиццу» или «кинь мне полотенце», но в плане «я полагаюсь на тебя» - это её третья просьба. Первая была ужасающей – она подсознательно искала защиту, и высказать смогла только во сне этим своим гребаным французским с идеальным произношением, вторая – недавнее «уведи меня отсюда», которое лучше всего показало, что девочка ему доверяет.

- Пошли, там баклажаны еще есть и курица в соусе, или тебе какой-то суп приготовить?

Тянется за протянутым полотенцем, вот только Намджун быстрее, и она затихает в поистине медвежьих объятиях для её хрупкого тела – тонкого, изможденного, выдержанного только на кофе и сигаретном дыме. Затихает, молча прижимаясь влажной после дождя щекой к его рубашке, даже не дергается (почти), когда парень утыкается в её волосы носом, лишь дышит тихо и сипло своими вечно недолеченными легкими.

А Намджуну крышу сносит. Срывает бешеным ураганом от жара её тела (надо бы не забыть подмешать ей таблетки; как ребёнок, чесслово), от дыхания, оседающего на кадыке, от запаха, боги, как же она умопомрачительно пахнет – дождем, сигаретами своими ментоловыми и легко, на грани ощущений – что-то свое, непонятное. От этого у него, взрослого уже мужчины – нет, не коленки подкашиваются – но в голове туманится, так что приходится даже щеку прикусить, чтобы в себя прийти. А Донхи молчит, даже когда он уже откровенно касается её шеи губами, хотя, возможно, она даже и не видит в этом ничего… эдакого.