Группа дополнительных занятий

Глава 3

– Походите где-нибудь, – сказал господин заместитель по наукам и помахал сухой, как щепка, ладонью, словно отгонял мошкару. Потом поднял палец, добавил: – Без шатаний и безобразий. Тихо и смирно, чтобы вас никто не видел.

Кенан сказал вполголоса: слушаюсь, господин начальник. Конла ухнула, закашлялась. Господин заместитель по наукам прищурился через пенсне, повторил: чтобы тихо, и, заложив руки за спину, пошел по пустому коридору к преподавательским комнатам. Полы зеленого его сюртука мотались вокруг длинных, как ходули, ног. Класс молча проводил его взглядами и повалил курить. Элин поймала Резель и сказала:

– Почему бы не использовать это время с пользой?

Лицо Резели застыло, словно она хотела нагрубить, но было нельзя, спрятала жестяную коробочку и кивнула.

Как будто мне это нужно больше всех, подумала Элин.

– Жалко, – сказала Резель, поправила ленточку на хвосте, – сколько уже отменяют? Третья неделя пошла.

– Никто не застрахован от болезни, – сказала Элин. – Холода стоят, продуло.

– Жалко, – повторила Резель.

И в самом деле, подумала Элин. Неудачное время выбрал профессор Коппенс, чтобы слечь. Когда от тебя зависят не только отметки студентов, но и будущность некоторых из них...

– Может, его покусал оборотень.

Элин взялась за ручку библиотечной двери, пропустила Резель вперед. Та продолжала рассуждать, лавируя между шкафов к столу:

– Он здесь часто допоздна, до ночи, учит вечерние классы, а оборотень, наверное, голодный и злющий. Вот это будет ужас! Только бы не насмерть...

– Зачем предполагать неправдоподобное, когда есть объяснение гораздо проще?

Резель шлепнула на стол пухлую от вложенных листов тетрадь и пожала острыми плечами.

– Ну, как-то оборотень должен питаться. И бабуля Деак не заставляет нас молиться за его здравие, значит, не болеет.

– Быть может, благополучие коллеги для нее менее священно, чем самочувствие государыни, – сказала Элин, выложила из ранца учебник. От ежедневной ноши ныли плечи, и она незаметно потерла их, присев напротив.

Резель подволокла к себе учебник, открыла тяжелую обложку, пролистала. Достала из тетради листы, разобрала. Почесала щеку ручкой.

Элин откинулась на спинку стула, он заскрипел и подался за нею, Элин тут же вцепилась в стол и села прямо. Сказала:

– Оборотня вполне могли уже поймать.

– Тогда бы нам сказали. Или хотя бы сняли бумажку, – Резель показала ручкой на дверь.

– А если бы преподавателя съели, вас бы запугивали с удвоенной силой, – ответила Элин, осторожно пошатала стул. Сиденье вихлялось, и она замерла.

Подумала: а занятия бы не отменили, опасность для студентов не считается тут достаточным поводом шевелиться.

Кенан шумно потянул носом над ее макушкой. Элин вздрогнула всем телом, стул скрипнул под нею. Конла, которая пробралась в библиотеку так же незаметно, села рядом с Резелью. От них обоих пахло улицей и дымом, и руки, носы и уши были красные. Они принялись выкладывать тетради, еще более растрепанные, чем у Резели.

– Профессора Коппенса съел оборотень, – сказала она.

Конла долго на нее глядела, потом с шорохом протащила учебник к себе, спросила:

– Это кто говорит?

Кенан все еще дышал с сопением над Элин. Она подняла глаза. Кенан хмуро поглядел на нее, походил вокруг стола и остался стоять. Потом присел на корточки рядом с Элин, уцепился пальцами за столешницу и положил подбородок на край.

О, боги мои, прошептала Элин, встала, дошла до полок с материаловедением, сняла со стула стопку книг, аккуратно поставила на пол, подхватила стул и вернулась. Кенан уже занимал ее место. Элин уселась и наблюдала за ним вполглаза. Если уж стул грозил рассыпаться под нею, то под парнем длиннее нее и тяжелее...

– ...думает, что это специально, чтобы нас попугать, – говорила Резель, выворачивая голову, чтобы заглянуть в учебник. И так же изгибалась Конла, книга лежала между ними, и никто из них, видимо, не умел читать вверх ногами. Конла подняла голову и глянула на Элин.

– Изобретательный способ поддерживать дисциплину, – сказала та, поправила волосы. – Чтобы вы... воспитанники не ходили ночами и не совершали хулиганств.

Конла фыркнула. Конечно, подумала Элин, гораздо умнее считать, что в черте города завелась эдакая тварь, и до сих пор не сбежала в леса и не дала себя поймать.

Добавила мстительно: и почерк у вас неразборчивый.

Кенан извернулся, сложился пополам, спрятав голову под стол, с хрустом принялся чесать ногу. Задрал штанину, поскреб над ботинком и над толстым черным браслетом на щиколотке. Поймал взгляд Элин, буркнул:

– Чего?

– Занятное... украшение.

– Чтоб не убежали, – сказала Конла вполголоса, постучала чем-то твердым о ножку стола. – С учебы многие сбегают. Пытаются.

– Вам доверяют достаточно, чтобы отпускать на учение, – сказала Элин. Подумала с надеждой: значит, они какие-нибудь безвредные уголовники.

– Просто учителей дорого приводить прям туда, – сказал Кенан, – в камеры. Будут они морочиться, что ли?

Элин покивала якобы со знанием дела. Конла глядела на нее черными глазами, а потом вернулась к писанине. Они не осилили еще и абзаца.

– А у Нейла на руке, – сказала Резель, прихлопала промокашку к листу.

– Это чтоб он ничего не сделал, – сказала Конла. – Руку к херам, говорят, отрывает, если попытаться колдовать вредное. Это вешают тем, кто попал за колдовство или что-то связанное. Или вон одержимый. Мы видали одного одержимого, все хотел откусить кому-нибудь голову. Пробовал сам себе, но не смог.

– А вы, стало быть, не за колдовство? – поинтересовалась Элин самым светским своим тоном.

– Ни в коем разе. На клумбу насрали, – сказала Конла. – Без всякого магичества.

Они заржали оба, и из-за стеллажей рявкнули голосом госпожи библиотекаря: а ну тихо там!

Кенан показал полкам целую пантомиму. Потом принюхался, наклонился, лег грудью на стол, оглядел всех и сказал громким шепотом:

– Они там чпокаются.

– Кто? – спросила Резель вполголоса.

Конла тоже принюхалась, сказала тихо: ха!

– Библиотекарша с кем-то, – сказал Кенан, отклонился на стуле, чтобы заглянуть между шкафами.

– Отвратительно, – прошептала Элин.

– Смотря с кем, – сказала Резель. Порозовела, наклонилась над записями.

– В общественном месте! Среди книг! – Элин сделала большие глаза.

– А чего, тут, как учебники раздали, никого не бывает, кроме нас, – сказала Конла, повысила голос: – Вот мы сбили, наверное, потрахушки!

Кенан стек со стула, прилип к полкам, прижал палец к губам и пополз вдоль шкафа, скрылся за углом.

– Ой, выгонят нас, – вздохнула Резель. – А тут было хорошо. Тепло.

– К нам пойдем, – сказала Конла. – В женском доме протапливают.

Элин тоже отклонилась на стуле, и он не грозил развалиться. Видно было недалеко, но Кенана она заметила первым. Он возвращался быстрым мягким шагом, пригибаясь, словно прятался за низким забором. Влез на стул и сказал:

– А это пацан с боевой магии.

– Который? – спросила Конла тут же.

– Ну этот, – Кенан показал конус перед лицом, – носатый.

Конла хохотнула.

– Свезло так свезло.

– Ну, – сказал Кенан, – такая тетка, скачет, что тыквы прыгают.

Элин прислушалась. Раздавался ритмичный скрип, который она раньше принимала за жалобы полов на шаги.

Спросила:

– Какие тыквы?

Кенан показал, какие. Элин повторила: отвратительно.

Вспомнила отчего-то Орифию.

Конла затрясла рукой, сказала, что она уморилась, передала ручку брату и сползла по стулу, вывалив язык.

Отвратительно, думала Элин, поглядывая назад то и дело. Скрип затих, и скоро к двери пробежал всклокоченный воспитанник. Это противно природе, чтобы зрелые и умудренные дамы позволяли себе связываться с юными и ветреными. Тем более, носатыми. А может быть, думала она, уставившись на дверь не глядя, носатые и некрасивые еще и лучше. Они не решат вдруг, что могут получить больше, чем имеют, и не побегут устраивать свою будущность к молодым и привлекательным, как они сами. Оставив немолодую и потерявшую часть своей прелести любовь позади. В слезах, которые она, прекрасно воспитанная, будет скрывать, но о которых будут говорить припухшие глаза по утрам, пока не сделала притирания. И в долгах, с ненавистью подумала Элин. Которые всплывут неожиданно на оглашении завещания. Молодым и красивым дела нет ни до чьей жизни, кроме своей, подумала Элин. Некрасивые хотя бы пытаются изображать порядочность.

Элин потерла глаз, положила руку на живот, прижала. Отвернулась от двери.

– Что это за чушь? – пробубнил Кенан под нос, ткнул пальцем в учебники. Элин подумала, что зря им повесили браслеты на ноги, на руки было бы гораздо полезнее. Чтобы отрывало, как говорит Конла, к херам. Особенно когда тычут нечистым пальцем в чужие книги.

Подалась вперед, посмотрела.

– Где чушь?

– Ну вот! Что это за галиматья?

– Буква “е”. Старый алфавит.

Кенан смотрел на нее, а глаза были – словно из того же браслета и сделанные: черные, как камешки, которые держат на леднике и бросают в бокал.

– Старый алфавит, – вздохнула Элин и подумала, что местные воспитанники не знают, наверное, и половину нового. – Старые заклинания иногда записывают именно так.

Кенан выругался и принялся вымарывать буквы на листе и писать сверху новые. Элин поспешила добавить:

– Читается не как наша “е”, а между “е” и “э”.

Кенан выругался еще раз. Резель быстро строчила, потом прочла строчку и уставилась на Элин: правильно?

Элин за такое произношение стыдил гувернер, и она поправила. Резель зашуршала тетрадью, раскрыла на одной из первых лекций, показала:

– А вот это тогда что? Я просто переписала с доски...

Почерк у нее, в отличие от брата с сестрой, был приличный, и Элин прочла со второго раза. Подумала: половину заклятий дают в старом виде, неужели никто из взрослых не позаботился узнать, могут ли они их прочесть?

– То-то я чувствую, бред какой-то, – сказала Конла. – Не получается, хоть ты язык сломай. Ясно теперь. Этот, главное, зараза, “с вашей неспособностью прочесть написанное нечего и мечтать чему-нибудь научиться”.

Она закатила глаза и медленно и старательно выговорила заклинание вызова пламени. Лист перед Кенаном занялся с краю, Конла перегнулась через стол, натянула рукав на ладонь, захлопала.

– Никаких заклинаний тут, только в аудитории! – крикнули из-за шкафов довольным голосом.

Кенан пихнул подпаленный конспект сестре и сказал, что, раз она стала умная, пусть теперь пишет сама. Конла послала его туда, куда Элин не знала, что можно послать. Резель под шумок повернула учебник к себе и строчила теперь, шевеля губами.

В таком виде их застало окончание занятия. Элин под приглушенный звон вскочила первая, сказала бодро, но с положенной скорбью от расставания в голосе:

– Нынче у меня алхимия, а после занятий нам встречаться теперь незачем, мы отлично поработали и выполнили норму на сегодня, так что заранее попрощаюсь с вами и...

Она потянула учебник к себе, но Резель ухватила другой край, и Конла прижала сверху обеими ладонями. Элин потянула сильнее.