Группа дополнительных занятий

Глава 2

Они зажали ее у туалетных комнат и не дали ни охнуть, ни крикнуть. Сунулись прямо в лицо и спросили:

– Где?

Элин сглотнула. Брат с сестрою – судя по сходству, близнецы, подумала она невпопад – были ее выше и шире в плечах, и заслоняли весь белый свет, какой водился в этом пропахшем сыростью, дымом и чистящим средством углу.

Близнецы шумно дышали и шарили по ее лицу глазами. Элин поправила волосы, резко выпрямилась, чуть не ударив Конлу лбом по носу, и сказала:

– Подождите, пока подойдет ваш черед. Не вы попросили первыми. Откровенно говоря, я вообще не помню, чтобы я согла...

– Мы быстро, на амулетах, чего ты, – сказала Конла.

– Мы принесем, – сказал Кенан. – Уговор есть уговор.

Не было никакого уговора, хотела выкрикнуть Элин и броситься бежать, куда глаза глядят, поддавшись панике, но тут Конлу потащило в сторону, а Кенана отпихнула к забеленному окну неведомая сила.

– Дайте человеку отлить, – сказала Орифия, протиснулась между близнецами, взяла Элин под руку и затащила в дамскую уборную. Близнецы остались снаружи и что-то зло подгавкивали через дверь. Интересно, сколько времени понадобится им, чтобы сообразить, что один из них имеет сюда доступ?

– Сердечно вас благодарю, – сказала Элин, все не отпуская потяжелевшего со вчерашнего дня ранца.

– Не стоит, – сказала Орифия. Сегодня на ней были брюки и не было серег, и была она похожа на маляра, которого Элин видела выходящим от квартирной хозяйки на днях. Не хватало только платка на голове. Что за мода у людей низкого происхождения и низких доходов одеваться в мужское? Конла тоже в брюках...

По ногам дуло, штопаные чулки не спасали. Элин перемялась с ноги на ногу и вежливо улыбнулась. Потом сообразила: здесь ведь царит закон выгоды, и ничего не делается просто так, по душевному порыву.

Сказала:

– Я, признаться, обещала учебник Резели в первую очередь, но потом могу ссудить и вам, если вы поборитесь за него с ними, – она кивнула на дверь.

Орифия пожала плечом, открыла кран над умывальником и принялась оттирать чернильные пятна с пальцев. Сказала:

– Мне не нужно, у меня свои.

Ах вот почему она отвечает вровень со мной, подумала Элин, нашла какого-нибудь студента университета, приплатила и пользуется его литературой. Умно. И неудивительно, что до этого додумалась одна только она, а все остальные клянчат у меня и не дают пройти. Много говорит об остром уме товарищей по учебе.

– На вашем месте я бы потрудилась как-то организовать желающих, – сказала Орифия, встряхнула руки над умывальником, локтем закрыла кран. – Иначе начнется разброд и хаос.

– Уже начались, – сказала Элин. – Кто бы мог ожидать такой тяги к знаниям от...

– Некоторые серьезно подходят к учебе.

– Кто серьезно к ней подходит – тот учится в других стенах.

Орифия усмехнулась, выставив челюсть. Элин на всякий случай подобралась.

– Скажите, – спросила Орифия вдруг мелодичным, словно гудение ветра в каминной трубе, голосом, – не под руководством ли профессора Баувенса вы так превосходно овладели чарами по глине?

Элин, покрывшись почему-то потом, подумала, что промолчать будет лучше всего... но невежливо, и спросила осторожно:

– Что навело вас на эту в высшей степени странную мысль?

Орифия показала красной от холодной воды ладонью на рукав пиджака, где оставался еще след от шва эмблемы, незаметный для того, кто не знал, что искать.

Нужно было спросить удивленно, кто такой профессор Баувенс, подумала Элин. Спросила вместо этого:

– А, позвольте, откуда вы знаете это имя?

Орифия подмигнула, толкнула плечом дверь и пропала в толкотне коридора. Вместо нее в уборную ввалилась толпа девиц в фартуках, каковые они тут же начали сбрасывать, помогая друг другу, затолкали Элин локтями, и она, протиснувшись вдоль умывальников, вышла наружу тоже.

Близнецы куда-то делись, но Элин сказала себе не питать ложных надежд, наверняка они где-то притаились и выпрыгнут на нее, когда она меньше всего ожидает. Придавят, как крысенка, оберут и съедят. А косточки растащат по окрестностям.

После первого утреннего занятия собравшиеся около аудитории амулетов и зачарованных предметов спали стоя – а кое-кто и сидя прямо на полу, подложив ранцы и книги и вытянув ноги поперек коридора, так что проходящие перешагивали, спотыкались и ругались на чем свет стоит. И никому, кажется, не было дела, что новенький стоял с ними. Без паладина и без кандалов, зато с книжкой и пеналом, которые он держал на ладони на манер подноса с корреспонденцией. Куртейка на нем была такая же, как на брате с сестрой, серая, казенная, а поверх правого рукава красовался широкий черный, похожий на каменный, браслет.

Новенький кивнул Элин. Она прижала ранец к груди и сказала негромко:

– Доброе утро.

Нейл, прикрывшись ладонью, ответил: доброе утро, мефрау.

На алхимии, стоявшей сегодня у Элин первой, его не было, как и вчера. Впрочем, быть может, он ходит только на общие и обязательные, чтобы получить свой низший диплом и не заниматься магией больше никогда. Он не пришел сюда, а его привели – вряд ли он стремится постичь искусство больше необходимого минимума.

Что же это получается – он не опасен? Или ответственным лицам, как обычно, все равно?

Подошла пахнувшая улицей Резель, подтянула растрепанный пучок на затылке, поздоровалась со всеми, споткнулась о Ферика, поздоровалась и с ним. Элин поманила ее, и они отошли к статуе первого председателя Особого совета. Пара пальцев у него была отломана, а свиток в руках вытерт до блеска: студенческая примета – потереть его перед экзаменом. В ушах председателя и в складках его плаща скопился мусор и окурки. Элин не стала прижиматься к нему совсем, а остановилась на почтительном расстоянии, отгородилась спиной от остального мира и предала Резели учебник.

– Только, пожалуйста, побыстрее, и аккуратно, умоляю.

– Конечно, конечно! – воскликнула Резель, спрятала учебник между своих тетрадей, зажала под мышкой и сгребла руку Элин. Потрясла. – Я буду осторожно, мне всего-то несколько тем.

Она снова тряхнула руку Элин, чуть не вырвав кисть из сустава, и ускакала обратно. Элин, оглянувшись, словно совершила неприличное, и блюстители нравов должны были обнаружить ее и осудить, выждала и пошла за нею.

Профессор Келемен уже возился с ключами. Замок не поддавался. Профессор Келемен уперся ладонью над ручкой, поддернул дверь вверх. В замке что-то крякнуло, дверь отворилась, и воспитанники вслед за профессором потекли внутрь.

Профессор Келемен больше всего походил на боцмана или лесоруба: мощен и умеренно бородат. Элин поспешила занять первую парту, чтобы разобрать хоть что-то из того, что он говорил в свою бороду с густым южным акцентом. Его незло называли врагом народа – как раз за южный говор. Такое произношение позволено иметь только знати, которая наполовину – потомки иноземных захватчиков, изгнанных уже семьсот лет как и поддерживающих дипломатические отношения. От южан остались дороги из булыжника, приземистые здания особой кладки, имена, фамилии, названия вин и блюд и рецепты выпечки из пресного теста. Праздник освобождения земель, который превратился теперь больше в повод дать прием и раздать милостыню. Аристократия с южными фамилиями плясала котильон и старательно не вспоминала своих корней.

Столы здесь были широкие, сидели обычно по двое. Элин напряглась, но к ней никто не присоединился. Нейл подсел к уморенному алхимией Ферику. Тот поднял сонные глаза, подвинул чернильницу на середину стола и снова подпер щеки ладонями, словно голова без опоры готова была отвалиться и покатиться к ногам врага народа.

Профессор Келемен назвал тему. Его переспросили. Он, кроша мел, написал на доске: архитектурные апотропайоны, а ниже крупно нарисовал чудище с когтистыми лапами, перепончатыми ушами и как минимум полусотней зубищ. Профессор Келемен не сказал, к облегчению Элин, срисовывать, а вернулся к столу, сел к нему боком, раскрыл толстую тетрадь, и, сгорбившись и придерживая ее волосатыми руками, поведал, что архитектурные апотропайоны есть такие апотропайоны, которые нельзя носить с собою по причине размера, и еще в связи с тем, что они прикреплены к некоторому зданию или иному рукотворному сооружению и от него неотделимы. Что отличает их от амулетов, оберегов и талисманов. Успели? Далее. Три пункта: статуи, рельефы, надписи.

Элин писала и все следила, когда он оторвется взглядом от тетради. Произошло это один раз, когда профессор ткнул ею в доску и сказал: горгулья. Кто мне назовет здания с горгульями? Элин тут же подняла руку и сказала: университет, Речной корпус, а также университет, Медная башня. Орифия добавила: на судоходстве, кажется, были. Нейл сказал: на соборе святой Леоффлед. Профессор поднял голову от тетради, а Нейл сказал в ладонь: до того, как его перестраивали, там были горгульи дивной красоты и одного забавного свойства: они кричали, когда в главный портал проходил называвший себя королевской родней, но королевской крови не имевший в венах ни капли. А перестроил собор принц Гольвен, самозванец, до того, как его разоблачили и проволокли за конем по мостовым от дворца до самых Мясницких ворот, а там и вздернули на крюк. Такая была потеха!

Хорошо, сказал профессор Келемен. Забыли еще биржу.

Нейл щурился поверх ладони, словно улыбался. Элин сглотнула, отвела глаза, а потом снова посмотрела. Нейл убрал ладонь, и не улыбался вовсе, сжал белые губы.

Элин оглянулась на задние ряды. Резель быстро писала, глядя то себе на колени, то в тетрадь. Профессор Келемен разобрал все пункты, сказал, что это будет на экзамене, особенно у некоторых, и кивнул Орифии. Та выпрямилась, выставив грудь вперед, и сказала: всегда готова. Элин нахмурилась, тщательно проследила, как именно профессор Келемен глядит на Орифию и выступающие ее прелести. А то любимчики бывают по разным поводам, не только по невинной прихоти.

Но профессор Келемен не глядел на ненадлежащие места дольше положенного, а в ту же секунду, как заколотил по рельсе дежурный, закрыл тетрадь, нарисовал пальцем знак в нижнем углу доски, тема и горгулья пропали, и профессор неразборчиво сказал выметаться, дополнив не оставлявшим интерпретаций жестом: словно сгребал снег прочь со скамейки. Проговорил вслед: кто хочет дополнительный балл, пусть...

Элин обернулась, но ее вытолкали из аудитории прежде, чем она разобрала. Элин отошла к статуе первого председателя, и скоро к ней присоединилась Резель.

– Еще одно занятие. Пожалуйста! Там так много, и все это нужно, а зачем мне просить у тебя потом, и тебе таскать два раза, если я могу сделать все сегодня... ну, или, может, завтра, или я возьму и верну зав...

– Нет! – воскликнула Элин. Кашлянула, сказала сдержаннее: – Нет, благодарю, я все же предпочту, чтобы все совершилось здесь и сегодня.

Резель выдала длинную вереницу “пожалуйста”, перемежаемую “очень прошу”. Элин приготовилась стоять на своем, но заготовленную ее суровую речь оборвали брат с сестрой, взявши их втроем с первым председателем Особого совета в кольцо и потребовавши: