Сны над Танаисом

Лезвие тяжелого ножа без рукояти ушло глубоко в спину чужака.

Эвмар убрал меч в ножны. Нарочито неспешным шагом он вышел из ворот на мост и, прислонившись к перилам, дождался, пока появится живая стража и скроются соглядатаи. Скрылись все, кроме одного.

Один недобрый взгляд всю ночь неотступно следовал за Эвмаром, лишь только он приближался к стенам Города менее, чем на один стадий.

Утром в толпе горожан на агоре Танаиса, перед храмом Бога Высочайшего, Эвмар оглянулся на Южную башню, и вновь ему не удалось уловить лика соглядатая: он был скрыт тенью в амбразуре.

"Пусть ненавидят, - усмехнулся Эвмар. - Зато с каким рвением боятся..."

- Похоже, мои доброжелатели нашли способ избавиться от меня, - сказал он стоящему рядом Аминту, - таким образом, чтобы я, умирая, недоумевал по поводу своей смерти: насильственная она или нет. Какой-то негодяй еще с ночи с поразительной настойчивостью точит мой затылок, верно, надеясь сделать в нем дыру.

На тревожный взгляд Аминта он ответил улыбкой:

- Рано, Аминт. У меня есть еще полгода.

- ...Смертью забытый, Авел повесится сам в славу науки своей, - стараясь поддержать улыбку Эвмара, с философской иронией продекламировал Аминт.

- Вообрази астрологом себя, Аминт: взгляни на ход светил и угадай, что скажет нам теперь великий жрец.

- Будет верней, если я воображу себя не Авлом-астрологом, а - Эвмаром-Прорицателем. Так будет легче угадывать черные помыслы... Старик заговорит о тяжелых временах и о власти, не годной ни на что - лишь на подражание императорским триумфам. Он заклеймит римских бездельников, пьянствующих под нашими стенами в то время, как горстка разбойников спокойно разгуливает по улицам и за ночь может без особого труда вырезать половину Города...

Контур белой жреческой тоги показался в сумраке храма. Лишь в самых дверях горожане смогли различить голову жреца и его жилистые, неподвижные руки. Он сделал два неспешных шага наружу, обвел взглядом лемсху и сделал еще шаг - на край верхней ступени. Его гладкий бронзовый череп заблестел на солнце, как шлем римского легионария.

- Граждане Танаиса! - произнес жрец и заговорил о тяжелых временах и о власти, не годной ни на что - лишь на комическое подражание императорским триумфам...

Глаза старого жреца остановились на середине толпы и почти не мигали, руки висели, как сухие ветви, а голова не двигалась, напоминая об изваянии; короткие, тонкие губы жреца еле шевелились - и потому удивителен был громкий, чеканный голос, слышный широко и объемно, как со сцены амфитеатра.

Жрец говорил об упадке эллинского духа, о том, что последним героем-защитником, подающим пример бесстрашия и бдительности, сделался германец, вскормленный материнским молоком где-то в далеких краях непроходимых болот и научившийся выговаривать эллинские слова лишь в возрасте юноши-воина.

Сам германец стоял на ступенях храма с самодовольным, но в то же время растерянным видом. Еще более растерянной и никак не радостной казалась глядевшая на него толпа. Триумф героя не получался сам собой, и Эвмар заметил, что старый жрец начинает скрывать растущее удивление.

- Еще вчера я был уверен, что наш новый Геракл давно выторговал все будущие подвиги у своих "гениев-покровителей", - сказал Эвмар о Гуллафе, - и знает, что в любой потасовке его драгоценную жизнь бережет не Афина, а десяток стрелков-соглядатаев, рассыпавшихся по крышам и по темным углам. Но сегодня ночью я усомнился в этом. Я был изумлен... Мне показалось, что Аннахарсису удалось найти редкой породы простака с руками Аякса и лбом боевого тарана... Подвиги для нового героя заготовлены заранее, слава - тоже, покровительство в поединке - вернее, чем у самого Ахилла. Когда же в герое пропадет нужда и он вдруг помешает новым замыслам, ему будет обеспечена геройская смерть... Не бог ли наш назойливый старичок? Он ведает судьбами лучших людей века.

- Военная сила, которой мы доверили свой покой, - бесстрастно говорил старый жрец, - столь велика, что подобна Колоссу Родосскому: ему трудно разглядеть у своих стоп десяток негодяев-оборванцев, вооруженных мясными ножами. Колоссу, наконец, стыдно тратить свои великие силы на мелких муравьев - он станет дожидаться врагов-великанов. Если последняя ночь ничему не научит вас, сограждане, значит, боги решили поразить ваш город, ибо уже отняли у вас разум.

Танаисцы слушали старого жреца, как завороженные, но проблеска ясной мысли или общего решительного помысла Эвмар не заметил на их лицах.

"Старик по привычке заколдовывает, но не вразумляет", - подумал он.

- Теперь я скажу им, Эвмар, - горячо зашептал рядом Аминт. - Я чувствую, что час настал. Я чувствую своим сердцем, Эвмар.

Эвмар нахмурил брови, но спустя мгновение глаза его зажглись радостью: он прозрел добрый знак судьбы.

- Хвала Аполлону, Аминт! - поддержал он друга, обняв его рукой за плечи, - Твой час настал. Не робей, но будь осторожен.

Раздвинув передних слушателей, Аминт поднялся на ступени и повернулся лицом к толпе.

- Сограждане! - сказал он первое слово, и волнение вдруг ушло из груди с первым решительным выдохом. - Наш славный архонт вполне справедливо призвал нас к бдительности. Наш славный эллинарх еще более справедливо призвал нас к еще большей бдительности. Наконец, многомудрый отец фиаса Бога Высочайшего с удивительным постоянством, украшенным тонкой риторикой, вновь убеждал вас в опасной легкомысленности людей, обязанность которых - хранить покой и благополучие всего Города. Я из их семьи, я - сын и брат. Но я поднялся на эти ступени не для того, чтобы оправдывать их недомыслие. Если они в нем повинны, то будут справедливо осуждены вами, сограждане, и нашими богами. Одно лишь их отсутствие я могу оправдать. Отец мой и брат готовят войска достойно встретить конницу боранов, и если бы вы, сограждане, не были уверены в их воинском опыте, то вряд ли нынешним утром столь беззаботно понесли бы свои товары к причалу...

Аминт осекся, заметив за плечами Эвмара человека, которого еще миг назад там не было.

Эвмар кивнул Аминту и обернулся: перед ним, вплотную, стоял Плисфен, человек Аннахарсиса.

- Отец приглашает тебя в свой дом, - сказал он.

Эвмар не выказал удивления.

- Пока что отец стоит на ступенях храма, - сказал он и, оглянувшись, подмигнул Аминту.

- Отец быстро вернется в дом по сквозному ходу из храма, пока мы будем обходить его дом по улице, - подражая бесстрастному тону господина, объяснил Плисфен.

- Я поддерживаю совет отца фиаса Бога Высочайшего, - продолжил Аминт, ободрившись взглядом Эвмара. - Я призываю вас подумать... Подумайте, сограждане. - Аминт увидел, что Эвмар уходит с площади вдвоем с Плисфеном, и снова заволновался. - Злоумышленники... варвары... жгут Белую Цитадель, нападают на Город по ночам... Явления следуют одно за другим... Сгорает храм Аполлона Простата... Виновные либо несут наказание незамедлительно, либо скрываются совершенно неузнанными. Что можно увидеть во всех этих явлениях? Легкомысленность ли правителя? Злой ли умысел сильного человека, поставившего себе целью убедить Город в слабости правления?.. Подумайте об этом, сограждане.

Аминт спустился в толпу и обомлел, столкнувшись с испуганным взглядом Невии. Лик ее был бледен, губы дрожали.

- Невия, ты ведь осталась с детьми... Кто с ними? - растерялся Аминт. - Что случилось?

Невия схватила его за руку и потянула из толпы.

- Пойдем, пойдем отсюда скорей, - лихорадочно прошептала она. Уйдя с площади, они спустились по ступеням в устье Алтарной.

- Аминт... - Слезы потекли по щекам Невии - она не плакала в голос, сдерживала себя и оттого едва могла вздохнуть. - Аминт! Ты... делаешь то, что должен делать Эвмар. Теперь убьют не только его, но и тебя... Я... я... не переживу...

Она всхлипнула и разрыдалась.

- Невия! - Аминт растерялся и невольно оглянулся назад.

"Он погубит всех, кому заморочил голову", - подумал о Прорицателе старый жрец, встретившись со взглядом младшего сына пресбевта.

Площадь стала пустеть, и старый жрец, удалившись в глубину храма, прошел по потайным ходам в покои своего дома. Его путь занял всего полтора десятка шагов.

Когда он остановился у резного яшмового столика, Эвмар-Прорицатель уже был у дверей. Только этого гостя, который никогда не терялся в дверях и умел принимать на краю взора ложные образы, старый жрец встречал лицом к лицу.

"Вот еще один... посланный", - с досадой подумал он.

"Старик снова затевает дележ", - подумал Эвмар, увидев на столе блюда и вино.

- Привет отцу фиаса Бога Высочайшего, - сказал он.

- Привет тебе, сын Бисальта, - кивнул старый жрец. - Сядем, - добавил он, вежливо, обеими руками, указав гостю на кресло у стола.

- Роли хозяина и гостя станем исполнять по добрым эллинским законам, - сказал он за столом. - Вот фрукты, вот вино. Я слышал, ты предпочитаешь фалерно. Надеюсь, ты достаточно зорок, чтобы подозревать в вине яд.

- Благодарю, отец фиаса, - коротко улыбнувшись, ответил Эвмар. - Подозрения не будет. Я вижу чистоту вина.

Он поднял со стола бокал. Жрец внимательно следил за движением его руки и дождался первого глотка.

- Выходка сына пресбевта - плод твоего воспитания, - не выразив голосом никакого чувства, произнес он.

- Сын пресбевта учится видеть правду. Разве достоин он упрека?

- Он - нет. - Жрец помолчал, и на лице его появилась тень неприятной заботы. - Достоин упрека ты. Ты втягиваешь слабую душу в опасные затеи.

- Душа Аминта не слаба. Ты ошибаешься, отец фиаса, как ошибался и я еще месяц тому назад... Да, у меня с Аминтом единые цели. Но его жизнь дороже моей. Учти это, жрец. И после моей смерти останутся силы, равные Тифонуи в любой миг готовые отомстить за него.

- Заклинания чужих демонов и сарматы Фарзеса, - усмехнулся старый жрец.

- Твоя осведомленность, отец, тоже имеет свои пределы. - Эвмар еще раз пригубил вино и отставил бокал в сторону. - Раз хозяин не угощается, то и гостю не положено.

- Я пригласил тебя, сын Бисальта, не для того, чтобы запугивать и выслушивать от тебя ответные угрозы. Их мы уже исчерпали, и вряд ли кто-нибудь из нас измыслит нечто новое. Мы и так доставляем друг другу слишком много хлопот. Слишком много. И это слишком неразумно для двух ученых людей. Ты упомянул о целях... Цели - вот что должны мы сравнить: в них кроется согласие. Я прошу тебя, сын Бисальта, вывести духа вражды за порог и чистым рассудком своим внять словам человека, который шесть десятилетий только и делал, что задабривал мойр, витавших над Городом.

"Старик начал, словно перед толпой на торге", - усмехнулся про себя Эвмар.

Жрец заметил иронию в его глазах.

- Ты - раб самомнения, - сказал он, словно бы с жалостью к Эвмару, - Ты учишь правде других, но сам не замечаешь простых истин, - выдержав паузу, продолжил он. - Обычный порок всяких учителей и философов: они подобны рыбам - плавают в воде, не замечая моря... В Городе есть только один человек, связанный с тобой единой целью, - я, жрец Высочайшего... Ты хочешь спасти Танаис, и я хочу его спасти. Тебе нужен весь Город, и мне он нужен весь. Только я один знаю, ради чего ты пренебрег покоем и доброй славой слуги Асклепия... Власть духа - вот к чему ты стремишься. Каждый луч солнца, падающий на стены Города, будет пойман твоей душой. Сами стены Города станут твоей кожей, башни - костями, ворота - глазами и ушами. Твои руки превратятся в корабли, отходящие от причала, а желудок обернется торгом. И тогда не станут страшны тебе сети мойр и сам Аид. Будет достаточно одного, последнего заговора.