Второе сердце

Она безотчетно не любила то время суток, когда закончены привычные вечерние дела — что-то куплено на завтрак, посмотрен новый кинофильм, сделаны мелкие постирушки… — а спать ложиться еще рано, по телевизору в красном уголке ничего сто́ящего не показывают, читать не хочется, Катюхи, соседки по комнате, как обычно — нет дома. В эти часы в душе ее всплывала непонятная тревога, даже не тревога, а так — беспокойство смутное, словно блуждают под ребрами неведомые токи — скребутся, царапаются, боли, однако, не причиняя. Такими чаще всего вечерами ей вспоминалась родная деревня; вспоминалась по-разному — то одно, то другое, но с особой грустью — летние вечёрки в роще на берегу реки у разрушенной плотины, где после заката солнца разжигали они костер, танцевали до ночи то под гармонь, то под транзистор, забывая дневную усталость и что завтра ни свет ни заря снова выходить в поле. Девчата хором пели, парни прыгали через костер: сухим валежником поднимали повыше пламя, подначивали друг друга, потуже затягивали перед разбегом пояса… Натанцевавшись, напевшись, наигравшись, слушали рассказы горожан, приезжавших на каникулы или в отпуск, байки «своих» солдат и моряков срочной службы, за таинственные заслуги отпущенных домой на побывку. Соловьи заливались…

Намыливая под душем загорелые плечи и руки, она заметила синяк на груди… Ну и лапищи у этого Васьки Смирнова! Надо было еще пару раз врезать ему по кошачьей физиономии — совсем обнаглел, лапает где попало, без всякого зазрения совести! Думает, все девчата на стройке только и делают, что ждут не дождутся, когда он одарит их своим вниманием. Не на ту нарвался! В следующий раз — что попадет под руку, тем и садану! Вот смеху будет, если явится Василий Семенович на работу с синяком под глазом или шишкой на лбу! В темноте, мол, споткнулся, на стул налетел… Вспотеет оправдываться!

Часто по ночам Светлана летала во сне, а утром ей казалось, будто ростом она — чуть выше, чем была с вечера: раковина — ниже обычного, ниже приходится наклоняться, подставляя лицо под струю урчащей воды. Полет происходил всегда одинаково: она вылезала из кабины своего башенного крана на влажную от росы стрелу и, легко балансируя, босая шла по ней до самого края, видя весь город, освещенный утренним солнцем, всякий раз освещенный солнцем и никогда — в тумане. На конце стрелы, словно прыгунья в воду, раскидывала она руки и взлетала, и ей ничуть не было страшно разбиться, а только дух захватывало да сердце учащенно стучало оттого, что, пока летела, никак не могла решить, где приземлиться. Там, где хотелось, на заросшем вьюнками и настурциями балконе шестиэтажного дома, там ей было нельзя… И круг за кругом она парила над оживающим городом, пока не просыпалась.

Корпус общежития возводили на площадке, отведенной строительному тресту городскими властями, возводили для себя. Он был вторым по счету: первый, фасадом на центральную улицу, сдали к Ноябрьским праздникам в прошлом году, этот же планировалось закончить и заселить к концу будущего. В первом разместились административно-хозяйственные службы управления треста, конференц-зал, учебный центр, столовая. Наконец-то, освободив арендуемые в разных концах города подвалы и полуподвалы, собрали всех воедино в собственном здании. Этажи общежития наращивали сразу за ним, и рельсы Светланиного крана лежали между корпусами — построенным и строящимся.

В административном места для бытовок не нашлось, поэтому прорабская и раздевалки УНР, в котором работала Светлана, остались в сборно-щитовом бараке в глубине строительной площадки. Да так и привычней было…

Переодеться, переброситься парой слов с приятельницами — и можно подниматься в свое уютное, давно обжитое гнездо. Рубильники — в рабочее положение… первый поворот стрелы… первый поднятый груз… Пошло-поехало!

Девчат на стройке пока мало — одни мужики; девчатам пора не пришла. Не то будет, когда начнутся чистовые работы внутри помещений! Правда, к тому времени дела для крана поубавится, и однажды, как всегда неожиданно, примутся его демонтировать, перевозить на новый участок. С каждым прежним местом Светлана расставалась нехотно: только-только, казалось, освоилась, приноровилась и — будьте нате!.. Кошка, говорят, привыкает к дому, собака — к людям, а человек? Человек — ко всему сразу.

В столовой они всякий раз садились за один и тот же столик у окна — Светлана и три ее подруги, штукатуры: Катя, Вера и Тамара. Из отделочников на стройке сейчас трудились только они — заделывали стыки между панелями, по мере надобности выполняли разные подсобные работы.

Чтобы долго не стоять в очереди, взяли по комплексному обеду… Светлана не торопилась допивать компот. Она сидела лицом к входу в зал, то и дело поглядывая на стеклянную дверь: сейчас должны были прийти работники управления и среди них — главный инженер, Григорий Иванович… Она понимала всю безысходность своего увлечения. Женат. Двое детей — оба мальчики — восьми и десяти лет. Жена — симпатичная; Светлана видела ее однажды, на новогоднем вечере. Ей, верно, не понравилось, что та курила, а к концу была излишне навеселе, танцевала со всеми подряд и громко смеялась.

Он вошел торопливо и встал в конце очереди, тянущейся к буфету. Опять закажет двойной кофе, возьмет какую-нибудь булочку, салат завалящий. Не обед, а легкий перекусон. Видно, наверстывает дома — дома вкуснее.

— Ну что, девчата, поплыли? — поднялась Вера.

Они потянулись друг за другом к выходу.

— Добрый день, Григорий Иванович!

— Добрый день, девушки!

Вот и все на сегодня. Может быть, удастся увидеть его мельком в конце рабочего дня, а может — и не удастся. Небольшие, но — радости, ожидание чего-то впереди.

Раз в месяц, в день получки, она шла на почту. Себе оставляла только-только на житье, остальное отсылала матери. Мама писала, что у избы совсем сгнили два нижних венца и крыша протекает — со смерти отца, шесть лет уже, дранку не меняли, а сейчас есть возможность сделать ремонт: в колхозе работает студенческий отряд, строит свинарник, она уже договорилась с ребятами, и цена божеская.

Заполняя бланк перевода, Светлана мгновение помедлила, прежде чем написать сумму… Она никогда не пользовалась косметикой: подружки прямо с ума сходили по заграничной помаде, туши, теням, а ее это не заботило. Совсем немного помедлила и, мотнув головой, вывела обычную цифру. Нет уж, лучше быть такой, какая есть, без всяких искусственных прикрас — катись они в тартарары! Не слепой и так разглядит что следует.

Уходя с работы, она условилась встретиться с подругами в давно ими облюбованном и освоенном кафе, в шесть часов. Было без двадцати. Не торопясь, шла она по улице, останавливалась у витрин магазинов; прочла в газете, где какой идет фильм. Все видано-перевидано! Нет, вот этот, из старых, не смотрела. И кинотеатр рядом как раз…

К прозрачной коробке кафе она подошла ровно в шесть, поднялась на второй этаж, сразу нашла глазами приятельниц, успевших занять столик. И здесь у них был «свой». Посидеть в тесноватом зале с получки и аванса стало уже традицией: бутылка шампанского — на всех, по двести граммов мороженого ассорти с сиропом, по два пирожных, по чашечке кофе. Потом наступало время для личных дел. Дела эти были известны всем четверым, а водились только у троих: за Светланой таковых не значилось. Григорий Иванович в счет не шел.

— Не пойму, Светка, на что ты надеешься? — Тамара ковырялась ложечкой в мороженом. — Мертвое дело с твоим…

— Помолчи. Ни на что я не надеюсь.

— Сколько же так можно?! Все одна да одна. Жизнь-то, как говорится, проходит!

— «Жизнь проходит»! — передразнила Светлана. — Ты, Томочка, шпаришь словно из книжки какой!

— Слушай, Света! — Вера прикончила первый эклер и допила шампанское. — Я-то тебя давно уже не агитировала… Но почему, действительно, не поразвлечься? Убудет, что ли, от твоих чувств к Гришане нашему? Сегодня мы с Петром на такую вечеринку идем! Парней будет — навалом! Айда?

— Да не хочется мне, не хо-чет-ся! Когда надумаю, я сама попрошу: возьмите с собой! Честное слово! Надумаю — сразу же и скажу, и только вам. Я ведь всех вас очень люблю, девочки!

— Надумаешь ты, пожалуй! С твоими-то понятиями! — Катюха отхлебнула кофе.

— Ты ведь у нас жутко симпатичная, Светка! Смотри, как тот парень, вон — за столиком в углу, глаз на тебя положил! Я ему подмигиваю, а он нижнюю губу выпятил и в твою сторону кивает. Да погляди ты на него, погляди!

— Брось, Тома…

— Девочки, девочки! Начальничек наш, кот наш Васенька! — Вера прищурилась и подперла ладонью щеку. — С прорабом. Хороши! Видать, на работе дернули, а сюда добавить забрели.

От стойки буфета не очень уверенно отходил с бутылкой сухого вина начальник их стройучастка Василий Семенович Смирнов, за ним, с двумя бутербродами на ладонях, следовал прораб Коля Стенькин. Высматривая, где бы пристроиться, Смирнов увидел знакомые лица и, распахнувшись словно для объятья (в одной руке — бутылка, в другой — стаканы), ринулся в их сторону.

— Красавицы мои! Ненаглядные! Что зрит Василий Семенович, очам своим не веря? Шампань потребляете?! Шикуете?! Срежем, Коля, им в следующем месяце заработки!

— Обязательно и непременно!

— А вы, Василий Семенович, видно, тоже шиканули. — Вера отодвинула пустую чашку.

— Мы — после работы. После работы всем — не вам одним — разрешается. И к тому же завтра — что? Завтра — суббота, законный выходной.

— Василий Семенович! Может, сейчас и не ко времени, но… помните, что я вам…

— В понедельник все будет сделано, Светочка, не сомневайся! Для тебя, наша святая…

— Ладно, девочки! Допивайте свои кофея и — на воздух! — Вера встала. — А вы, Василий Семенович, устраивайтесь на нашем месте.

— Куда же вы, птахи мои? Есть дельное предложение — повторить… в смысле шампанского. Я мигом соображу!

— Спасибо, товарищ начальник, спасибо! Дела у нас. Счастливо оставаться и — добраться до дому, без приключений.

— Коля! Они не слушаются и грубят! Зарплату — упорядочим… железной рукой!

— Непременно и обязательно!

Кинофильм Светлану огорчил — не один десяток похожих смотрела. Затронуло лишь то, что судьба героини оказалась очень похожей на ее судьбу — своей незатейливостью, обыкновенностью: учеба в сельской школе, вступление в пионеры, в комсомол, отъезд в город, работа на стройке… Правда, дальше героиня становится большим человеком — мэром города, разные волнения и неурядицы семейной жизни переживает. Но это уже — когда она намного старше Светланы.

Городским головой мне не бывать конечно, а что до любви и семейной жизни — и у меня будет! И быть должно по-хорошему, только по-хорошему! Кто меня полюбит, тот никогда не разлюбит и никогда не бросит — ни ради кого другого! Потому что я тоже — полюблю, так не разлюблю и не брошу!.. А что, если никто не полюбит? Григорий Иванович-то вот…

Троллейбус, идущий до общежития, останавливался на той стороне, но Светлана не стала переходить мостовую, а зашагала к площади. Ничего для себя не решая, но внутренне уже зная, куда поедет, дошла до станции метро, вошла внутрь…