Они стучат дважды

Вознесенский развернулся на каблуках, взмахнув полами тёмного пальто и подошёл к опешившему от внимания к своей фигуре безымянному парню — и внутренний голос подсказывал Андрею, что он таковым для него навсегда и останется.

— Точно видишь? — уточнил Стас. Андрей кивнул, на этот раз уже менее уверенно — мыльную картинку удавалось настроить только прищурившись, а одна из линз, кажется, предательски уползла куда-то вбок, залипнув у самого века. — А теперь?

Стас с силой толкнул парня к стене, той самой, что кровоточила ржавыми потёками воды — или это действительно была?.. Андрей замотал головой, отгоняя от себя эти мысли и внимательно следя, как покачнувшись мужчина сделал несколько неуверенных шагов к стене. Он спешно размахивал руками, словно невидимая сила продолжала толкать его. Каждый его шаг был всего лишь продолжением предыдущего, попыткой задержаться от неминуемого падения. Вознесенский только беспечно жевал пельмени, ни одна мышца на его лице не выдавала напряжения или тревоги. Он был настолько безмятежно спокоен, что Андрей даже внутренне выдохнул, перестав беспокоиться о судьбе чужого ему человека…

…до того момента, как тот коснулся стены рукой. Длинные уродливые щупальца лёгким дымом просочились сквозь трещины и разрывы на красном кирпиче, опутывая руки, ноги и лицо несчастного. Сердце в груди Морозова замерло. Он боялся даже сглотнуть, чтобы невольно не навлечь на себя эту непонятную ему силу. Длинные уродливые щупальца опутывали мужчину сильнее: пока от него не остались только глаза. Несколько струй чёрного дыма отделились от остальных, втянувшись в стену. Остальные же приблизили к ней жертву.

Андрей моргнул — и последние чёрные всполохи скрылись в трещинах, утянув за собой подельника Стаса. Он просто слился с ней чёрным дымом, захлопнувшись одним из разрывов, словно его и не было.

Андрей всегда представлял такие моменты — как в приключенческом фильме, где жертве вырвут сердце, а потом ещё живую сбросят в пасть жестокой кровожадной богине, — громкими, шумными, вбивающимися в голову железными гвоздями звуковых терновых венцов. Здесь же все было тихо. Как будто весь подвал обили дорогим бархатом, поглотившим любой звук, что попал в его сети, как эта стена — или что это было за прожорливое чудовище? — поглотила подготовленную ей пищу. Андрей слышал только морской шум в ушах: он пульсировал, усиливаясь, когда сердце начинало колотиться о рёбра-клетки, и стихая, стоило тому остановиться. Наверно, это было меня тем, про что его бабка говорила: «Тихо, как на кладбище».

И он почему-то не сомневался, что этот подвал стал последним пристанищем для многих неизвестных.

Взгляд Стаса был отстранённым и безучастным. Вознесенский апатично дожевал последний пельмень.

— Магия, правда? — Он посмотрел на Андрея горящими безумным зелёным огнём глазами. Буквально. Его зрачки сузились, словно их и не было, а радужки пульсировали ядовитым болезненным оттенком красного. — Раз — и никого не стало. Не бойся. Это не больно, насколько мне известно. Да и ты уже к этому моменту будешь мёртв. Так что беспокоиться не о чем.

Уголки губ Вознесенского дёрнулись, и он рассмеялся. Запрокинул голову и, схватившись за живот, затрепыхался в своём смехе. Марьяна, на другом конце подвала, склонилась над небольшой чугунной — по мнению Андрея — чашей, но вскинула голову, стоило ей услышать порубежные раскаты голоса Стаса. Джеймс боязливо? отступил в сторону, поравнявшись со связанным Андреем.

— И ты… ты ничего не сделаешь? — просипел Морозов, неожиданно сорвавшимся от испуга голосом.

Джеймс несколько удивлённо взглянул на него, выгнув дугой бровь, и недовольно поджал губы, словно вопрос Андрея был ему неприятен.

— А я должен?

— Ну мне казалось…

— Перекрестись, — раздражённо оборвал его тот. — Ну или что там твоя религия предполагает в этом случае. Я обещал помочь вам с проблемой Стаса. Но, как я потом вам же и сказал, помочь я никак, увы, не смогу. Поэтому теперь я просто безмолвный наблюдатель. Жду развязки истории.

— Будешь просто смотреть, как меня убьют? — маленькие волоски на руках Андрея зашевелились от пробежавшего по ним ледяного воздуха.

Морозов схватил ртом воздух, но вместо этого тот повалил из его города обратно, срываясь с губ кровавыми каплями.

— А ты догадливый, — оскалился Джеймс. — Думал, тебе потребуется больше времени, чтоб сообразить, зачем ты здесь.

— Не трудно понять, когда об этом говорят каждые пять минут, если ты вдруг прослушал.

— Научился кусаться?

— Хочешь оценить?

— Нет, спасибо, — скривился Джеймс, отряхну с плеча невидимые пылинки. — Ты слишком скверно выглядишь, чтобы ещё больше подвергать тебя опасности.

Он замолчал. Рассматривал Андрея своими светящимися в полумраке золотистыми глазами и иногда хмыкал.

— Вселенная действительно уродлива, — наконец вздохнул Джеймс, — мальчишка. Поверь, ты бы не захотел с ней встретиться вживую.

— А ты как будто ее видел, чтобы так говорить, — едко выплюнул Андрей, пытаясь немного отползти в сторону, но вместо этого упираясь спиной и затёкшими руками в стену.

— Я? — Джеймс на секунду задумался, словно вспоминая что-то, а затем тряхнул каштановыми кудрями. — Нет. Никто из нас не встречал это создание. Но мы много наслышаны о ней. Тьма, что поглотит нас всех в конце времён. Слыхал о тёмной материи?

— Э-э-э, за неё предлагают много денег, да? — как студент на экзамене, поинтересовался Андрей, ловя расплывающимся взглядом хоть что-то, что могло бы в лице Джеймса намекнуть на то, прав он или нет.

Тот едва заметно улыбнулся и хлопнул в ладоши.

— В точку. Все считают, что она существует. Но никто не может ее потрогать. Тем не менее она занимает собой почти весь космос, оставляя нам, живым существам, лишь малую часть. Не знаешь, почему?

— Нет.

— Вот и я тоже, — театрально вздохнул Джеймс. — Хотя…

— Хорош ему заливать. — Описать тон Вознесенского было практически невозможно. А вот смотрел он на Джеймса и Андрея так, словно они предлагали ему манную кашу с растопленным маслом в школьной столовой: с отвращением, чувством собственного превосходства и презрением к их умственным способностям. — Его не существует. Это глупые сказки, чтобы пугать маленьких элементалистов. И ты прекрасно об этом знаешь. — Он обернулся к Марьяне и нескольким суетящимся вокруг неё людям в черном. — Нам пора начинать. Луна почти взошла.

— В таком случае, — Джеймс вскинул ладони вверх, словно сдавался, и сделал несколько шагов назад, — я умываю руки. Все, что произойдёт, будет на твоей совести. — Он осуждающе ткнул пальцев в Вознесенского.

— Да брось. Не хочешь увидеть родителей? — тёмная бровь Стаса насмешливо-скептично изогнулась, как и его губы.

— Что?.. — Джеймс подавился воздухом, но договорить ему Вознесенский не дал.

— Начинаем!

Стас впихнул в руки Джеймсу пустую лоснящуюся жиром тарелку из-под пельменей и, подлетев к Андрею, резким движением поднял его на ноги.

Марьяна уже ждала его в центре подвала. Она кружила вокруг своего небольшого чугунного котелка, кидала в него какие-то травы: когда ведьма поднесла руку к содержимому чаши и выпустила в неё тонкие струи воздуха, на Андрея пахнуло насыщенным ароматом укропа, — и иногда подливала разных цветов жидкости. Их неоново-ядовитый оттенок сразу впивался в память, отпечатываясь неровными светящимися линиями. Около спирального узора Андрея перехватили двое щуплых низеньких парней в длинных черных мантиях — кажется, он видел точно таких же на кладбище в ночь, когда вляпался во все это. Сил сопротивляться не было, короткие быстрых вдохи не опьяняли кислородом, и Андрей с лёгкостью позволили усадить себя на место Александры.

Чьи-то руки схватили его за лодыжки, а затем их чем-то обвязали, впиваясь грубыми нитями в кожу даже через штаны. Руки развязали и, потянув назад, уложили Андрея на спину, кажется, в букву «Y». Запястья обожгло шершавыми верёвками, и он только сейчас смог повернуть голову, глядя на копошащуюся рядом Марьяну.

— Знаешь, — язык еле повернулся, и слова забулькали в горле кашлем, — если хотела ролевых игр, могла просто попро…

— Заткнись. — Малиновая голова Марьяны нависла над ним, пальцы с силой сжали челюсть, заставляя открыть ее, и в рот Андрею тут же запихнули какую-то тряпку. — Ничто не должно мешать ритуалу. Одно неверное движение — и ты останешься заперт до конца времён между реальностями.

В ее руках что-то блеснуло — длинный инкрустированный разноцветными камнями кинжал, от которого исходил такой же ледяной ветер, как от ладони, коснувшейся груди Андрея. Марьяна закрыла глаза: невидимая сила тут же ударила Морозова в грудь, она вогнулась, а Андрей вскинул голову, жадно хватая ртом воздух. Рука Марьяны давила, вжимала в пол, а затем в одно мгновение исчезла. Дышать стало легче. Сердце забилось медленней, и Андрей устало уронил голову на землю.

Острый конец кинжала уперся ему в живот и, подцепив лёгкую ткань футболки, Марьяна взрезала ее. Разорванные тряпки обвисшими концами опали в стороны. Пальцы ведьмы зачерпнули что-то из чаши и прижались к коже Андрея, там, где и без того редкие светлые волоски, становились еще бледнее и совсем исчезали в аккуратном узелке пупка. Кончики пальцев Марьяны были мягкими, и ведьма, нараспев выговаривая непонятные слова, начала вырисовывать на животе Андрея спирали. Иногда она снова зачерпывала травы, продолжая рисовать — казалось, она пыталась повторить на нем узор, на котором он лежал: сначала спираль вырисовалась на его животе, затем, на секунду замерев в районе солнечного сплетения, пальцы двинулись выше — к одному из сосков, скрупулёзно обводя кожу вокруг него тёплой маслянистой субстанцией.

Марьяна действовала методично. Андрей даже немного приподнялся, чтобы рассмотреть получающийся на его груди узор. Кожу под линиями и спиралями жгло, но эта боль была приятна, и Андрей закрыл глаза, постепенно расслабляясь под уверенными движениями ведьмы.

Чтобы в следующую секунду ослепнуть от пронзившей его сознание боли. Лезвие кинжала плавно скользило по коже, оставляя после себя багровые полосы и невыносимое жжение. Андрей задёргался, пытаясь увернуться, когда Марьяна остановилась, вжав конец кинжала ему в солнечное сплетение. Кто-то снова схватил его, прижимая плечи к полу. Ведьма сильнее надавила на кинжал — тот легко вошёл в кожу, оставляя после себя ровные края раны. Когда же она провернула его внутри, Андрей смог только удивиться, как он еще не отключился.

— Это побочный эффект. Чтобы ты был в сознании, — мурлыкнула ему на ушко Марьяна, оставив на нем короткий поцелуй.

Кажется, она еще и мысли читать умела.

Еще раз провернув оружие в ране и удовлетворённой хмыкнув от сдавленного тряпкой во рту крика Андрея, Марьяна провела кинжалом дальше, вверх, снова выводя спирали на его коже. Каждое движение раскалёнными углями отзывалось в голове Андрея, каждый поворот лезвия — взрывался оранжевыми фейерверками, выжигался в памяти и оставлял свой багровый росчерк. Кожа расходилась под кинжалом, словно его подержали сначала в огне, а Андрей был куском свежего масла.