Группа дополнительных занятий

Элин сгребла волосы, надвинула их занавеской на глаз, и держала так, ветер тщетно пытался снова открыть ее позор. Щеки горели. Она сказала негромко:

– Поистине невежливо указывать девицам на изъяны их облика.

– Что? – профессор Коппенс обернулся. – Ты приглашала пробовать тарталетки. У тебя еще был эдакий цветок, – он пальцами изобразил осьминога у плеча.

Цветок в самом деле был, бархатная роза на платье. Первокурсники отвечали за угощения. А профессор, конечно, врал, никто не запоминает Элин по одежде, хотя всякий воспитанный человек пытается это скрыть.

– И что же, вы покровитель? – спросила она. Щеки все еще пылали, но можно было обвинить ветер.

Профессор засмеялся.

– Ни в коем случае! Скромный преподаватель.

– Живете на два дома?

Профессор снова хохотнул.

– Ни за что не хочу изменять моим ребятам, но существовать тоже на что-то нужно, к сожалению.

– Неужели в этой ша... в училище столько платят?

– Нет, как раз там, – он мотнул головой назад, вдоль реки, поправил шляпу, – я быть хочу. А там, – он кивнул вперед, – надо. У тебя, как я понимаю, наоборот.

Какая проницательность, подумала Элин и не сказала, потому что губы ее и без слов искривил сарказм, а вслух вышло бы совсем нехорошо.

– Обстоятельства сложились таким образом, что я временно с вами, – сказала она, наконец. Посторонилась, пропустила спешивших студентов в плащах с университетскими гербами.

– Обстоятельства, надо думать, не академические. Это комплимент.

– Благодарю, – сказала Элин и промолчала.

И профессор Коппенс молчал. На перекрестке сказал:

– Есть разные ссуды и содержание для способных...

– Благодарю, – сказала Элин, вздернув подбородок, – я осведомлена.

– То есть, тебя можно искать в списках?

Элин остановилась, и остановился у самой дороги профессор Коппенс. Элин спросила:

– Зачем же?

– Тяжело, когда никого своего в заведении. А так можно было бы продвинуть вперед, поговорить с комиссией...

– Благодарю, – сказала Элин снова, стиснула кулак и спрятала его в юбках. – Я предпочитаю, чтобы все решилось честным образом.

– Честным образом ничего никогда не решается, – сказал профессор Коппенс. – Все достается тем, у кого есть связи.

Элин молчала. Хорошо одетые потоки текли мимо них.

– Что вам с этого? – спросила она тихо.

– Глубокое и искреннее удовлетворение, – сказал профессор Коппенс.

“Сиськи думаешь показать”, вспомнила Элин. Сжалась, пожелала доброго дня, и к университету не пошла, а пошла мимо, до красивого, в колоннах, дома Верховного певчего, и свернула во дворы.

Первым занятием стояли основы некромантии. Как назло, думала Элин, постукивала каблуком по нечистому полу, говорила себе не делать так и снова начинала постукивать. Она была первая, редкие воспитанники зевали, бормотали между собой едва внятно и проходили мимо нее к другим аудиториям. Потом подтянулась Резель, встала поодаль – словно не знакомы. А и не знакомы, подумала Элин, я оказала услугу – и, конечно же, это здесь ничего не значит. Не стоит отдельного привета. Затем пришел Ферик, тут же сполз по стене и свесил голову на грудь.

Следом за ним, уже без шляпы, появился профессор Коппенс. Оглядел собрание, сказал:

– Что-то вас мало, лорды и леди. Не все смогли проснуться? Я вас понимаю, это иногда очень сложно. – Он достал ключи. – Давайте-ка кто-нибудь мне поможет приготовиться, а? Элин?

Элин отлипла от стены и, держа спину прямо, прошла вперед распахнувшего дверь профессора. Положила ранец на первую парту. Профессор Коппенс закрыл дверь, и они остались наедине.

“Сиськи думаешь показать”. Элин оглядела чистую доску и относительно ровно стоявшие парты. Профессор прошел мимо нее к учительскому столу, сбросил курку, нацепил ее на стул и потер руки.

– Погоды, да?

Элин склонила голову. Начинается с погод. Заканчивается тем самым, за что из университета преподавателей гонят с позором, а женам их потом дают развод, а здесь, наверное, коллеги только поздравят.

– Погоды, – сказала Элин.

Профессор Коппенс подвинул письменный прибор и сел на стол. Элин сложила руки на юбках. Сегодня она поддела вниз еще одну, теплую, и все равно кожа то и дело покрывалась мурашками.

Профессор Коппенс расстегнул нижнюю пуговицу жилетки и сказал:

– Когда родня узнала, что я не останусь в университете на кафедре, а хочу пойти в школу или училище, было много, – он снова изобразил пальцами некое земноводное, – громов небесных и дрожанья земли.

– Я абсолютно солидарна с вашими родственниками, – сказала Элин. Представила, как что-то такое говорит госпоже Деак или даже библиотекарю, и надумала извиниться, но профессор Коппенс засмеялся.

– Что же, один я получаюсь не солидарен. Тяжкая ноша! Но стоит того. Я не шутил про глубокое удовлетворение, и скоро ты, возможно, поймешь, о чем я, если дашь ребятам шанс.

– Возможно, – сказала Элин его тоном, – они сами не дают мне шансов. Со всем уважением и к вам, и к ним.

– Так и должно быть, – сказал профессор Коппенс. – Не доверять миру, который их многажды подводил – не только не странно, но даже умно. Правда, начинает здорово мешать, когда жизнь становится полегче. Но не следует ставить им это в вину, мешает это в основном им самим.

– Поэтому вы делаете нам... им столько незаслуженных послаблений?

– Да, – сказал профессор Коппенс просто, и бровью не поведя, хотя Элин вложила в слова много яду. – У них еще не наступила взрослость, а уже с избытком проблем. Они очень стараются решать их сами, и я пытаюсь не мешать. Помогать, когда они готовы. Тут, знаешь ли, сложно угадать, потому что они не просят – отвыкли просить и отвыкли ждать. И поэтому иногда я ошибаюсь. Я был неправ, ты не собираешься возвращаться в университет, тебе не требуется уступка в оплате?

– Вне зависимости от моего положения, – сказала Элин негромко и сдавленно, и профессор Коппенс наклонился к ней, – не стоило ставить меня на одну доску с ними, – она обвела рукой аудиторию.

– Я так и подумал, – сказал профессор Коппенс. Элин выдохнула. Ночью ей снился Йоаннес, и как она снова идет с ним под руку по мраморной лестнице главного корпуса. Может быть, надо только попросить... стать объектом благотворительности.

Профессор Коппенс продолжал:

– Очевидно, ты из другого теста.

– Очевидно.

Профессор кивнул, не успев спрятать усмешку. Элин сжала складки верхней юбки. Совершенно зря он потешается. Она – абсолютно иное дело, чем местные.

– Я тоже – из другого, – сказал профессор Коппенс. Элин подняла бровь. Профессор добавил: – Мне повезло больше, и у меня была совсем другая жизнь и другие возможности сейчас.

– Тем, у кого есть возможности, следует их использовать, – сказала Элин. – Иначе это насмешка над теми, у кого их нет.

Прибавила про себя: или над теми, у кого их внезапно отняли. Как у голодного отнимают хлеб ради смеха. А кто-то не ест куропатку в подливе, потому что надоело.

– В университете работать легче и денежнее, кто спорит, – сказал профессор Коппенс. – И там у меня есть влияние. Но! Влияние хорошо иметь, когда хочешь что-то для кого-то сделать. Студенты везде забавные и интересные, но за местных ребят никто никогда не будет колотиться, ходить, просить...

– От лица моих товарищей я благодарю вас за ваш ежедневный труд и участие.

Профессор Коппенс прищурился, и Элин выпрямилась еще больше – наказание следует принимать с гордо поднятой головой. Но профессор хохотнул и поднял ладони:

– Ты меня поймала, я люблю поговорить про себя. Но давай лучше про тебя. Ты не принадлежишь этому месту, ты лучше и выше его. Рождением, случайностью или своим умом и способностями.

Элин напряглась и подождала знака, серьезно ли он. Профессор Коппенс смотрел на нее прямо и покачивал в воздухе башмаком. Элин медленно кивнула. Профессор тут же сказал:

– А тем, кто лучше и выше, кому повезло больше, вместе с этой исключительностью и удачей небеса даруют обязанность сострадать, проявлять терпение и быть защитником и содейственником менее обласканных.

– Кто это сказал? – изумилась Элин.

– Святая Гют.

– Я положительно уверена, что вы это только что выдумали, – сказала Элин.

Святая княжна Гют, страстотерпица, основательница ордена паладинов, по большей частиводила походы против язычников, ловила ранних еретиков и вырывала им языки, порочившие Небесного Поэта, а юный тогда еще орден, не орден даже, а наемники и примкнувшие к ним младшие безземельные сыновья, называл себя ее защитниками и исполнителями ее святой воли – с мечом в руке, конечно же. От воли этой дрожала земля. Заботиться о больных и бедных они стали уже очень потом. А святой Гют вряд ли было до них дело, она прожила быструю жизнь и рано попала в руки к языческим недобиткам, которые и устроили ей сан страстотерпицы.

Профессор Коппенс сделал жест бровями, упорствуя в своей выдумке.

Элин хотела спросить, все ли у него к ней, но в дверь вломились и заголосили, и профессор Коппенс пошел запускать. Объявил, когда все более-менее расселись:

– Лорды и леди, вам это еще скажут, но и я заодно. Ходите осторожнее, тут где-то бегает оборотень.

Студенты загомонили. Очевидно, никто из них не видал объявлений. А потом эти люди, которые не были у библиотеки и вряд ли даже знают, где она, жалуются на недостаток литературы, подумала Элин.

– Что ему делать в городе? – спросил Ферик.

– Я не в курсе, но тем не менее. Знаете, что делать при укусе?

– Лежать да помирать, – сказал тот же Ферик. – Не помрешь – так выздоровеешь.

– Целитель до хера, – сказал Кенан.

Ферик пожал плечами.

– Обработать рану и как можно скорее наложить печать, – сказал Нейл. Профессор Коппенс бросил в него яблочком, сказал, что остались только мелкие, и бросил вторым. Нейл поймал, уложил перед собою. Кто-то с задов пошутил про яйки и сам же заржал.

– Правильно, – сказал профессор Коппенс. – Вам этих печатей давать не будут, так что даже не пытайтесь делать это сами.

Элин глянула на брата с сестрой. Конла уже не глядела на нее. И Кенан. Они нахохлились и натянули воротники уродливых своих курток до ушей. Ничего, ощутят нужду – снова не будут давать проходу, подумала Элин.

– Может, кто-то принял за оборотня собаку, – сказала Орифия. – Я тут видела буквально вот таких, – она показала над полом вровень со своим плечом, – кони какие-то, пройти страшно.

– Вот и тем более, ходите осторожнее, – сказал профессор Коппенс. Сцепил пальцы, хрустнул ими, и спросил нарочито бодро: – Что, лорды и леди, не успели забыть вчерашнюю тему?

Элин прижала пиджак на животе, чтобы не было слышно голодного пения организма. Она выпила утром аж две кружки хорошего горячего чаю, и ей было почти тепло сейчас, когда можно поджать ноги над сквозняком. Она хорошо ответила и заработала пару яблок. Решила: на вечер. Или одно сейчас, одно на перед сном.

Элин уговорила господина из апартаментов в конце коридора, что серебряное зеркало будет отличным, со вкусом подобранным подарком на свадьбу внучки, и уже сговорилась о цене. Так что скоро будет легче.